Проблема пиратства в прибрежных водах Сомали, Йемена, Кении и на обширной акватории Индийского океана восточнее Африканского Рога возникла не сама по себе. Даже неспециалисту понятно, что это следствие внутриполитических проблем Сомали, ее затяжного внутреннего конфликта, который вот уже 18 лет раздирает эту страну на части.
Несмотря на то, что проблеме не один десяток лет, до лета прошлого года мало кто из высоких чиновников в Вашингтоне и Брюсселе придавал «сомалийскому кризису» большое значение. И даже после терактов 11 сентября, когда Ближний Восток и Северная Африка в целом стали для Вашингтона приоритетным направлением, прибрежная полоса Африканского Рога с ее уникальном стратегическим положением по-прежнему интересовала разве что узкую группу специалистов по Африке, да сотрудников международных гуманитарных организаций. Как заявил по этому поводу Дж. Энтони Холмс, руководитель африканской программы Совета по внешним сношениям (Нью-Йорк), в прошлом помощник госсекретаря США по вопросам Африки, «тогда (после 11 сентября 2001 г.) существовало серьезнейшее опасение, что Сомали превратится во второй Афганистан, и мы отреагировали на эту угрозу и продолжаем на нее реагировать. Однако все наши действия были и остаются исключительно сиюминутными. Мы стараемся лишь уничтожать террористов, а не восстанавливать в Сомали государство, делать так, чтобы эта страна стала для террористов плохим прибежищем».
В отдельных случаях логика событий все же вынуждала союзников по антитеррористической коалиции совершать масштабные действия. Так было в декабре 2006, когда победное шествие религиозных фундаменталистов по центральным и южным районам Сомали заставило многих вспомнить Афганистан времен талибов. Впрочем, загребать жар своими руками страны Запада тогда не стали, бросив на тушение пожара ближайшего регионального союзника США – эфиопского премьера Мелеза Зенауи. Последовавшее вооруженное вмешательство Эфиопии в Сомали на какое-то время сдержало наступление исламистов.
Что изменилось теперь, в начале 2009 г., по сравнению с годом 2006?
Изменилось отношение ведущих западных стран, быстрорастущих азиатских держав и России к сомалийскому кризису. Причем изменилось оно ровно настолько, насколько проблемы этой нищей африканской страны стали угрожать интересам стран богатых.
По данным Международного Морского Бюро, в 2008 году число пиратских нападений у берегов Сомали возросло более чем в два раза по сравнению с предыдущим годом. С января по октябрь 2008 г. была совершена 61 попытка захвата торговых, рыболовецких и других судов, многие из которых увенчались успехом. Что характерно, если раньше сомалийские пираты действовали, в основном, в акватории морского порта Могадишо, то с первых месяцев 2008 году центром их активности становится Аденский залив, через который проходит один из самых оживленных морских путей. Фактически под угрозу была поставлена вся морская торговля через Суэцкий канал.
Если раньше в Вашингтоне и Брюсселе господствовало мнение, что единственная угроза, исходящая для них самих из региона Африканского Рога, - это возможный приход к власти в Сомали сил а la Талибан или ХАМАС, то теперь всем стало окончательно ясно: не меньшую опасность в этой стране представляет и вакуум власти.
Будут ли в этой ситуации Соединенные Штаты и другие влиятельные игроки искать пути преодоления этого вакуума?
Более чем вероятно - если исходить из риторики официального Вашингтона. Так, в декабре прошлого года теперь уже бывший Госсекретарь США Кондолиза Райс ясно дала понять, что теперь ее страну волнуют, прежде всего, «мир и стабильность в Сомали». Как подчеркнула Райс, решительная борьба с пиратством на суше и на море – это хороший почин для восстановления в этой стране мира и стабильности.
Сами по себе эти слова, наверное, были бы не столь интересны, не будь они сказаны сразу после принятия в Совбезе ООН резолюции, наделяющей другие страны правом вторгаться в воздушное пространство и на территорию Сомали для борьбы с пиратами.
Время покажет, что изменится для Африканского Рога с приходом в Госдеп Хиллари Клинтон.
Посмотрим, как обстоят дела по ту сторону «антипиратского фронта» и каковы перспективы сдерживания морского разбоя в этом регионе мира.
Всю территорию распавшейся в 1991 году Сомалийской Демократической Республики можно условно поделить на три части:
- самопровозглашенная республика Сомалиленд на северо-западе, власти которой выступают за полную независимость от Могадишо;
- автономная республика Пунтленд на северо-востоке, власти которой на словах отвергают независимость и заявляют о своей приверженности принципу сомалийского единства, на деле, однако, проводят независимую политику;
- наконец, наиболее «проблемные» регионы Сомали – центральный и южный, где вот уже 18 лет царит безвластие в условиях непрекращающихся стычек клановых группировок; именно здесь в последние годы набирают силу радикальные исламисты.
Опорные пункты сомалийских пиратов находятся в Пунтленде и в центральной части страны. Важнейшие их них – порт Эйл (Пунтленд), бывшая рыболовецкая база близ Харардере и порт Хобио (оба - Центр). В Сомалиленде пиратских баз нет, во многом - благодаря жесткой позиции местного правительства.
Резко против морского пиратства высказываются и переходное федеральное правительство (ПФП), и власти Пунтленда.
При этом, если в случае с центральными районами можно не сомневаться в том, что эта территория действительно не контролируется ПФП, то вот с Пунтлендом все не так очевидно.
Сомалийское общество отличается чрезвычайно сложной сегментацией. Базовой социальной единицей у сомалийцев выступает клан. Всего насчитывается семь кланов, сильнейшими из которых считаются хавийе (господствует в южной и центральной части страны), дарод (занимает ключевое положение в Пунтленде), а также исак (его представители преобладают в Сомалиленде). Каждый из этих кланов делится на племена, составляющие союзы племен. Племена, в свою очередь, состоят из субплеменных (родовых) формаций. Наибольшей внутренней разобщенностью характеризуются кланы хавийе и дарод. В конечном счете, реальная власть на территориях дарод и хавийе принадлежит лидерам племенных союзов и отдельных племен, за каждым из которых стоит собственная вооруженная группировка. Но если в Пунтленде лидеры племенных союзов предпочитают договариваться между собой, что подтвердили недавние выборы президента Пунтленда, то на Юге и в Центре местные племена хавийе лишены такой возможности (или способности) начисто. Соответственно, разница между правительствами Пунтленда и переходным федеральным правительством на Юге заключается в том, что первое опирается на поддержку племен и способно найти с ними общий язык, а второе держалось до сих пор лишь на штыках эфиопских солдат и никакой опоры среди местного населения не имеет.
Соответственно, на роль партнера международной антипиратской коалиции на суше больше всего подходят власти автономной северо-восточной провинции, а не ПФП.
На практике подобное партнерство может выражаться в совместном патрулировании проблемного побережья под руководством иностранных специалистов с участием силовых структур Пунтленда. Для этого потребуется, прежде всего, эффективная местная служба береговой охраны, которую правительство Пунтленда самостоятельно подготовить не сможет, и гарантии безопасности для работы иностранных специалистов, в том числе военных инструкторов. Эти гарантии власти автономии предоставить как раз в состоянии.
Отдельного разговора заслуживает вопрос о том, насколько правители автономии открыты для сотрудничества в этом направлении.
С одной стороны, подконтрольные правительству отряды время от времени проводят контрвыпады против пиратов: так, в октябре прошлого года ими было освобождено захваченное в море индийское судно. С другой, власти Пунтленда неоднократно заявляли об отсутствии у них сил и средств для решительной борьбы с пиратством на территории автономии, в то же время категорически отвергая обвинения в причастности к морскому разбою.
Подобные жалобы на собственное бессилие вызывают некоторые сомнения. Нашлись же в 2006 году у «бессильных» властей Пунтленда силы для борьбы с наступавшими отрядами «Союза исламских судов», в военном отношении несопоставимо более мощными, чем сомалийские пираты. Скорее всего, причина кроется в нежелании правительства идти наперекор чьим-то интересам. Что касается племенных вождей в Эйле и его окрестностях, то здесь как раз все понятно. Если бы те не были лично заинтересованы в пиратском бизнесе, с ним было бы уже давно покончено, по крайней мере, в этой части страны.
Понятно, впрочем, и другое: в долгосрочной перспективе морской разбой может создать немало проблем властям автономии, вся экономика которой зависит от морской торговли через порт Босасо, расположенный севернее Эйла.
В этой связи представляют интерес слова одного из бывших пиратов, которые приводит в своем докладе о пиратстве на Африканском Роге британский исследовательский центр «Чатэм Хаус» (Королевский институт международных отношений). Как следует из этих слов, между пиратами и правительством якобы существует негласная договоренность, согласно которой морские разбойники не трогают суда, следующие в Босасо и из него.
Предположим, что так. Но и в этом случае правительство должно опасаться, что пунтлендские пираты выйдут из-под контроля и станут атаковать суда, перевозящие грузы для «своего» порта. Если нет - тем более должны быть заинтересованы власти автономии в пресечении пиратской активности.
Куда страшнее, чем необходимость воевать с собственными пиратами, для правительства Пунтленда оказалась бы блокада порта Босасо силами международной антипиратской коалиции, если бы последние решили таким образом бороться с несговорчивостью местных властей или же их полной неспособностью навести порядок на своем побережье.
В любом случае очевидно, что потенциал для дипломатических ходов с опорой на военную мощь далеко не исчерпан. В конечном счете, подобная тактика может оказаться куда продуктивнее прямого военного вмешательства. Вряд ли в ближайшее время стоит ожидать официальных контактов западной дипломатии с властями Пунтленда (напомним, формально эта автономная республика является частью несуществующего государства Сомали, и ее власти на словах подчиняются переходному федеральному правительству), однако неофициальные переговоры наверняка последуют, в том числе и при посредничестве Эфиопии – регионального лидера, имеющего огромное влияние как на Сомалиленд, так и на Пунтленд.
Совсем иная ситуация складывается в южной и центральной частях Сомали.
Именно южные и центральные районы являются очагом нестабильности в стране, именно здесь складывается наиболее тревожная гуманитарная ситуация. Начиная с 2006 года эти районы пережили взлет и падение исламистского движения «Союз исламских судов» («СИС»), иностранное вмешательство, затем – начиная с 2008 года - победоносное шествие другой исламистской группировки, «Аш-Шабаб», под лозунгом освобождения страны от эфиопских «интервентов». Формально власть здесь принадлежит переходному федеральному правительству, а главой государства считается президент. В минувшую субботу, 31 января, на эту должность был избран бывший член «СИС», а ныне - руководитель антиэфиопского «Движения за освобождение Сомали», шейх Шариф Ахмед, считающийся наиболее умеренным в стане сомалийских исламистов.
Вместе с тем, именно «Аш-Шабаб», а не сторонники шейха Ахмеда, контролируют сейчас Юг и Центр. В середине января им удалось распространить свое влияние на большую часть столицы страны Могадишо, где расквартирован миротворческий контингент Африканского Союза численностью около 3,500 солдат и офицеров, оказавшийся теперь по сути на осадном положении.
При этом представители «Аш-Шабаб» уже заявили, что не признают результаты прошедших выборов, а недавний теракт в Могадишо, целью которого был грузовик с миротворцами, говорит о том, что мириться с присутствием войск Африканского Союза исламские радикалы явно не намерены.
Впрочем, если до избрания шейха Шарифа Ахмеда президентом Сомали можно было с уверенностью сказать, что без вмешательства внешних сил правительству не устоять, то теперь, после появления у руля ПФП авторитетного религиозного лидера, не запятнанного, в отличие от своего предшественника, связями с эфиопскими интервентами, ситуация еще может измениться в пользу коалиции умеренных сил. Шейх Шариф Ахмед сохраняет влияние над частью бывших сторонников «Союза исламских судов», получивших известность как ополчение «Ахль ус-Сунна валь Джама'а». Это ополчение состоит, по большей части, из сторонников салафитского ислама, ориентирующихся на шейхов умеренного толка и враждебно настроенных по отношению к «Аш-Шабаб» и духовным авторитетам последних.
В настоящее время перевес сил однозначно на стороне «Аш-Шабаб», однако многое будет зависеть от того, удастся ли новому президенту консолидировать оппозиционные движению «Аш-Шабаб» силы.
Помимо всего прочего, от исхода этого противостояния напрямую зависит и то, насколько вольготно будут чувствовать себя морские пираты в этой части страны.
Новоизбранный президент Шариф Ахмед, как известно, еще в бытность свою лидером «Союза исламских судов» активно боролся с преступными группировками и пиратскими картелями, в результате чего, по данным Международного Морского Бюро, в конце 2006 – начале 2007 гг. практически полностью прекратились разбойные нападения у берегов Африканского Рога.
Напротив, лидеры «Аш-Шабаб», похоже, настроены по отношению к морским разбойникам гораздо лояльнее своих предшественников и нынешних оппонентов.
Так, представители этого движения недавно подвергли пиратов резкой критике за то, что те покусились на «исламское судно» (имеется в виду саудовский танкер «Сириус Стар»). Логично будет предположить, что захват неисламских судов возражений у «Аш-Шабаб» не вызывает.
Как бы то ни было, если эта радикальная группировка сумеет удержать власть в Южном и Центральном Сомали, возможности иностранных держав вести борьбу с пиратами не только на море, но и на суше станут весьма ограниченными.
Рost Scriptum
На позапрошлой неделе появилось сообщение со ссылкой на Генштаб ВМФ России, что принято политическое решение о создании баз ВМФ России за рубежом, в том числе на йеменском острове Сокотра в Индийском Океане. И хотя позднее официальный представитель Генштаба не подтвердил эту информацию, судя по всему, в Минобороны РФ внимательно изучают возможность возвращения российского флота на Сокотру, бывшую местом базирования 8-й (Индийской) оперативной эскадры ВМФ СССР. Если интерес российской стороны к этой базе все же примет некие ясные очертания, интересно будет пронаблюдать, как изменится в этой связи внешнеполитический курс России в отношении Африканского Рога. Ведь имея базу ВМФ на острове Сокотра (который расположен на расстоянии немногим более 100 морских миль от побережья Сомали), было бы странно продолжать делать вид, что проблемы этого региона нас не касаются.