Индо-пакистанский фронт в Центральной Европе проходит около огромного устрашающего серого здания в самом начале улицы Политицких вьезню (то есть, в переводе с чешского, "Политических узников"), в котором в годы войны располагалось гестапо. Перестрелок здесь, в самом центре Праги, не слышно – противоборствующие стороны используют в качестве оружия совсем иные изобретения человеческого разума, нежели в Кашмире или на индийских железных дорогах. Там, на Индостане, можно запросто поджечь "Экспресс дружбы" (а как еще может называться поезд, курсирующий между Индией и Пакистаном?) и убить пятьдесят-шестьдесят человек только для того, чтобы напомнить – идет война.
Пусть власти ведут невнятные переговоры, пусть остальные "Экспрессы дружбы" до поры возят пакистанцев и индусов, пусть их. Все равно - идет война. Достаточно взорвать еще несколько бомб, как в прошлом году в пригородном поезде в Мумбае, и никаких переговоров не будет. Логика проста: душегубством в Кашмире никого уже не удивишь; что же, будем взрывать поезда. В этом согласны и группировки индуистских фанатиков, ненавидящих мусульман, и отряды исламистов, ведущих джихад против индуистов. Мало кто в Индии и Пакистане забыл катастрофу 1947 года; но тех кто продолжает войну – четвертую, неофициальную, индо-пакистанскую войну – немного. Но они есть.
"Чехи не воюют", - говорит герой романа Богумила Грабала "Я обслуживал английского короля". Это не мешало чехам пускать к себе повоевать другие народы – немцев, австрийцев, венгров, русских, американцев. Князь Андрей Болконский истекал кровью на моравском поле и смотрел в небо. Австро-венгры и пруссаки выясняли, кто будет объединять Германию на поле под Садовой. Сейчас американцы собираются ставить здесь радары, чтобы следить за вряд ли существующими иранскими ракетами, а нервные русские грозят нацелить сюда в ответ свои, бесспорно существующие. Есть у Ирана ракеты или нет – неважно, важно что восточная тема вплелась в мелодию этой вечной центральноевропейской шарманки.
Но вернемся к индо-пакистанскому противостоянию в Праге. Штаб индийских сил находится на маленькой улочке Миковцовой, уходящей вбок от Белеградской; штаб пакистанцев – на Ружовой, рядом с чаёвней и парикмахерской. На Миковцовой – забегаловка под названием "Гималаи", на Ружовой – забегаловка "Халяль". В первой предлагают индийскую кухню, во второй – пакистанскую. Так как до 1947 года "индийское карри" поглощали во всех частях тогдашней Британской Индии, то это одна и та же кухня. В Праге основные бои ведутся за то, кто лучше это карри приготовит. И никаких бомб.
Меню в обоих местах практически одинаково. Бхуна, палак, виндалу, сомоса, масала, паратха, мадрас и, конечно же, карри. Стоит все примерно одинаково – дешево. Качество – выше всяких похвал. В "Халяле" к сомосе подают райту. В "Гималаях" – жгучий томатный соус. У индусов вегетарианское карри чуть получше. У пакистанцев – незабываемый палак и каких-то постимпрессионистических цветов масала. Зато у индусов соленый ласси поинтереснее. И, конечно же, самое главное: не буду говорить, где не допросишься свинины и пива, а где начисто отсутствует говядина. Борьба идет тем серьезнее, чем меньше различий между сторонами. Это вам не жалкие контры пельменной и пиццерии.
Чем больше общего в кулинарии, тем очевиднее разница между двумя народами. В "Халяль" я забрел через пару недель после его открытия. Район Праги, где он расположен, все более приобретает арабо-турецкие черты: в конторе менял-левантийцев пахнет кебабом из забегаловки "Стамбул" напротив (как раз через ту самую улицу Политических узников). В магазине на углу, слава Аллаху, можно найти халву, чатни и долму. Настоящий Ближний и Средний Восток, притом, что упирается он в Иерусалимскую улицу, на которой стоит огромная расписная синагога. Как водится на нынешнем Востоке, присутствуют и русские (они клубятся у пивной в Бредовском дворе), и британцы (British Council в том же доме). В самом начале в "Халяле" было очень интересно. Изумительная, какая-то хирургическая чистота. Кафель на полу, сверкающий раздаток. На одной стене надпись восточной вязью. Я спросил хозяина, что здесь написано. "Аллах Акбар", - ответил он. На урду. На другой стене висел телевизор, в котором показывали "Аль-Джазиру". Много картин, изображающих будни пакистанских крестьян – нарисовано в том самом стиле, в котором в журнале "Юность" в семидесятые годы изображали трудовые будни узбекской молодежи. За одним из столиков сидела кучка смуглокожих мужчин и оживленно дискутировала на каком-то специальном пакистанском языке. Позже к ним присоединился еще один, менее смуглый, с другими чертами лица. Компания перешла на пакистанский английский и я понял, что они на чем свет стоит поносили Америку и Британию. За стойкой я разглядел маленькую дверь и живо представил себе, как там на кровати, опутанный трубочками гидролизного аппарата, лежит Бин Ладен, которого западные простаки ищут в Вазиристане. Через пару месяцев я даже сочинил об этом рассказ.
В "Гималаях" поначалу все было очень по-индийски. На стенах танцовщицы крутили тяжелыми бедрами и круглыми животами, запах карри мешался с благовониями, хозяин-индус командовал столь же индусской официанткой. Здесь было грязновато (слава Кришне, не как в Индии!), темновато, но очень мирно. За столиком сидели британцы-экспаты и в ожидании заказа попивали из банок чешское пиво. Ждать пришлось довольно долго – быстрота и четкость движений явно не считаются здесь особенными достоинствами. Впрочем, и посетители не выказывали нетерпения, ведь что есть время – так, ветерок, колышащий покрывало Майи.
С тех пор прошло несколько лет. В "Халяле" убрали телевизор с "Аль-Джазирой", завели официантку-дагестанку и официанта-чеха, маленькая дверь в стене как-то случайно приоткрылась и я углядел за ней упаковки "Кока-колы" и "Бона-аквы", а в зале иногда можно видеть жену хозяина, листающую местные русскоязычные газеты. У индусов сменилось несколько чешских официанток, причем каждая последующая знала английский хуже предыдущей. К хозяину "Гималаев" повадился ходить приятель-земляк; они часами сидят за скверно вытертым столиком и пьют чай с пончиками из Donuts. Но еда так и осталась превосходной – и там, и там. Значит, на центральноевропейском фронте без перемен.
Я бы еще рассказал историю одного пакистанца, который работает официантом в одном местном еврейском ресторане, да в другой раз.
