“Шахид – словарное значение - павший за веру, мученик, свидетель. В терминологии Шариата термином “шахид” обозначают павшего в справедливой войне…”.
“Мученичество за веру так или иначе характерно для всех монотеистических религий. В первую очередь, это соотносится с жертвенностью Исмаила, сына Ибрагима (Авраама), мир им обоим. В христианской и иудейской передаче Авраам по велению Бога был готов принести в жертву другого своего сына Исаака…”
“…павший при освобождении заложников от рук тех, кто может называть себя “шахидом”, сам по воле Аллаха становится шахидом.”
“…шахидом по определению может считаться только мертвый”.
Можно познакомиться с набором других нормативных значений термина “шахид” и контекстом его употребления и убедиться, что понимание существа вопроса будет слабеть по мере изучения текстов. И вообще, можно ли рационально понять и квалифицировать террористическую войну в Израиле, теракты в Москве и на юге России, 11 сентября, последние события в Лондоне, в Египте?
Поговорить со смертником нельзя, поэтому споры вокруг проблемы не могут учесть его личных ценностей (что “больше жизни”) и намерений. Неизвестно даже, есть ли там сама личность, в том смысле как можно говорить о личности ранних христианских мучеников, жизненная ситуация и самоопределение которых зафиксированы в текстах. Вряд ли когда-либо удастся прочесть подобные записки шахида-террориста или включенного наблюдателя, проникшего в школу шахидов, не появится и художественное описание наподобие “Бесов” Достоевского.
И это, по-видимому, не случайно - по-видимому, наше непонимание, как и возможное непонимание смертников, входят в планы строителей машины террора. Или, как писал Станислав Лем в “Солярисе”, человечество столкнулось с явлением, которое не просто не может понять, но и не знает, как это можно сделать. Есть подозрение, что это соответствует замыслу организаторов: они не хотят, чтобы их поняли… по крайней мере, европейцы. Они уверены, что у нас нет рациональных средств для этого и что, не понимая, мы не можем адекватно реагировать.
И действительно, можно ли считать адекватными реакции на терроризм и превентивные меры США, России, Израиля и европейской цивилизации в целом? В какой-то момент никто не застрахован от открытия, что политики и в этой ситуации делают то, что умеют, то есть пользуются поводом для достижения своих собственных целей.
Ток что же получается, организаторы “джихада” и учителя смертников провоцируют нас и наших политиков, заранее зная, как мы будем реагировать? Направляя самолеты на небоскребы и смертников в “Норд-Ост”, они знали, что катастрофа будет превращена в шоу и массовую продажу страха. Знали и включали это в сценарии.
А тут уже недалеко до сговора – если цивилизация реагирует как машина, то ее ключевые субъекты соблазняются теневой сделкой с провокаторами, о чем, кстати, и предупреждал Достоевский. Нерефлексивный борец с террором неизбежно начинает нуждаться в терроре, а в современной цивилизации достаточно способов зарабатывать на продаже оружия, из которого будут в тебя же и стрелять. Так будет и дальше, если действующие субъекты не выработают более мощных (рефлексивных) средств выигрыша или хотя бы понимания, что же происходит на самом деле.
Поэтому-то и разговоры о неком “конфликте цивилизаций” - только бессмысленная присказка, чтобы хоть как-то назвать непонятное явление, чтобы больше не беспокоиться. Христианство и ислам принадлежат одной цивилизации, что бы там ни думал Хантингтон. Рассуждая иначе, проблему не поставишь и понимать не начнешь. Вот Китай, к примеру, точно другая цивилизация, поскольку в сделке не участвует и находится вне проблемной для нас ситуации и вне намерений понимать внутренние конфликты каких-то там “варваров”.
Скорее всего, у организаторов терактов тоже нет понимания, нет и стремления понять, что же они сами-то делают, их действия субъективно не имеют целей цивилизационного прогресса, развития, они “контрцивилизационны” в том смысле, что отличительной чертой европейской цивилизации всегда было стремление к рациональному самоописанию. Цена же вопроса о рациональном описании, понимании, идентификации участников конфликта и их целей – это, грубо говоря, цена выигрыша.
Посмотрим, что может быть предметом сделки, то есть такой формы организации конфликта, в которой еще возможна чья-то пусть эгоистическая, но все-таки постановка целей, а не просто бессмысленная бойня? Обычно, и это естественно, подобные сделки анализируют в теории геополитики. Судя по мэйнстриму политкомментариев вокруг терактов и ответных действий стран антитеррористической коалиции, эта тенденция сохраняется. Обсуждают геополитические цели вторжения США в Ирак, отношения США и Европы, политику России на Северном Кавказе и пр.
Но геополитика бессильна ответить на вопрос, прогнозировали ли организаторы терактов падение режимов Афганистана, Ирака. А ведь это с точки зрения геополитики проигрыш. Преследовали ли организаторы геополитические цели? Считают ли они себя проигравшими? Неизвестно, поскольку они молчат либо занимаются идеологическим обеспечением провокаций, на которые клюют “выигравшие” в геополитической игре и, кстати, в войнах.
Лоббируемые в сделках интересы нельзя более считать интересами освоения геополитического пространства. Уже мировые войны ХХ века показали, что в конце концов выигрывают не те, кто участвует в силовых геополитических переделах, а те, кто надстраивается над ними.
Послевоенная поддержка в СССР и США лояльных им государств функционально имела компромиссную политэкономическую цель - приоритетного развития ВПК. Именно она привела к неожиданным последствиям – к терроризму как мировой технологии, воспроизводящей все элементы любой технологии: поставки, производство и массовое потребление, сообразное региональным стандартам потребления и образа жизни (отсюда некоторые региональные различия террористического почерка).
Все это - в современном сетевом (в масштабах мира) и модульном исполнении: нет денег - получат их на наркотиках (производители которых могут претендовать даже на участие в госуправлении) или на заложниках; нет оружия - наладят малый и средний бизнес на кустарном ремонте разбитой в Афганистане техники; нет исполнителей, согласных рисковать жизнью, - организуют массовое производство и воспроизводство смертников.
Некий дизайнер довел идею до технологической завершенности: продукция утилизируется без всякого маркетинга, поскольку оружием становится сам смертник (технологическая аналогия: в начале ХХ века у Форда рабочие конвейеров, выпускавших автомобили, стали потребителями собственной продукции, т.е. “совместились” с ней, включив в свой образ жизни). К началу нового века для начала новой эпохи осталось сделать “мелочь” - взорвать что-нибудь соизмеримо с эффективностью оружия массового поражения, и после этого империя террора стала по масштабу равной США.
Итак, противостояние сверхдержав было восстановлено: раньше СССР и США являлись конфликтной парой в изобретении и технологизации вооружений, теперь же на место СССР претендует террористическая сеть со своей технологией.
