Организация Объединенных Наций (ООН) может столкнуться с нехваткой средств, и это не позволит ей выполнять ключевые задачи. Сообщение об этом организация разместила на своем сайте. Она призвала входящие в ее состав страны вовремя и полностью уплачивать взносы.
В то же время недовольство НАТО и союзниками США по этому блоку продолжает высказывать президент Соединенных Штатов Америки Дольнад Трамп. В частности, 26 июля, выступая с речью на сталелитейном заводе в штате Иллинойс, он заявил, что среди лидеров НАТО есть один или два диктатора, передает информационное агентство ТАСС. При этом глава Белого дома, впрочем, не пояснил, кого имел в виду.
О том, какие международные организации в настоящее время сохраняют значение, с «Полит.ру» поговорил Алексей Макаркин, ведущий эксперт Центра политических технологий.
«Что касается международных организаций, то у нас уже много кого много раз хоронили. У нас много раз хоронили ООН, причем хоронили еще во время Холодной войны. Говорили, что ООН не работоспособна, не обладает достаточными ресурсами. Но когда надо выполнять определенные эксклюзивные функции, кроме ООН никого не находится.
Например, когда куда-то надо послать миротворческую миссию, причем послать по согласованию со всеми пятью членами Совета безопасности, да еще так, чтобы миссия не оказалась под огнем одной, а то и обеих враждующих сторон. ООН здесь работает. Другого такого форума, где были бы представлены все страны, вне зависимости от своей территории, населения, степени влияния в мире, просто нет.
Плюс членство в ООН является критерием признанности страны в мире. Есть ведь страны признанные, есть непризнанные, есть частично признанные. Членство в ООН становится критерием того, что страна переходит в разряд признанных. Неслучайно в ООН так стремится Косово, которое представлено уже в целом ряде международных организаций. Так как оно не представлено в ООН, оно имеет статус только частично признанной страны.
Безусловно, возможности ООН ограничены. Но ограничены они не только потому, что организация имеет известные слабости, но и потому, что у нее есть определенный опыт. Этот опыт накапливался в течение десятилетий: куда можно идти, куда нельзя, где слишком рискованно. К примеру, когда была большая миротворческая операция ООН в Конго, ООН слишком далеко зашла в конфликт, оказалась вовлечена непосредственно в силовые операции и подверглась критике со всех сторон. После этого решили, что такая степень вовлеченности нецелесообразна. Установили это, как видите, на весьма драматичном опыте.
ООН критикуют многие и за многое. Например, за право вето в Совете безопасности: сейчас, допустим, право вето активно использует Россия, не дает принять никаких решений по Крыму или по Сирии. В то же время когда были голосования по поводу Израиля, в ряде случаев право вето использовала Америка. И в целом эти решения друг друга уравновешивали. Так что ООН, конечно, плохая структура с точки зрения многих, но ничего лучшего не придумали. Это как демократия по Черчиллю: она плоха, но все остальные варианты общественного строя еще хуже.
Много раз хоронили и НАТО, который по окончании Холодной войны пережил смену ориентиров. Ведь вроде Холодная война закончилась, а блок создавался как один из ее инструментов. Другой инструмент Холодной войны — Варшавский договор — распался; что же делать с НАТО? Ну, ему все-таки нашли занятие: была и операция в Афганистане, в совершенно новом регионе для Североатлантического блока; была и операция по расширению НАТО на восток.
И сейчас мы видим, что блок недавно вошла Черногория, несмотря на серьезное неприятие этого со стороны России. И туда хочет войти Македония — понятно, что не из-за НАТО, а из-за перспектив вступления в Евросоюз; ради этого Македония даже готова менять свое название на Северную Македонию. Но НАТО здесь тоже важно, так как вступление в него рассматривается как первый этап вступления в Европейский союз.
Плюс сейчас у НАТО появился новый вызов — противостояние с Россией, по сути — вернувшаяся Холодная война. А есть и еще один вызов, довольно экзотический — это фигура Трампа, который через твиттер обращается к общественному мнению и который, будь его воля, может быть, даже и ликвидировал бы Североатлантический блок, как и любые другие международные организации, за ненадобностью.
У Трампа есть на этот счет свои эмоции, но тут играют роль два существенных обстоятельства. Первое довольно банально: Трамп ограничен институтами. Несмотря на свое негативное отношение и к отдельным руководителям стран-членов НАТО и, наверное, к самому НАТО, он все же должен представлять Америку на мероприятиях этой организации; должен говорить какие-то слова о необходимости ее укрепления, хоть, может, в это особо и не верит. Деваться ему некуда: американский политический класс консенсусен в том, что НАТО надо сохранять, и Трамп здесь мало на что может повлиять.
Второе обстоятельство состоит в том, чего хочет Трамп в конечном счете. А Трамп хочет, чтобы члены Североатлантического блока повысили свои военные расходы. Речь первоначально шла о повышении расходов до уровня 2% ВВП до 2024 года, а на последнем саммите он вообще выкатил требование о немедленном повышении до 2% и перспективном повышении до 4% ВВП, то есть до уровня расходов Америки.
Участники саммита его послушали — и поступили так, как хотят сами: они подтвердили про 2024 год и про 2%. Но речь тут о том, что, фактически, Трамп, который не любит Североатлантический блок, стимулирует рост военных расходов. То есть, по сути, играет на стороне этого блока.
Понятно, почему он это делает: он считает, что Америка взяла на себя слишком большое бремя и должна разделить это бремя с остальными. Остальные этого не очень хотят. Но в любом случае, вне зависимости от его мотивации, Трамп способствует увеличению военных расходов — и, следовательно, парадоксальным образом играет на то, чтобы стимулировать дальнейшее существование блока. Мы не знаем, что будет с Трампом в 2020 году, но ориентир "2024 год и увеличение военных расходов каждой страной НАТО до уровня в 2% ВВП" никто для стран НАТО не отменит.
Есть еще Всемирная торговая организация, которую тоже многие не любят. Для российских промышленников и аграриев она одно время была символом всеобщего зла. Тут тоже есть два момента, которые следует отметить. Один заключается в том, что другой организации, в которой можно было бы возбуждать международные антимонопольные или антидемпинговые расследования, просто нет. Так что хотя к ВТО есть много претензий, другого выхода не существует.
Второй момент — что страны, входящие в эту организацию, умеют подходить к требованиям ВТО "творчески". То есть они обходят эти строгие требования. Конечно, ВТО этим недовольно; конечно, начинаются расследования по этому поводу. Но, в общем, те, кто хотел бы, умеют находить ходы, чтобы такое обойти. Однако это не значит, что смысл ВТО исчезает, обходить ведь можно по каким-то частным вопросам. А в общем и целом уровень протекционизма в мире резко снизился.
То, что страны где-то все же подыгрывает своим, конечно, не соответствует идеалам свободной торговли. Но деятельность ВТО привела в том числе к тому, что протекционистский мир, где все страны закрылись бы друг от друга, становится все менее возможным. Можно вспомнить по этому поводу самый актуальный момент: того же Трампа и его переговоры с Европейским союзом.
Начались эти переговоры с очень завышенных Трампом запросов, в которых он обозначил, что если ему сейчас не уступят, он закроется протекционистскими пошлинами. А закончились тем, что стороны вроде бы стали договариваться. И, по крайней мере на время переговоров, вопрос о торговой войне отложен. Закрыться теперь становится сложнее, и страны используют протекционистскую риторику уже для того, чтобы либо решить какой-то конкретный вопрос в какой-то отрасли, либо принудить оппонента к уступкам. Так что смысл существования ВТО тоже есть.
Барак Обама, будучи президентом США, продвигал идеи Транстихоокеанского и Трансатлантического партнерства, идеи глобального мира, куда входят основные игроки, с одной стороны принадлежащие к Западу, с другой — к Азии, которых Америка хочет отдалить от Китая. Пришел Трамп; он решил, что все это не нужно. Что все это вредно американскому рабочему из Мичигана, который за Трампа голосовал. Что же происходит в результате?
Во-первых, в Азии идею этого партнерства стал стремиться перехватить тот же Китай, главный оппонент США; во-вторых, как мы сейчас видим, Евросоюз договорился с Японией по вопросу пошлин. Сейчас Америка с Европой ведут переговоры, и таможенная война как минимум отложена. В общем, какой будет архитектура этого мира, вопрос интересный. Вполне возможно, что она приобретет несколько другой характер, чем планировалось при Обаме.
Но все равно на деле, несмотря на заявления Трампа и даже какие-то конкретные шаги, такая архитектура свободной торговли в том или ином виде сформируется — уже на уровне отношений между разными группами стран. Что это будет, посмотрим. Похоже, что интеграционный процесс при Трампе замедлился, но это только замедление. Другое дело, что замедление может проходить достаточно длительное время, но в исторической перспективе, скорее всего, сближение и заключения альянсов будет продолжаться. В каком формате, это уже другой вопрос.
На самом деле, если говорить о международных организациях, здесь самое главное то, что очень многие хотят вернуться в тот мир, который существовал раньше. Они в это время не жили, но обычно люди рассматривают как Золотой век время, предшествующие их жизни. Они хотя в мир, где страны всячески защищают своего товаропроизводителя, ограждают таможенными пошлинами свой рынок; мир, где каждая страна сама решает, что есть права человека и насколько нужно их защищать или не защищать. Мир, где отсутствует или почти отсутствует миграция. Словом, такой спокойный, уютный, хороший, идеальный мир.
Конечно, на самом деле этот мир не был спокойным: этот мир прошел через две кошмарные войны, и система международных организаций стала создаваться не потому, что кто-то ее придумал, а как реакция вначале на Первую мировую войну, потом на Вторую мировую. Но в сознании людей есть впечатления о каком-то прежнем Золотом веке. Однако этот Золотой век и не был Золотым, как я уже сказал, и его нельзя вернуть. Мир становится все более глобальным, и роль международных организаций в нем вполне может все более усиливаться, нравится это кому-то или нет.
Другое дело — как именно, какими темпами, с какими особенностями. Но это уже отдельный вопрос. Это процесс сложный, со своими откатами, со своими вызовами, своими комплексами, своими эмоциями, своим хлопаньем дверьми. Но он происходит. Те же самые британцы, которые проголосовали за Brexit, сейчас в большинстве своем хотят сохранить отношения с Европейским союзом. При этом продвигается вариант, близкий к норвежскому.
В действительности мало кто знает, что Норвегия не является членом Европейского союза. И понятно, что целиком норвежский вариант для Великобритании невозможен по многим причинам. Но это уже означает, что страна не хочет закрываться, несмотря на результаты референдума», — сказал Алексей Макаркин.
