22 апреля во Франции прошел первый тур президентских выборов, 6 мая ожидается второй. О специфике этих выборов, итогах первого тура, прогнозах на второй мы побеседовали со специалистом по современной Франции, кандидатом исторических наук, старшим преподавателем кафедры Новой и новейшей истории Исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Георгием Моисеевым. Интервью взял Иван Гринько.(Беседа состоялась в понедельник 23 апреля, поэтому в ней не были учтены последние высказывания французских политиков, которые во многом подтвердили прогнозы эксперта).
Что значат эти президентские выборы для Франции?
Для себя я этот вопрос понимаю несколько шире: что нового эти выборы дали Франции, как с точки зрения результатов голосования, так и с точки зрения тех перспектив, которые перед Францией открываются?
Прежде всего, есть такое расхожее мнение, что эти выборы – смена эпох и лидеров.
Если даже посмотреть на самих кандидатов – здесь уже виден существенный нетрадиционный аспект.
Николя Саркози – 52 года, из семьи венгерских эмигрантов, окончил юридический факультет университета, учился в парижском институте политических наук, с 19 лет вовлечен в политику, явный прагматик, в последние годы находился не в лучших отношениях с президентом страны Шираком, занимал посты министра экономики и министра внутренних дел).
Сеголен Руаяль – 54 года, женщина, гражданская супруга главы Соцпартии Франсуа Олланда, выпускница Национальной школы администрации, в 80-е годы – советник президента Ф.Миттерана, имеет недолгий опыт министерской деятельности в сфере социальной политики и защиты окружающей среды.
Франсуа Байру – 55 лет, практикующий католик, провинциал, сын небогатого фермера, филолог по образованию, с 1988 г. возглавляет созданную еще в 1978 г. Валери Жискар д’Эстеном партию «Союз за французскую демократию», в 2002 г. баллотировался на президентских выборах и набрал 6,8% голосов, отказался войти в партию власти – «Союз за народное движение».
Правда, никто из основных кандидатов этого избирательного марафона не может сравниться с Жискар д’Эстеном, избранным в 1974 г. на пост главы государства в 48-летнем возрасте. Хотя все три политика явно контрастируют с 78-летним лидером «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пеном – четвертым по значимости кандидатом.
Можно сказать, что это смена не только лидеров, но и эпох. Острота внутренних и внешнеполитических проблем, стоящих перед Францией, заставляет как правого, так и левого кандидатов занимать более прагматичные позиции по ключевым вопросам, что объективно отдаляет их от изначальных программных установок голлистов и социалистов, а также делает их лозунги коньюнктурными и подчас весьма похожими на взгляд французского электората.. На сегодняшний день, по большому счету, между программами и взглядами, которые предлагают два оппонента – слева Руаяль и справа Саркози – большой разницы нет. Подобная ситуация уже наблюдалась, начиная примерно с 1988 года, но теперь это бросается в глаза.
Какова основная политическая и социально-экономическая повестка выборов?
Новый глава государства должен будет решать ряд достаточно сложных проблем, которые оказались не по плечу его предшественникам – в том числе, и Шираку на протяжении всех 12 лет его пребывания в Елисейском дворце. Если посмотреть на все эти вопросы предметно, то главный из них – это, конечно, проблема безработицы: сейчас она достигает 8,76% самодеятельного населения. В отдельные годы она доходила до 12%. В принципе, цифры не очень большие, но они в полтора, а то и в два раза выше, чем в Англии, Японии и, конечно, в США. Если еще прибавить сюда частичную занятость, что во Франции очень распространено, то окажется, что безработица так или иначе затрагивает каждую четвертую французскую семью. Конечно, для французов с их приверженностью принципам социальной справедливости (которые они, правда, понимают по-своему) это достаточно серьезный момент.
Еще один актуальный вопрос – социальная защита. Французская социальная защита самая дорогостоящая – может быть, в силу своей продвинутости, в силу специфики, с которой французы строили систему социального вспомоществования. Соответственно, самый главный вопрос – кризис фондов соцстраха (это пенсионное, медицинское обеспечение, и пособия по безработице), кризис из которого выхода нет, потому что финансировать надо, а денег не хватает.
Социальная политика финансируются за счет налогов и обязательных социальных начислений, но это становится делать все труднее, потому что темпы экономики 1,5-2% в год; доходы бюджета сокращаются, а дефицит растет. Дефицит в последнее время балансирует на уровне 65%. Отсюда вытекает необходимость реформ, причем, реформ, во-первых, многочисленных, во-вторых, далеко идущих и, в-третьих, достаточно различных.
Если добавить сюда проблемы миграционной политики и борьбы с преступностью, то ситуация кажется практически безысходной. Есть еще одна сложность: решить все эти проблемы в национальных рамках уже больше невозможно, потому что они связаны с европейской интеграцией и процессами глобализации.
Собственно говоря, то, что французы отказались ратифицировать проект Конституции Евросоюза, показывает, что даже в наднациональных рамках они не видят перспектив улучшения своего положения.
Так в чем же причина того, что многие французы сделали выбор в последний момент? Откуда эта политическая неопределенность?
Состоявшиеся президентские выборы отмечены рекордной активностью избирателей. В голосовании приняло участие около 85% зарегистрированных избирателей, что сопоставимо с выборами 1965 года, когда глава государства во Франции впервые стал избираться путем прямого тайного голосования. Вместе с тем нельзя не отметить, что вплоть до последней недели перед первым туром от 30 до 40% французов так и не могли однозначно ответить на вопрос, кого из кандидатов они хотели бы видеть на посту главы государства.
Такой парадокс поведения французского электората можно объяснить как совокупностью обстоятельств, в которых проходила предвыборная кампания, так и долгосрочными настроениями в обществе, сложившимися в результате предыдущих президентских выборов 2002 года.
Как уже отмечалось, кандидаты размыли четкие партийные линии, существовавшие в стране и потому приверженность избирателей конкретным партиям по сравнению с прошлым ослабляется. Даже те французы, которые отождествляют себя с правыми или левыми, могут сегодня выбирать между двумя или тремя кандидатами. Все они, каждый по-своему, обещают «разрыв с прошлым», преодоление застоя. Вместе с тем, необходимость бороться не только за своих избирателей, но и за чужих (слева или справа) заставляет их обходить острые углы, заверять, что реализация их программ повлечет за собой минимум дополнительных расходов. В итоге, предвыборная борьба принимает характер не столкновения различных идеологий и систем ценностей, как это было свойственно Франции в прошлом, а конкуренции списков прагматических мер сравнительно ограниченного масштаба.
В этой связи весьма показательным выглядит полное исчезновение партийных символов с предвыборных афиш кандидатов. По иронии судьбы законодателями этой моды еще в 2002 г. стали социалисты – партия, на афишах которой традиционно присутствовала красная роза, зажатая в кулаке (классический символ французских социалистов). Отныне с предвыборных афиш на французов смотрят одинокие головы кандидатов в президенты, «украшенные» лаконичными лозунгами: «Президентская Франция» (Руаяль) или «Когда мы вместе, то все возможно» (Саркози).
Нарастающая персонификация выборов не новость для Франции. Но в этом политическом сезоне она особенно бросается в глаза и вынуждает избирателей голосовать не за программы и идеи, а за наиболее убедительного и динамичного кандидата. А французам необходимо идеологическое соревнование. Как резко, но справедливо отметила респектабельная левая газета «Либерасьон»: «Франция устала от своих прежних элит, она ищет новых руководителей, новую политику, новую республику, которая выведет ее, наконец, из маразма, из социального отчаяния, из цинизма, которые доминировали в течение последних двух десятилетий».
Откровенно «индивидуалистическая», непартийная пропаганда атаковала французов и из Интернета. Если каких-то пять лет назад виртуальная политика была лишь вспомогательным оружием на выборах, то сейчас она превратилась в решающую силу, направленную на завоевание электората. Речь уже идет не просто о многочисленных сайтах кандидатов и их противников, но о круглосуточном интернет-вещании на страну с использованием средств интерактивного телевидения. Благодаря распространению моды на видеоконтент, кандидаты получили уникальную возможность обратиться в ходе кампании напрямую почти к каждому жителю страны и попытаться повлиять на его выбор. Французы, по всей видимости, оказались не готовы к такому «массированному обстрелу» и долго не могли прийти в себя от растерянности.
Другая причина массовой нерешительности уходит корнями в историю предыдущих президентских выборов. Воспоминания о предыдущей кампании заставляют избирателей действовать по принципу: "Семь раз отмерь, один отрежь". В 2002 году в первом туре избиратели проголосовали по протестному принципу – лишь бы не за представителей политического истеблишмента, будь то Ширак или социалист Лионель Жоспэн. В результате голоса распределились – почти распылились – между 16 кандидатурами, что позволило ультраправому борцу с иммиграцией Жан-Мари Ле Пену пробиться во второй тур. Только после этого левые и правые сегменты политического спектра объединились и выбрали Ширака. Хотя в этом году французы стремились действовать осмотрительнее, у многих поначалу тоже «разбегались глаза».
Известная программа французского телевидения "Les Guignols" («Куклы»), пародирующая известных политиков и общественных деятелей, предложила по этому поводу весьма характерный сюжет. Один из персонажей – Жан-Поль – побрил себе лицо с одной стороны, а на другой оставил густую рыжеватую бороду – никак не мог решить, как красивее. В другом эпизоде Жан-Поль приходит в булочную и говорит продавцу: "Мне багет... Нет, лучше батон из цельного зерна... Или нет, мне такой, нарезанный.... Или земляничную тартинку. Яблочную тартинку! Круассан мне, круассан!".
Что сыграло за Николя Саркози? Почему именно он стал промежуточным победителем?
В принципе, никакой загадки, несмотря на какую-то там интригу, в этих выборах не было. Было совершенно понятно, что промежуточным победителем, то есть лидером первого тура, будет именно Николя Саркози. Это связано с несколькими причинами. Во-первых, он, как у нас принято говорить, кандидат партии власти. Во Франции это очень многое значит. Но если в России, допустим, гражданское общество норовит ополчиться против кандидата партии власти, то во Франции – наоборот: все его так или иначе поддерживают, осознанно или неосознанно.
Во-вторых, у Николя Саркози за последние годы появилась достаточно сильная и, при этом, достаточно противоречивая харизма. С одной стороны, он очень решительный человек, с другой стороны, очень жесткий. Однако Франция, именно в силу того, о чем я сказал выше, в таком человеке нуждается, как когда-то она, сама того до конца не понимая, нуждалась в Де Голле.
Лидер «Союза за народное движение» стал первым облеченным властью политиком, который предпринял робкие шаги, чтобы, пользуясь выражением Ле Пена, поколебать «в умах иммигрантов утопию всеобщего равенства». Предложенные им два законопроекта об иммиграции, одобренные парламентом, ужесточили правила въезда и пребывания во Франции иммигрантов и их семей: был ограничен круг родственников, имеющих право на воссоединение с семьей, ужесточен контроль над выдачей виз, увеличен испытательный период для супругов французских граждан, желающих получить гражданство. Казалось бы, этот мировоззренческий сдвиг вправо в сочетании с жесткими мерами в отношении неинтегрирующихся иммигрантов, в том числе молодежи предместий, мог бы дать впечатляющие результаты. Однако этого не происходит, ибо проблема интеграции и, как следствие, безопасности слишком сложна, чтобы ее можно было решить одними репрессивными мерами. Но в главном Саркози прав – «необходимо покончить с культурой всепрощения, которая предписывает все объяснить, а затем все простить» и осознать, что проблема иммиграции сегодня является определяющей для французской национальной идентичности.
Я слышал последнее выступление бывшего президента Жискар д’Эстена, объяснявшего свою поддержку Николя Саркози. Он сказал, что, несмотря на эту жесткость, Николя Саркози за последнее время стал очень гуманным человеком, то есть, он умерил свой жесткий пыл, потому что прекрасно понимает, что не все французы разделяют его точку зрения (а он хотел завоевать именно всех французов).
Еще один очень важный момент: Саркози очень долго и упорно ссорился с Шираком. Ссоры эти были принципиальными. Естественно, он всегда был на виду у прессы.
А почему за Саркози высказался его несостоявшийся конкурент Доминик де Вильпен?
Он потому и поддержал Саркози, что больше некого было поддерживать. Саркози выглядел как самый реалистичный кандидат от правых – это, собственно, и не создавало загадки из результатов первого тура.
У Саркози была очень хорошо откатана предвыборная программа, вся избирательная компания: как у фигуристов – на едином дыхании. Причем, в ней перемежались откровенные нападки (не свойственные французским политикам, но свойственные Саркози) и французская элегантность. Все это было вместе, все это подавалось под очень приятным соусом, и французские избиратели это очень хорошо съели.
И самое последнее: у Саркози, несмотря на достаточную эклектичность, есть программа действий.
Основной противник Саркози – Сеголен Руаяль. За счет чего она сумела выйти на второе место?
Руаяль акцентировала свою кампанию, в основном, на гуманитарных проблемах и с достаточной осторожностью подходила к экономическим вопросам, выступая за сочетание эффективности рынка с принципами социальной справедливости – достаточно стандартный симбиоз для послевоенной Европы.
Надо сказать, что долгое время ее позиция по многим принципиальным вопросам оставалась неясной, это сохраняло определенную интригу, и, с другой стороны, создавало имидж не слишком компетентного или не имеющего четкой программы кандидата.
Но когда туман рассеялся, выяснилось, что взгляды Сеголен Руаль достаточно серьезно отличаются от традиционной социалистической программы, и многие активисты соцпартии поначалу даже отказывались признать ее выразительницей своих мнений. Естественно, это просочилось в прессу и подогрело к ней определенный интерес. А если вы хотите получить какой-то результат со стороны французов, нужно, прежде всего, апеллировать к их любопытству.
Насколько актуальны социалистические лозунги Руаяль?
Если разбираться с существом ее программы, то мы столкнемся с тем, что ей, собственно говоря, нельзя не соглашаться с Саркози – по большому счету, ее программа нацелена на те же самые результаты, что и его. Часто говорят, что если Саркози выступает за глобализацию, то Сеголен Руаяль предпочитает уберечь Францию от глобализации. Но она тоже выступает за модернизацию французского капитаа, чтобы он стал конкурентоспособным игроком на экономической арене, а экономическая арена глобальна, так что нельзя сказать, что она против глобализации.
Она делает некоторые интересные акценты на социальной проблематике, по отношению к которой французы весьма чувствительны. У нее есть 100-дневная программа, где она обещала, что каждый молодой человек сможет найти работу в течение 6 месяцев. Лично мне это напомнило мне лозунг, что к 2000 году каждая советская семья будет иметь отдельную квартиру.
Она выступает за «контракт первого найма», но эта законодательная инициатива напоминает ту, что уже вызывала массовые протесты французской молодежи.
Руаяль за так называемые гражданские жюри, которые бы контролировали деятельность государственных органов. С большой натяжкой это можно сравнить с нашей Общественной палатой.
Естественно, что все это для французов небезынтересно, плюс за нее практически все французские феминистки: нельзя же лишать себя шанса получить президента-женщину.
Естественно, что она на последних позициях оказаться не могла, а если прибавить к этому то, что она все-таки ставленник одной из крупнейших партий Франции – Соцпартии – то ее выход во второй тур весьма естественен.
Почему после волнений последних лет настолько неуверенно выступил Ле Пен? Или Франция выбрала более умеренный вариант национализма?
Во-первых, Ле Пену все-таки 78 лет, остальным кандидатам около 50 – естественно, на их фоне Ле Пен выглядит немного архаично. Понятно, что у него есть свой электорат и свои сторонники. Саркози пытался отрезать кусочек программы Ле Пена и облечь ее в такую оболочку, которую французы могут принять. Поэтому французы во многом получат то, что они хотят получить от Ле Пена, но только в нерадикальном варианте.
На чем еще базировался успех Ле Пена в 2002 году? В прошлый раз он вышел во второй тур только за счет того, что французы поленились придти на выборы. Результат всем известен – не пришедший на выборы «отдает» свой голос совсем не той партии, которая ему, в принципе, симпатична. В этом году почти 87% явки избирателей не оставили ультра-правым никаких шансов.
Французы в этот раз консолидировались, и это достаточно серьезная победа демократии, о которой совершенно справедливо говорят все во Франции. Сейчас Ле Пену никакого шанса не оставили. Сейчас электорат Ле Пена – 9-11% (по моим подсчетам, даже 13-14%) – это не так много, чтобы на что-то претендовать. Это серьезная заявка, но заявка под номером 4.
А против всех проблем, против которых хотел бороться Ле Пен, достаточно успешно боролся Саркози, будучи министром внутренних дел, и французов это, по всей видимости, вполне устроило.
Кроме Саркози национально-культурную проблематику никто из кандидатов не использовал?
Многие использовали. Даже Сеголен Руаяль заявила, что каждая французская семья должна у себя дома хранить французский триколор как символ патриотизма.
Пожалуй только Арлетт Лагие и Оливье Безансено – крайне левые – об этом не говорили, потому что у них проблематика совсем другая.
Чего можно ожидать от второго тура?
Победителем скорее всего, станет Саркози. Я предварительно подсчитывал, что будет где-то 52-53% у Саркози и 47-48% у Сеголен Руаяль.
Однако здесь есть несколько любопытных моментов. Многие отмечают, что все будет решено голосами Байру. «Феномен Байру» действительно интересен, потому что очень сильно может повлиять не только на результаты второго тура, но и на последующие парламентские выборы и даже на президентскую кампанию 2012 года.
Фронт противников Саркози растянулся в диапазоне от крайне-левых до центра. Конечно, если он победит, в пригородах стоит ожидать возгласов протеста. В число его критиков входит и центрист Байру. Но будет ли настрой «все что угодно, лишь бы не Саркози» достаточно сильным, чтобы Руаяль заняла место в Елисейском дворце? Большая часть лагеря Байру, похоже, на стороне Руаяль, что все-таки ставит возможную победу Саркози под вопрос.
Хотя французский центризм остается в основе своей, как и прежде, правым центризмом, но на этих выборах он выступил с позиции достаточно сильной критики действующей власти, которая тоже правая. Критика Байру порой совпадала с лозунгами социалистов и зеленых, иногда даже крайне левых. Эти обстоятельства намечают интересную перспективу для центристов («Союза за французскую демократию») и для Байру лично. Вполне можно предположить такой вариант развития событий: Байру предпочтет не оказывать явной поддержки ни одному из победителей первого тура, то есть не будет призывать своих сторонников голосовать ни за Саркози, ни за Сеголен Руаяль – он как бы зарезервирует свой электорат только за собой для сохранения своей идейной и политической идентичности. Тогда в случае победы Саркози он может попытаться заместить собой социалистов в качестве оппозиции будущему президенту и выстраивать собственную стратегию борьбы в перспективе следующих президентских выборов. Ему такой вариант был бы очень выгоден, но коллизия состоит в том, что если центристы никак не поддержат Саркози во втором туре, то они сильно увеличат шансы Руаяль на победу, так как большинство левых кандидатов, которые набрали 22 апреля наименьшее количество голосов, уже агитируют своих сторонников поддержать во втором туре Руаяль.
Если президентом страны становится Руаяль, надежды Байру на эффективную оппозицию могут оказаться очень призрачными, и его замысел стать президентом в 2012 году не удастся.
То есть Байру сейчас находится в наиболее сложной ситуации?
На мой взгляд, Байру вообще находится в сложной ситуации, начиная с того момента, как Жискар д’Эстен отказался его поддерживать. А ведь д’Эстен – основатель той партии, которую сейчас возглавляет Байру.
Эта сложная ситуация вытесняет Байру на авансцену политической жизни, особенно в перспективе грядущих парламентских выборов и президентской кампании 2012 года. Его позицию я бы определил словами «и хочется, и колется». Мне кажется, что для многих французов выборы практически закончены, а политологи уже задумались над проблемой 2012. Естественно, в качестве потенциального кандидата Байру будет собирать себе серьезный политический капитал.
Если все-таки Саркози станет президентом, насколько изменится внешняя политика Франции? Как будут строиться отношения между нашими странами?
Франция – это страна, которая во время президентских выборов как бы превращается в замкнутый остров, и о внешней политике кандидаты практически не говорят. В этом году они и не говорили, но действовали порой крайне неумело. Саркози пытался раскритиковать Ширака для того, чтобы заслужить благословение у Буша, и Сеголен Руаяль, когда отправилась на Ближний Восток, тоже, мягко говоря, не совсем адекватно себя вела.
Однако все кандидаты понимают, что перед Францией стоит много внешнеполитических проблем. Я бы выделил, четыре группы: первая – определиться с ролью, которую она хочет играть в Африке; вторая – ближневосточная, куда входят и Ливан и Израиль, и Иран с Ираком; третья – европейское строительство, четвертая – отношения Восток-Запад, в том числе, отношения с Россией. Вообще надо сказать, что по иронии судьбы (в Пятой Республике уж точно) чем левее президент, тем хуже были отношения с Советским Союзом и с Россией. На сегодняшний момент эксперты придерживаются точек зрения в диапазоне: от «ничего не изменится» до «конечно, все изменится, а именно, не будет былой теплоты».
Шираку, несмотря на настроение общественности – достаточно неблагосклонно настроенной по отношению к России, особенно в последние годы – удавалось поддерживать достаточно высокий уровень отношений с Москвой. Как себя поведет преемник Ширака, зависит от того, кто им окажется. Если это будет Сеголен Руаяль, то будет критика нашей политики в Чечне – именно это выступит на первый план. Если будет Саркози, то будет попытка сдружиться с США и на этом фоне наступит некоторое охлаждение франко-российских отношений.
С другой стороны, Саркози, как, собственно, и Сеголен Руаяль, проблемы России знает не очень хорошо, и пока он будет присматриваться, все будет зависеть от того, какое влияние на него окажут советники и эксперты. Учитывая, что внешняя политика во Франции – это «зарезервированная область» только президента, то здесь, как он себя поведет, такой она и будет. Скорее всего, можно солидаризироваться с теми экспертами, которые считают, что общая направленность политики по отношению к России сохранится, но уже без прежней теплоты. На некоторое время. А потом время покажет; да и у нас президент поменяется – посмотрим.
