В трагедии 11 сентября есть один чрезвычайно символический эпизод. Он почти не освещался американской прессой, не говоря уже о других странах. Когда пассажиры второго самолета поняли, что стали заложниками, между ними возник спор – следует ли попытаться оказать сопротивление террористам. С самого начала захватчики сообщили, что взорвут самолет при малейшей попытке сопротивляться, но если подчиняться им и “сохранять спокойствие”, то пассажирам гарантируется безопасность. Всем было более или менее ясно, что это ложь. Но на какую-то одну миллионную долю вероятности она могла оказаться правдой. Поэтому “обещание” террористов, казалось, давало единственный, на самом деле совсем призрачный, шанс остаться в живых.
Люди разделились на два лагеря. Одни доказывали, что нужно попытаться немедленно разоружить террористов, чего бы это ни стоило. Верить им нельзя, слова о безопасности в обмен на подчинение – откровенный и наглый блеф. Только что врезался в башню другой самолёт. Они – смертники. Остались считанные минуты, и нас пустят на воздух, если мы не попытаемся их разоружить. Многие из нас погибнут. Вероятнее всего, погибнем мы все. Но, по крайней мере, мы сохраним достоинство и будем знать, что до последней минуты делали все возможное, чтобы спасти себя и других. Кроме того, их мало, а нас много. Если хотя бы некоторые из нас готовы принести себя в жертву, то это дает минимальный шанс для всех остальных. Поэтому ни в коем случае нельзя сидеть сложа руки и покорно ждать своей участи.
Другие умоляли этого не делать. Они говорили: вами движет отчаяние. Своими действиями вы спровоцируете террористов и погубите нас всех. Что, если они говорят правду. Возможно, они сохранят нам жизнь. Сейчас мы все рискуем жизнью, но это происходит помимо нашей воли. А вы хотите, чтобы мы рискнули жизнью сознательно. Но у нас нет такого импульса. Имейте в виду, что вы здесь не одни. В связке с вами – обыкновенные люди, не пассионарии, не смертники. Мы не готовы к такому поступку, и вы не можете брать на себя ответственность за нашу жизнь. Или даже за наше психологическое состояние в момент смерти. Если после ваших действий самолёт взорвется, мы будем винить в этом вас. Смириться – вот единственное сознательное действие, точнее бездействие, которое мы сейчас готовы себе позволить. И только в этом случае мы до самого конца будем сознавать, что сделали “всё возможное”.
Думаю, что спор продолжался недолго. Может быть, он занял меньше времени, чем уходит на чтение двух предыдущих абзацев. По поводу этого спора можно сказать многое. Но стоит представить себе сам момент спора, и любой комментарий к нему покажется совершенной бессмыслицей. Существенно только решение. Принятое спонтанно, привычно, естественно, и напоследок объединившее всех перед лицом смерти – и перед лицом смертников.
Они решили голосовать.
