В протестном движении, охватившем США и Европу, есть два не связанных между собою пласта.
Верхний достаточно примитивен и неинтересен. Очевидно, что социальное напряжение нарастает, кризис и сам по себе здесь ощущается (сегодня в Англии опубликовали цифры инфляции 5,2 % в месяц - самый высокий результат за более чем 20 лет), но его ожидание вообще сводит людей с ума. Понятно, что это приводит к нарастанию энтропии, плюс Интернет, подвижность, свойственная новому поколению, всеобщая нелюбовь к финансистам (отчасти заслуженная). Все это выливается в стихийные протесты, в целом напоминающие праздничные пикники. Описание этого уместно, скорее, в колонке репортера.
Но есть и другой пласт. Это что-то неуловимое, что носится в воздухе, что мозг отталкивает от себя, пытаясь не впускать в зону анализа. Мир задвигался, и эти ерундовые вакханалии, которые сами по себе ни о чем серьезном не говорят, которые мало чем отличаются от вакханалий прошлых десятилетий (ведь были разного рода бунты и протесты, были и битые витрины и марши), на самом деле, скорее всего, являются предвестниками вещей очень и очень серьезных. Эти бунты, как мурашки по коже, пробегают, на самом деле, от страха. А страх - неосознанный пока, инстинктивный - присутствует повсюду.
В основе этого страха лежит уже произошедшее на подсознательном уровне принятие двух простых истин:
- мир никогда не будет таким, как прежде;
- возникшие как итог более чем полувекового послевоенного развития противоречия на самом деле неразрешимы.
Противоречия современного мира могут быть уничтожены только вместе с этим миром.
Последнее все начинают, если не понимать, то чувствовать, и это рождает неопределенность, которая имеет два измерения:
- непонятно вообще, каким будет новый мир;
- непонятно, насколько болезненно будет происходить уничтожение старого мира, не будет ли это последний транзит в истории человечества.
Потому что мир – это все мы, его нельзя уничтожить, не задев каждого в отдельности.
В этом смысле Европа и Америка мало чем отличаются от России, с моей точки зрения.
Я всегда исходил из того, что кризисы в России всегда были отражением мирового кризиса. Исторически мы, как правило, бежали впереди цунами. И это в принципе объяснимо. Как говорила мой врач – при стрессе звенит всегда самое слабое место. Россия - слабое место христианской цивилизации, она и звенит в первую очередь.
При всей нашей уникальности (нам-то кажется, что мы сидим в самой глубокой яме), наш кризис - лишь проявление всеобщего кризиса. Я вижу первопричину этого всеобщего кризиса в кризисе христианской нравственности (потому что она лежит в основе того миропорядка, который был сформирован под влиянием западной цивилизации).
Современный мир умирает ото лжи. Никто не говорит правду, все прячутся за фасад политкорректности, уходят от обсуждения проблем. Отсутствие внятных решений маскируется демонстративным игнорированием опасности. Мы же в России, как и положено «буревестникам», погрязли в этой лжи глубже, чем все остальные, нас, можно сказать, накрыло с головой. Но плаваем мы вместе со всеми в одном бассейне…
Чувство неуверенности увеличивается от того, что все видят - приближается что-то ужасное, но при этом никто всерьез ничего не делает, ни к чему не готовится, не называет вещи своими именами. Все понимают, и верхи и низы, что «халява» кончилась, что несколько будущих поколений будут жить гораздо хуже, чем несколько предыдущих, что другого выхода нет. Но все молчат и врут, ханжески уверяют, что какие-то выходы есть. Для верхов - в продолжении политики заимствований у будущего (это ложь), для низов – в попытке отобрать у якобы незаслуженно богатых прошлое (это такая же ложь).
Никто в мире не решается действовать, все выживают и выжидают. Разве это сильно отличается от того, что происходит сегодня в России, по сути? По форме - да, по циничности и наглости - да. Тут мы впереди планеты всей. Но по сути - нет. И в Европе ложь и страх, и в России ложь и страх.
Вот от этой лжи и от этого страха, в конечном счете, по телу мировой экономики и политики идут конвульсии. Никакого глубокого смысла, никакого настоящего драйва в этих (как и в любых других) конвульсиях нет. Это судорожные реакции на подавленность и политическую абулию. Это явление интересно как индикатор общего психического и политического нездоровья. Мировой политический барометр показывает, что надвигается буря, и чайки отчаянно галдят, делая круги над кораблем.
