Если бы встреча президента России с премьер-министром Армении на полях сочинского саммита ЕАЭС проходила бы в «штатном режиме», то, скорее всего, не привлекла бы к себе особого внимания. Такие контакты – неотъемлемый элемент рутинной работы по налаживанию интеграционных связей. В них трудно узреть какой-то прорыв, радикально меняющий внешнеполитические расклады на постсоветском пространстве. Как правило, в этом формате оттачиваются нюансы и проясняются детали, интересные, по большей части, узкому кругу экспертов и политиков.
Но майская встреча Владимира Путина и Никола Пашиняна в «летней столице» России со всей очевидностью не вписывалась в обычный дипломатический формат. Буквально за шесть дней до нее в Армении появился новый премьер-министр, а правительство было сформировано как будто бы специально к началу работы сочинского саммита. Впрочем, ключевой вопрос здесь не появление новых лиц на армянском политическом Олимпе, а то, как они там появились. Избранию нового премьера в парламенте (это произошло со второй попытки!) предшествовали массовые уличные акции, в которых именно он стал символом армянского национального протеста. Символично, что Серж Саргсян, находившийся во главе Армении в течение десяти лет, уходя в отставку, заявил: «Никол Пашинян был прав, я был не прав». Де-факто даже помимо своей воли и под давлением улицы прежний лидер легитимировал своего оппонента в качестве будущего лидера страны. А как иначе трактовать слова Саргсяна, публично признавшего свою неправоту и, напротив правоту Пашиняна?
Постсоветские протесты: аналогии условны
В России к массовым протестным акциям в постсоветских странах, заканчивающихся сменой власти, относятся крайне настороженно. С ними связывают вмешательство США и союзников Вашингтона во внутренние дела республик бывшего СССР с целью их внешнеполитической «перенастройки» не в пользу Москвы. В качестве наиболее веских доказательств обычно приводятся Грузия, Украина и Молдова. В Грузии после «революции роз» во времена президентства Михаила Саакашвили произошла «пятидневная война», дипотношения между Тбилиси и Москвой были разорваны, а признание абхазской и югоосетинской независимости Кремлем не просто укрепили, а «цементировали» прозападный вектор грузинской внешней политики. В Молдове после массовых акций 2009 года Компартия уступила лидирующие позиции проевропейской коалиции, настроенной на активное сближение с Брюсселем и минимизацию российского влияния, в особенности же военного и миротворческого присутствия в Приднестровье. Но, пожалуй, самым ярким примером в этом ряду представляется Украина. После «второго майдана» была сделана ставка на решительный разрыв с Россией, в результате чего возник не просто кризис в двусторонних отношениях между Москвой и Киевом, но и самая масштабная конфронтация в Европе после завершения холодной войны.
Во многом схожую модель эксперты и в России, и на Западе пытались применить и по отношению к армянскому кейсу. Логика проста. Если массовые акции направлены против Сержа Саргсяна и Республиканской партии, которые активно поддерживали сближение с Россией и евразийские интеграционные проекты, то в случае победы лидеров протеста внешняя политика будет изменена, а США и Евросоюз станут маяками для «обновленной Армении». Однако кажущаяся удобность аналогий в ситуации с Пашиняном не помогает понять и уяснить особенности армянской политики. В особенности же тогда, когда сравнительный метод используется выборочно, почти исключительно для рассмотрения «цветных революций» 2000- х годов. Когда мы справедливо указываем на укрепление натовского влияния в Грузии при Саакашвили и на Украине при Порошенко, то нередко упускаем, что все это возникло не в стихии тбилисской или киевской улицы. Грузинский эксперт Гия Нодия прав, когда говорит о том, что «современная Грузия выросла из борьбы за независимость, где оппонентом выступала и до сих пор выступает Россия». Заметим, выступала еще в апреле 1989 года, когда массовые акции в тогдашней столице Грузинской ССР потрясли основы единого союзного государства. Можно говорить о том, что грузинское массовое сознание упрощает ситуацию, когда связывает утрату Абхазии и Южной Осетии почти исключительно с политикой Кремля. К слову сказать, такая политика была в разные годы различной (последние санкции РФ против Абхазии были сняты только в апреле 2008 года!). Но такое восприятие – реально существующий факт. Если даже выдающийся философ с европейским именем Мераб Мамардашвили (1930-1990), резко критиковавший грузинских националистов, констатировал: «…Слово “Абхазия” является синонимом слова “Грузия”», то политики и общественные деятели могли быть еще менее политкорретными. И на этой исторической линейке «революция роз» не была никаким принципиальным открытием, она лишь укрепила и, благодаря особенностям личности Михаила Саакашвили, обострила, те тренды, которые существовали и ранее.
Вопреки получившему широкое хождение мифу о «братской стране», потерянной после истории с Крымом и Донбассом, Украина в течение всего постсоветского периода была одним из самых проблемных партнеров России. И здесь, что называется, от «энергетических войн», споров вокруг косы Тузла и статуса русского языка, раздела Черноморского флота и заканчивая созданием ГУАМ и поставками украинского вооружения в Грузию в канун «пятидневной войны». Книга «Украина - не Россия» была написана отнюдь не в 2013 году и отнюдь не выпускником Киево-Могилянской академии, своеобразной «кузницы майданов», а бывшим «крепким хозяйственником» советской поры Леонидом Кучмой, пришедшим во власть под внешне пророссийскими лозунгами. И секрет этого заключается в том, что самая крупная по территории бывшая республика СССР с 1991 года сделала своим фирменным знаком «бегство от Москвы», претендуя на роль альтернативного поля политической гравитации для других постсоветских стран. И отнюдь не событиями 2013 года это все началось.
Продолжая этот ряд, стоит также не забывать, что план Дмитрия Козака по урегулированию приднестровского конфликта на основе федерализации Молдовы в 2003 году был похоронен не « западниками-европеистами», а Компартией во главе с Владимиром Ворониным, обещавшим незадолго до этого вступление в Союз России и Беларуси. Сами же коммунисты для решения своих политических задач иной раз вступали в самые парадоксальные коалиции, в том числе и с «румынофилами». Просто потому, что независимость постсоветской Молдовы была зарифмована с «приднестровским сепаратизмом», и решение этого вопроса в пользу Кишинева было и остается пунктом консенсуса даже между «евразийцем» социалистом Игорем Додоном, олигархом Владимиром Плахотнюком и поборниками единства с Румынией.
В этом контексте снова оказывается к месту точная оценка Гии Нодия: «Новая Армения родилась из победы в Нагорном Карабахе; Россия была главной союзницей (пусть не всегда надежной), а противником – «турецкий мир». Защита результатов этой победы стала основным приоритетом армянского государства и остается таковым». Выдающийся русский дореволюционный историк Сергей Соловьев назвал в свое время географию «мачехой для России». Продолжая метафору классика отечественной историографии, можно сказать, что для постсоветской Армении география является не просто мачехой, а мачехой злой. Из четырех границ две (турецкая и азербайджанская) закрыты, а два других выхода во внешний мир - грузинский и иранский сопряжены с огромным количеством проблем. И если первый связан со сложным комплексом российско-грузинских отношений, то второй- с конфронтацией Ирана и Запада, а также ближневосточной турбулентностью в целом. Тот же противник Ирана Израиль – важнейший экономический партнер и поставщик оружия в Азербайджан, хотя ухудшающиеся израильско-турецкие отношения рождают в Армении надежду на то, что Еврейское государство после долгих колебаний и дискуссий, в конце концов признает геноцид армян в Османской империи.
Когда союзничество не роскошь
И в этом непростом контексте отношения с Россией - это не роскошь, не какой-то «духовно-цивилизационный выбор», а суровая необходимость. Возможно, многим гражданам Армении, особенно молодежи, сближение с ЕС и США, интересно и привлекательно. В адрес России в Ереване можно услышать немало критических интенций. И за одностороннюю поддержку властей, а также близких им олигархов, и за малое внимание к образовательным и инновационным проектам, и за чрезмерное увлечение советской ностальгией в ущерб будущему развитию, и за ксенофобскую риторику иных российских политиков и экспертов. Эта критика звучит в СМИ, студенческих аудиториях (даже Российско-Армянского университета), на конференциях и круглых столах. Вызывает также недовольство кооперация Москвы с Баку и Анкарой. В последнем случае нередко воскрешаются призраки прошлого (сговор Ленина и Ататюрка). Но в то же время есть понимание того, что Запад не готов предложить Армении некий проект аналогичный тому, что он предлагает Грузии или Украине. Турция – член НАТО и важнейший партнер США на «Большом Ближнем Востоке». При этом она также стратегический союзник Азербайджана, отказавшийся от нормализации отношений с Арменией без «увязки» этого вопроса с «прогрессом» по Карабаху, читай с уступками Еревана. Ни США, ни ЕС при этом не готовы отказаться от энергетической кооперации с Баку, а по мере ухудшения отношений с Ираном, светский Азербайджан важен еще и как противовес «режиму мулл» и надежный партнер Израиля. И уж, конечно, ни Вашингтон, ни Брюссель не готовы разместить свои войска вместо 102-й базы в Гюмри, стать гарантами безопасности Армении и принять карабахские реальности в том виде, как это делает Москва. Конечно, «карабахская правда» Еревана и Кремля не тождественна. Но Россия не спешит ломать существующий статус-кво и ускорять мирное решение без учета армянских интересов, каковыми вполне могут пожертвовать другие, кто заявляет о «нетерпимости» затягивания переговоров и невозможности «вечного урегулирования». Опять же, никакого альтруизма. После утраты влияния на Грузию, «сдача» Армении при том, что Азербайджан в экономическом плане, как минимум, привязан к Западу и Турции, грозит Москве потерей позиций во всем Закавказье.
Во многом именно суровая необходимость подтолкнула известного «антисоветчика», лидера комитета «Карабах», Левона Тер-Петросяна (когда он возглавлял армянский Верховный Совет, то республика отказалась от участия в референдуме по сохранению «обновленного СССР») к стратегическому союзу с Москвой, как только он стал президентом независимой Армении. И в 2013 году лидер неудавшихся протестов, армянин американского происхождения Раффи Ованнисян, обещал, что в случае победы его первый зарубежный визит будет совершен в Россию. Другой представитель диаспоры Вардан Осканян, выпускник Тафтса и Гарварда (возглавлявший МИД республики в 1998-2008 гг.) уже во время апрельских протестов нынешнего года говорил о том, что не в традициях России вмешиваться в дела других государств, а потому митингующим в Ереване нечего опасаться враждебных действий Кремля.
И опытный дипломат оказался прав. Официальная Москва, что называется, «выдержала паузу». Шли закулисные переговоры, ситуацию качественно мониторили, но общий пафос был таков: протесты Пашиняна, отставка Саргсяна - внутреннее дело Армении. В целом же армянской власти и оппозиции, буквально балансируя на грани удалось удержать ситуацию в конституционных рамках, о необходимости чего говорил Владимир Путин. Пашинян был избран премьером по Конституции, написанной еще Саргсяном, в его кабинете наряду с министрами, не достигшими тридцатилетия, есть профессиональные дипломаты и силовики, финансисты и «крепкие хозяйственники», представляющие не только фракцию «Елк», но также дашнаков и блок Гагика Царукяна. Что вынудило Москву к таким «тонким настройкам»? Во-первых, опыт Абхазии и Южной Осетии, где власти менялись под давлением народных выступлений, но это не влияло на внешнеполитический выбор этих республик. Определенные уроки были извлечены. Во-вторых, понимание ограниченности маневра для Еревана. Да, в случае резкого ухудшения отношений, Москва теряла бы многое, но для Армении такой сценарий таил в себе еще большие риски. От географии еще никому не удавалось сбежать, особенно небольшим странам. Выдержанное поведение Москвы значительно облегчило Пашиняну общение с Путиным и другими евразийскими «грандами» (здесь особенно следует подчеркнуть благоприятное отношение к новому премьеру со стороны президента Белоруссии Александра Лукашенко). Но это не причина, а скорее повод для того, чтобы Пашинян выразил свое восторженное отношение к празднованию Дня победы, российской военной мощи и заявил о необходимости придания импульсов двусторонним связям.
Демократия и национализм: кавказская диалектика
Причины намного глубже, они носят системный характер и связаны со становлением постсоветской Армении, как независимого национального государства. Известный британский кавказовед Томас де Ваал, говоря о традициях армянского протеста, указывает на их противоречивую диалектику, сочетание национализма и демократии. Но эти явления в кавказском контексте не противоречат друг другу. Те, кто выходил и выходит на сухумские улицы, протестуя против Александра Анкваба и Рауля Хаджимбы, несомненно, хотят большей доступности и открытости власти. Но этот их выбор не означает никоим образом их готовности принять грузинский национальный проект, и напротив, те, кто в Тбилиси участвовал в «революции роз», протестовал против Саакашвили, а еще недавно требовал досрочных парламентских выборов, не готовы к серьезному диалогу с сепаратистами. Они считают их «марионетками» Кремля. Неслучайно многие оппоненты азербайджанской власти, включая и тех, кто оказался по ее вине, в тюремном заключении, не видят перспектив Карабаха вне юрисдикции Баку. И те, кто свергал Саргсяна, помимо всего прочего, видели в нем слабого политика, не способного защитить карабахских армян и обеспечить Еревану лучшие позиции на переговорном процессе. Сегодня на Кавказе демократия практически и означает национализм, то есть борьбу за строительство своей особой национально-государственной идентичности. Признана она или нет – другой вопрос. И в этом контексте совершенно прав Пашинян, когда утверждает, что будет не пророссийским или прозападным лидером, а проармянским. Как были и остаются прогрузинскими Саакашвили или Иванишвили. Просто каждая страна решает свои задачи, полагаясь больше на Россию, США или Евросоюз. И пока национальная идентичность, новая государственность не приобретут устойчивость и относительную стабильность, национализм будет ведущей целью в процессе демократизации.
От имеющихся сложностей в двусторонних отношениях России и Армении не уйти. Страны по-разному смотрят на военно-техническое и торгово-экономическое сотрудничество Москвы и Баку, Еревана и Тбилиси. Не говоря уже об отношениях Армении с Западом (а роль ЕС в армянской внешней торговле велика). И Пашинян не раз говорил о необходимости уважения «особого мнения» Еревана. Тем более, с его деятельностью на премьерском посту его сторонники связывают и укрепление национальных интересов страны, выстраивание равного диалога с Москвой и ее партнерами по ЕАЭС. Однако некий важный символический рубеж пройден. Оказалось, что и «журналист-бунтарь», поклонник социальных сетей может восторгаться парадом Победы в Москве, а опытные евразийские «зубры» - видеть в нем подающего надежды партнера.
