Итоги визита Путина в Астану, которые могли бы стать значимыми для всего СНГ, могут свестись к косметическому ремонту: превращению Таможенного союза в Евразийское экономическое сообщество. Речь идет о расширении сотрудничества стран СНГ в валютно-финансовой, промышленной и макроэкономической сферах. Как и девять лет назад, инициатива в этом деле принадлежит в первую очередь России, несмотря на то, что, на первый взгляд, реализуется мечта президента Назарбаева: идея евразийства, хоть и частично, но торжествует.
Но Путин обсуждает в Астане также и вопрос квот казахстанской нефти, прокачиваемой через российскую трубопроводную систему. Предполагается увеличение этих квот до 12-15 млн. тонн. В текущих ценах это около 3 млрд. долларов. Несомненно, Нурсултан Назарбаев в данной ситуации не станет возражать против той схемы процентного голосования в новоиспеченном ЕЭС, которая предложена российской стороной: Россия v 40%, Казахстан и Белоруссия v по 20%, Киргизия и Таджикистан v по 10% голосов. Таким образом, даже мятежная Киргизия, недавно посмевшая самолично вступить в ВТО, поставлена на место.
Станет ли ЕЭС новым ядром нового объединения государств на постсоветском пространстве, выяснится со временем. Однако само название и понятие Евразийской экономической зоны были практически невозможны в предшествующую ельцинскую эпоху, которая преимущественно в своих идеологических клише комбинировала "демократические (западнические) идеологемы" и рудиментарные клише советской эпохи. Причем взаимоотношения с партнерами по СНГ опирались преимущественно на вторые: практически единственным обоснованием всех интеграционных начинаний было общее советское прошлое.
Новое образование, с одной стороны, апеллирует к принципиально несоветским, но в то же время и незападническим моделям, но, с другой, идеологическая евразийская надстройка выглядит упаковкой, за которой просматривается вполне предметный хозяйственно-экономический торг и усилия по согласованию определенных интересов не только стран, но и конкретных "капитанов" их бизнеса. Это на данном этапе и есть образ максимального прагматизма, приходящего на смену ельцинскому эклектизму.