«Спрашивать, кто победил в такой-то войне – это всё равно что спрашивать, кто победил в землетрясении в Сан-Франциско», – писал Кеннет Уолтц в своей классической работе «Человек, государство и война» («Man, the State and War»). Войны двадцатого века были настолько ужасны и разрушительны, что мы теперь понимаем: в войне не бывает побед, а бывают только разные градации поражения. Это правило. Но как и в любых других правилах, здесь есть исключения. В этом случае исключения – малые войны. Малые войны приносят мало жертв среди мирного населения и вызывают сильные эмоции. В результате складывается иллюзия победы. Русско-грузинская война в августе 2008 г. была как раз такой малой войной. Она продолжалась всего пять дней, но ей удалось поколебать уверенность европейцев в том, что война на старом континенте – дело прошлое. Она не только перечертила государственные границы на Кавказе, но и изменила термины, в которых ведется дискуссия о европейской безопасности.
Рональд Асмус в своей новой книге пишет: «Соглашения о безопасности в Европе XX в. не срабатывали, в частности, потому, что, когда возникала конфликтная ситуация – а в них часто бывали замешаны далекие страны со сложными названиями и малоизвестной географией, – крупные державы предпочитали не вмешиваться и не насаждать правила: либо проблему считали слишком трудной, а страну недостаточно важной, либо одна из вовлеченных в конфликт сторон представлялась слишком сильной, и тогда с ней приходилось считаться». Именно это происходило в Европе в августе 2008 г. Оказалось, что сегодня, вместо европейской системы безопасности есть некая смесь из институтов холодной войны (подправленных пластическими операциями) и либеральных (не всеобщих) норм, которые не сработали как раз в тот момент, когда они больше всего были нужны.
Почему и каким образом европейская система безопасности, образовавшаяся после холодной войны, рухнула летом 2008 г.? Этому вопросу и посвящена новаторская книга Рона Асмуса «Маленькая война, которая потрясла мир» (“A Little War that Shook the World”). Книга представляет собой тщательный, хорошо изложенный, полемический и прекрасно аргументированный анализ событий и решений, которые привели к российско-грузинской войне, а также разбирается исход этой войны. Автор взял интервью почти у всех ключевых политиков, принимавших участие в создании сценария августовской драмы, и его книга станет важнейшим источником для каждого, кто захочет что-то написать по этому вопросу. Российские голоса в книге не представлены, и многих профессиональных историков это огорчит. В действительности, этот недостаток менее значителен, чем может показаться на первый взгляд, потому что тема книга Асмуса – это не история пятидневной войны, а анализ западного стратегического мышления в начале XXI века. Эта книга напоминает аудиторский отчет: захватывающее сочетание деталей, которые могут быть известны только изнутри, и критические суждения, высказать которые решился бы только сторонний наблюдатель. Это очень отличается от обычного набора туманных банальностей, которые недалеко ушли от отчетов Торговой палаты и которые сегодня продаются по видом стратегической аналитики.
На протяжении не менее 200 страниц Асмус подробно доказывает, что Грузия не провоцировала эту войну, а попалась в нее как в ловушку (читатели вольны не соглашаться). Неопределенность статуса Абхазии и Южной Осетии была лишь искусственным поводом для конфликта. Настоящей причиной было решение России воспрепятствовать присоединению Грузии к демократическому Западу. С точки зрения Асмуса, к войне привели не какие-то местные этнические конфликты, а расхождения между политическими моделями, которые были приняты в России при Путине и в Грузии при Саакашвили. В сущности, российско-грузинская война была протестом Кремля против системы безопасности, которая сложилась в Европе после холодной войны: в Москве считают, что эта система несправедлива и действует в ущерб ее интересам. «Тбилиси стал мальчиком для битья, на котором Россия выместила свою ненависть к США и НАТО». Асмус не придерживается политкорректных интерпретаций: он утверждает, что когда Запад выступал за независимость Косово, он не задумывался о вероятности конфликта в Грузии; Бухарестский саммит НАТО (на котором Украине и Грузии пообещали членство, но отказались давать им План действий по членству) тоже создал пагубно двусмысленную ситуацию. Всё это практически предопределило время начала войны.
Вывод: если бы альянс твёрдо и единодушно поддерживал Грузию и Украину, «Москва, вероятно, отступила бы». Но Североатлантический альянс сделал наихудший выбор из возможных: он давал пустые обещания, причем разрыв между его политической риторикой и фактическими действиями только расширялся; из-за этого положение его союзников в регионе становилось всё более рискованным. Грузии не повезло: она попыталась сблизиться с Западом как раз тогда, когда у Запада не было единой позиции. Стратегическое замечание: если НАТО отступит под натиском России и прекратит экспансию на постсоветском пространстве, Запад тем самым вознаградит Россию за агрессивные действия и вернет в Европу политику сфер влияния.
Почитателей Асмуса не должна удивлять такая позиция. В книге отражен опыт и образ мыслей восточноевропейского поколения в американской внешней политике. Это поколение возникло на исходе холодной войны. Падение Берлинской стены послужило им боевым крещением, их вдохновляли идеи диссидентов, и они так и не разуверились в том, что демократия по своей природе ведет к преобразованиям. Политическим манифестом этого поколения стала статья Строуба Тэлботта «Демократия и национальные интересы: идеалистическая политика в качестве реальной политики» (“Democracy and National Interest. Idealpolitik as a Realpolitik”), опубликованная в журнале Foreign Affairs (1996 г.). Они действовали по принципу «совершай немыслимое». В администрации Клинтона Рон Асмус был в числе тех, кто настаивал на двойном расширении НАТО и ЕС и усматривал в этом путь к преобразованию и объединению Европы.
Невозможно не восхищаться единодушием и устремлениями этого поколения, строгостью его ценностей и его достижениями на протяжении двух десятилетий; но следует ли нам доверять его стратегическим инстинктам? Мы все находимся в плену у сформировавшего нас опыта, и восточноевропейское поколение в американской внешней политике в этом смысле – не исключение. Это поколение сформировалось в контексте завершающейся холодной войны, военных проблем на Балканах; на него повлияли успехи политики расширения. Это поколение вступило в силу в тот момент, когда Америка находилась на вершине власти, и ее лидерство воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Интуиция подсказывает Рону Асмусу, что опыт 1990-х гг. следует считать универсальным: то, что было действенным в те времена, когда Прибалтика вступила в НАТО, должно подействовать и в случае с Грузией и Украиной. Но насколько это реалистично? Разумно ли считать, что путинская Россия будет вести себя так же, как ельцинская Россия, или что Германия при Меркель – это то же самое, что Германия Коля?
При чтении книги Асмуса особенно поражает то, насколько неверно стратеги НАТО представляли себе намерения своих союзников и оппонентов до войны. Запад был уверен, что Москва выступит за независимость Косово в Совете безопасности ООН. Рассчитывали на то, что Кремль продаст свою поддержку ради других, более актуальных для него, политических благ. Расчет оказался неверным. Для россиян Косово не имело большого геополитического значения, но для Кремля это был важный символический вопрос, поэтому Москва заблокировала в Совете безопасности ООН решение о независимости Косово. Западные стратеги были убеждены в том, что Россия не заинтересована в конфликте на Кавказе и что Кремль никогда не признает независимость Южной Осетии и Абхазии, потому что это стало бы прецедентом и раззадорило бы чеченцев, которые стремятся к независимости. Этот ход мысли тоже оказался неправильным. Кремль рисковал, признавая независимость Абхазии и Южной Осетии, но российское руководство было готово пойти на любой риск, только бы не сложилось впечатление, что оно слабо и с ним не нужно считаться.
Поражает и то, насколько неправильно западные стратеги воспринимали своих союзников в этом регионе. Политическую динамику на постсоветском пространстве нельзя сводить к конфликту между демократией и авторитаризмом, между прозападными и пророссийскими силами. Политические процессы в этом регионе гораздо сложнее. В первые десятилетия переходного периода главной целью на постсоветском пространстве было строительство государства, а не демократии. Элиты в постсоветских республиках задействуют все возможные ресурсы и совершают немыслимые геополитические зигзаги, ради того чтобы выжить и укрепить свои хрупкие государства. Они освоили политическую манеру Тито и стараются использовать разногласия между Востоком и Западом, чтобы упрочить свою государственность. В этом смысле авторитарный Лукашенко мало чем отличается от демократической Юлии Тимошенко. Поэтому неудивительно, что Саакашвили, прежде всего, заботился о том, чтобы его правительство сохранило территориальное единство Грузии; он очень избирательно прислушивался к советам Запада и применял далеко не все демократические методы, оправдавшие себя в Европе.
Таким образом, Рон Асмус в российско-грузинской войне справедливо усматривает поворотный момент в европейской политике безопасности. Но он, скорее всего, ошибается, когда говорит, что «держаться курса» 1990-х гг. – это единственный разумный ответ российскому ревизионизму. Я думаю, принцип «держаться курса» здесь не поможет. Расширение, которое было удивительно действенным в Центральной Европе в последнее десятилетие, больше не вызывает доверия у европейской общественности; европейские лидеры утратили свою самоуверенность; в то же время в западных столицах растет разочарование в постсоветских элитах.
Разумно полагать, что Североатлантический альянс совершил стратегическую ошибку и ввязался в отношения символической политики с Москвой. В результате мы позволили России определить повестку дня и сократить наши возможности. Из желания доказать, что Москва никогда не наложит вето на наши решения, мы дали России право определять, в каких терминах ведутся наши политические дискуссии. Россия категорически не хотела, чтобы Украина и Грузия вступали в НАТО; Буш очень хотел, чтобы в связи с его правлением вспоминали не только об Ираке. Из-за этого лидеры НАТО в Бухаресте были вынуждены предложить Украине и Грузии членство в альянсе. Это произошло в тот момент, когда в Украине для такого шага еще не было консенсуса среди общественности и элит, а Североатлантический альянс не был готов к тому, чтобы поддержать Грузию в случае нападения России. Возможно, Рон Асмус с этим не согласится, но чтение его книги, только укрепило во мне убежденность в том, что перевод отношений в постсоветском пространстве на язык безопасности выгоден, прежде всего, России. Сегодняшняя Европа значительно отличается от Европы во времена холодной войны: нынешнему Западу в долгосрочной перспективе выгодна «финляндизация» постсоветского пространства. Не нужно бояться, что Грузия и Украина превратятся в Финляндию, но только при условии, что это будет современная Финляндия, а не Финляндия 1970-х гг.
Иван Крастев – председатель Центра либеральных стратегий в Софии (Болгария). Был вице-директором международной комиссии по Балканам, возглавляемой Джулиано Амато.