По всей видимости, оранжевая революция на Украине завершена. Она кончилась тем, чем положено заканчиваться любой успешной революции: политическими сделками. Кто-то при этом добился власти, кто-то власть утратил. Страна изменилась – в меру, ибо речь идет не о социальном перевороте, а всего лишь о смене политического режима. И даже если на выборах 26-го, вопреки ожиданиям, победит не Ющенко, а Янукович (чем черт не шутит?), прежний режим уже не вернется.
Хорошая получилась революция. Бескровная.
И главное в ней вовсе не победа одной политической силы над другой. Это важно только для тех, кто привык пристально наблюдать за рябью на поверхности «Маркизовой Лужи политики» (Блок), воображая, что рябь эта помогает проникнуть в ритмы мировой истории. Главное – иное: во второй раз на памяти поколения мы услышали голос Великого Немого. Народ, оскорбленный не столько тем, что его сочли недоумком и быдлом, а тем, что это отношение к нему даже не сочли нужным пристойно декорировать, ощерился и зарычал.
Зарычал осторожно, вполсилы, сознавая разрушительную и опасную мощь «прямой демократии», но и этого оказалось достаточно: поднявшимся ветром в одночасье унесло хлипкие лохмотья вчерашних политических интриг, которые плелись в «верхнем этаже». Оказалось, что народ это не просто «очень много людей», оказалось, что народ представляет собой, как говорил Владимир Соловьев, «живое положительное единство».
Выскажу еретическую мысль: «революционным народом» в эти дни были не только те, кто устанавливал «оранжевые» палаточные городки на киевских улицах и площадях, но и кое-кто из тех, кто скандировал «сине-белые» лозунги на донецких стадионах. Во всяком случае, те из них, кто делал это не по директорской разнарядке, а по велению возмущенного гражданского чувства. И оранжевые и бело-синие совместно творили — и, кажется, сотворили, — обновленную Украину.
В этой обновленной демократической Украине будет, скорее всего, все то же, что и в старой, полуавторитарной: и бедность, и социальное расслоение, и коррупционеры, и политжулье, и ворюги, и топливно-энергетическая зависимость от России, и аварии на шахтах Донбасса. Так что несколько лет спустя нынешние обитатели оранжевых палаток будут вспоминать о своих ноябрьско-декабрьских подвигах 2004 года со смешанным чувством гражданской гордости и снобистской неловкости за романтический пафос тогдашних лозунгов и ожиданий. Примерно так, как мы сегодня вспоминаем наше августовское стояние 1991 года у Белого дома в Москве, ибо революция достигает успеха только после того, как ее предали.
Демократия не решит ни одной из проблем страны; вообще говоря, демократия никогда ничего не обеспечивает, кроме одной важной малости — самой себя. Менталитет нации, ее духовная культура, модель ее взаимоотношений с властной элитой никогда уже не будут прежними.
Это — сухой остаток для Украины.
Украинцы напомнили миру ХХI столетия то, что было хорошо известно в ХIХ веке и начисто забыто к концу века ХХ: демократия — это не более, чем мирная и конституированная перманентная революция. Нам, либералам, молящимся на правовые процедуры, тоже пришлось вспомнить, что процедура — не божество, а лишь рукотворный образ божества. Что демократическое государство — всего лишь один, и не главный, публичный институт демократического общества. И что демократические институты возникают только тогда, когда есть что институализировать. В противном случае все эти институты — парламенты, разделения ветвей, системы выборов и прочее, что именуется политическими механизмами демократии, — фуфло, призванное декорировать самовоспроизводство властных элит.
На самом гребне оранжевой волны за революционным, вечевым, глоточным, козацким самоуправством Майдана обнаружилась несомненная правда истории, более подлинная, чем та, которую можно извлечь из скрупулезного изучения под микроскопом недопроколотых дырочек в избирательных бюллетенях жителей Майами. Нет, избави Боже, я не призываю граждан Майами заменять иски в Верховный суд США блокадой или штурмом этого почтенного учреждения. Помните анекдот про английского ребенка, который до двенадцати лет не говорил ни слова? В странах развитой демократии Великий Немой может спокойно молчать и дальше, до тех пор, пока порридж не окажется пересоленным.
Всеобщая гражданская религия западного мира, — та, к которой третье столетие с переменным успехом пытается приобщиться Россия, — действительно зиждется на демократической процедуре, как христианская Церковь на литургии. Продолжим аналогию: подобно тому, как для настоящего христианина пасхальная служба есть ежегодное торжественное и благолепное воссоздание в нашем времени и пространстве некоего События, которое в своем исходном виде не было ни торжественным, ни благолепным, так и для народов с развитым демократическим сознанием периодические электоральные всенощные бдения суть не столько волеизъявление населения (все ведь прекрасно понимают, сколько во всем этом волеизъявления, а сколько — политтехнологий), сколько воспроизведение исходных исторических образцов: хулиганской купеческой потехи, окрасившей в оранжевый чайный цвет волны в гавани города Бостона или, несколько позже, бесчинств бело-сине-красных толп на улицах города Парижа.
И демократическую процедуру следует почитать и как можно меньше теребить и менять, в силу не столько своей разумности (что может быть нелепее процедуры, например, президентских выборов в США?), сколько во имя уважения к традиции. И еще — чтобы без крайней нужды не освобождать плохо контролируемые энергии первоначальных исторических паттернов демократии.
Декабрь 2004 показал, что это, более глубокое, нежели средне-либеральное, понимание демократии, понимание, основанное на исторической памяти европейских народов (включая американцев), способно перешагнуть пресловутую «буковую границу».
(«Буковая граница» — неофициальный археологический термин, граница между археологическими культурами позднеантичной эпохи, представляющими геродотову Великую Скифию, с одной стороны, и романо-германо-кельтский мир Европейского полуострова, с другой. Загадочным образом совпадает с границей ареала распространения бука в Восточной Европе. Украина, за исключением, как легко догадаться, Буковины, лежит восточнее «буковой границы»)
Ну, а что Великая Скифия, она же Евразийская симфония и так далее? Что ж, в Великой Скифии, как водится, в конечном итоге все зависит от Великого Скифа, а о его реакции пока можно только гадать.
Да, начальство в целом может сейчас охватить оранжевая паника (как уже охватила наших демократов оранжевая эйфория). На самом деле оснований, увы, нет ни для эйфории, ни для паники: буки в нашем климате растут плохо и медленно. «Но курица-то этого не знает»: и вот уже все те же чуткие политдраматурги (Павловский и др.) вызываются в авральном порядке разработать сценарий новой пьесы под названием «Превентивная контрреволюция». Да ладно, Глеб Олегович, остыньте: уж превентивную-то контрреволюцию Кремль и без Вас обеспечит, причем совершенно бесплатно.
Вполне подростковое сочетание обиды и паники, боюсь, и будет определять нашу дальнейшую политику по отношению к Украине. Нечто вялое, муторное, нечто, носящее на себе печать невнятной обиды, какие-нибудь бесконечные мелочные демарши, направленные на реанимацию крупных разборок. Опять дамба. Опять Крым. Опять Черноморский какой-нибудь флот. Или в Карпатах обнаружатся лагеря чеченских боевиков. Или трубу начнут перекрывать. Или всех подряд жителей Донецкой да Луганской областей примутся принимать в российское подданство.
И все это будет происходить под аккомпанемент разговоров об интересах России. Господи, как надоело!
Взять хоть Крым. Да, все соображения, — исторические, этнические, правовые, культурные, политические (кроме, разве что общего тезиса о том, что нельзя создавать прецедент передела границ между республик бывшего СССР; тезис, кстати, довольно сильный), — в пользу «Крыма в составе России». Все, кроме одного: настаивать на этом, добиваться этого — значит, поссориться с Украиной. Но это единственное и есть главное: нельзя нам ссориться с Украиной из-за Крыма, Донбасса и тому подобных вещей. Нам с ней вообще нельзя ссориться, ни из-за чего.
Потому что, какими бы не были текущие русско-украинские отношения, более близкого нам народа нет среди народов мира. Поссорившись с Украиной, мы останемся одни на планете.
