Зачем было решено устроить войну на Украине – это вопрос, ответ на который вряд ли когда-либо станет очевидным. Многолетняя демонстративная борьба за восстановление отношений с Западом была вдруг прервана войной, репутационные потери от которой в перспективе уравновесят любые возможные территориальные приобретения. Почему же человек, проведший в большой политике полтора десятилетия и до этого бывший вполне договороспособным в отношениях с Западом, решился вдруг выйти за рамки, которых лидеры Европы придерживались без малого 70 лет? Ответ на этот вопрос можно поискать в прошлом Европы.
В свое время историки и политологи долго ломали голову над тем, что заставило правительства Европы развязать первую мировую войну с такой противоестественной быстротой. Ведь в эту войну были стремительно втянуты все крупнейшие державы континента. Один из самых оригинальных и закрепившихся в науке ответов был дан Стефеном ван Эвером. Он предположил, что краеугольным камнем для объяснения произошедшего является «культ нападения» (cult of the offensive), распространенный в Европе в 1914 году.
В соответствии с предложенной Стефеном ван Эвером концепцией, военно-политические «штабы» во всех странах, которые могли быть потенциально вовлечены в конфликт, считали, что наилучшим способом минимизации потерь и достижения победы при наличии современных им средств ведения войны является нападение. Что бы ни было потом, но лучше атаковать, чем защищаться.
Это была ошибка, которую обнаружили очень быстро: война оказалась оборонительной – «окопной» и кровопролитной. Но на момент ее начала об этом никто не знал, правительства больше всего боялись оказаться в положении обороняющихся и поэтому стремились нападать при любой возможности. В результате сработал эффект домино, когда государства одно за другим «падали в войну».
Надо сказать, что убежденность в преимуществе атаки над обороной в “измененных условиях ведения боевых действий” является парадигмой, регулярно овладевающей умами мировых лидеров. Уникальность «Августа 14-го» была лишь в том, что впервые эта идея завладела сразу всеми...
А вот спустя два десятилетия едва ли не единственными приверженцами этой концепции на континенте оказались немцы – все остальные предпочитали максимально оттянуть вступление в войну и, прежде всего, уповали на защищенные оборонительные линии (которые, впрочем, совершенно не помогли). Ошибочность расчетов немецкого руководства достаточно скоро стала очевидной – и, казалось, что разгром Германии в войне навсегда положил конец «культу нападения».
Однако и после этого идея не умерла. Одним из самых ярких примеров действия культа нападения служит советская военная кампания в Афганистане. В момент, когда напряжение в противостоянии с Западом достигло очередного пика, а Афганистан грозил стать эффективной платформой для военного давления со стороны США, советское руководство предпочло укреплению обороны овладение потенциальным плацдармом противника.
По сути своей, вся афганская война была попыткой СССР поменяться ролями с оппонентом, и вместо того, чтобы самим начать разрабатывать стратегию сдерживания, заставить США «отыгрываться». На этот раз «наступательное мышление» привело тоже лишь к серьезным жертвам и, в конечном счете, к поражению в «холодной войне» – то есть не только в отдельно взятом конфликте, но и в противостоянии с Западом в целом.
Однако в истории, как и в жизни, не принято учиться на чужих ошибках. Поэтому следующей жертвой «культа нападения» стали американцы и их европейские союзники. Это особенно хорошо видно на примерах военных операций в Ираке и в том же Афганистане. Теракты 11 сентября 2001 года поставили США перед сложнейшим выбором. Могучая сверхдержава, чуть ли не единолично устанавливавшая в тот момент основы мирового порядка, внезапно почувствовала себя окруженной многочисленными смертоносными и невидимыми врагами. Нанесение превентивного удара, и чем быстрее, тем лучше, показалось западному альянсу более предпочтительной стратегией, чем усиление борьбы с потенциальным противником на своей территории.
Урок, преподнесённый этими войнами, оказался, как и можно было ожидать, отрицательным. Вместо того, чтобы снять имевшееся напряжение, американцы добились только его дальнейшей эскалации. Удержание стабильности на завоеванной территории оказалось гораздо более сложной задачей, чем обустройство качественной обороны «дома».
Более того, дальнейшее «нападение» оказалось неприемлемым с внутриполитической точки зрения. Большие потери, спорная легитимация войны, неочевидность результатов, - и к 2005 году (четыре года после начала войны в Афганистан и два года — после начала в Ираке) общественная поддержка войны и тех, кто ее начал, оказалась на таком недопустимо низком уровне, что это принудило Запад к изменению подходов.
Спустя почти десять лет после начала кампаний в Афганистане и Ираке администрация Обамы в борьбе с Ираном и сирийским правительством предпочитает действовать дистанционно, проводя спецоперации, манипулируя санкциями, увещеваниями и ограниченной финансовой поддержкой оппозиции – слишком уж неудачным оказался опыт войн, затеянных предыдущей администрацией. Похожая ситуация сложилась и у европейских партнеров США по НАТО.
Похоже, что только Россия на сегодняшний день не извлекла необходимых уроков из своего недавнего прошлого. То ли в силу свойств характера национального лидера, то ли из-за короткой исторической памяти у населения, но советское вторжение в Афганистан, видимо, больше не является той болезненной раной, которая может заставить элиты задуматься об опасностях “введения ограниченного контингента войск” куда бы то ни было.
С чеченской кампанией все еще сложнее – видимость победы (вряд ли сложившуюся сейчас обстановку на Северном Кавказе можно назвать полноценной победой) заслонила понимание того, какую непропорционально высокую цену Россия заплатила за нее. Народ уже давно был готов к превентивной войне — это было видно хотя бы по уровню поддержки разговоров о восстановлении российских военных баз в Латинской Америке.
Готовность народа принять такую войну развязала руки руководству страны. В течение нескольких лет оно присматривалось к ряду региональных конфликтов как к потенциальной точке перехода в наступление. Полагаю, одной из таких изучавшихся точек была Сирия. Тем не менее, решиться на такую акцию по внутриполитическим мотивам было непросто. Однако ситуация на Украине оказалась тем «раздражителем», который помог побороть все сомнения: угроза «европеизации» Украины для российских военных означала только одно – потенциальное вступление страны в НАТО, а, значит, и возрастающую угрозу обороне страны. Как мы видим, идея была вполне традиционной: напасть первыми, предотвратив тем самым (по их мнению) наиболее негативный военный сценарий.
Чтобы принять окончательное решение, Кремлю было необходимо понять, каким окажется ответ Запада. И Кремль все правильно просчитал – Запад как раз хорошо помнит опасности культа нападения и предпочитает обороняться, любой ценой уклоняясь от горячей формы конфликта. Российские войска могут безнаказанно оккупировать Украину (целиком), Казахстан, Белоруссию... — и только когда война сама придет на территорию стран НАТО (если, не дай Бог, это случится), России будет дан военный ответ. Путин выиграл раунд легко и непринужденно.
Есть только одна проблема: за годы, прошедшие на Западе под эгидой отказа от “культа нападения” (исключая “разовые вспышки”), был отточен механизм долгосрочного сдерживания и уничтожения на расстоянии, малой кровью. Он применялся уже не раз – и в отношении СССР, и в отношении других стран, например, ЮАР.
Такой механизм дорого обходится обеим сторонам, так что его применение без существенного повода грозит потерей поддержки у собственного электората. Чтобы запустить процесс, необходимо было, чтобы общественное мнение стран Запада ощущало готовность пожертвовать некоторой частью своего благосостояния ради сдерживания противника. Смерть Магнитского, арест Пусси Райот, разгон митингов – это плохо и неприятно, но слишком мелко для обывателя. Война, развязанная Россией, - это совсем друге дело.
И вот теперь долго и неповоротливо запускается машина, одолеть которую у России шансов нет. Конечно, можно отрицать очевидное, играть на противоречиях, подкупать экономически более слабых и зависящих от России членов ЕС, – но надо понимать, что за глянцевым фасадом молодых лидеров западных стран (многие из которых до сих пор находятся в замешательстве от происходящего на Востоке Украины) стоят институты, отстроенные еще в эпоху колониальных войн. И вести циничные и грязные «необъявленные» войны они умеют гораздо лучше российского лидера, как бы он ни был уверен в обратном.
Сообщения о войне на Украине недаром заполнили собой все медиапространство в России — это звонит колокол. И ты знаешь, по ком он звонит.