The Economist по случаю празднования Рождества в традициях, придерживающихся григорианского календаря, опубликовал материал об эволюции праздничного обычая. Правда, автор рассказывает об этом в крайне общих терминах, не уточняя, о каких именно христианских культурах идет речь и почти не оговаривая географию своего повествования. Исходя из контекста, автор в основном сосредоточен на традициях англосаксонского мира, в первую очередь на североамериканской.
Празднование Рождества в некоторых странах доиндустриальных Европы и Америки сильно отличалось от нынешнего, пишет автор. Тогдашняя версия представляла собой буйный карнавал, во время которого сельские улицы заполняли пьяные и ряженые, распевавшие гимны. Главной праздничной локацией был кабак, а вовсе не церковь и не семейный очаг. Период рождественских торжеств знаменовался резким ростом вандализма и насилия. Однако к концу XIX в. ситуация изменилась: разудалый праздник превратился в мирное семейное торжество.
Дело в том, объясняет автор, что в период с XVI по XVIII вв. период рождественских праздников приходился на мертвый сезон сельскохозяйственного цикла. Это было время безделья. Урожай уже собрали, скот зарезали (во время холодов мясо хорошо хранится), можно было пировать и бесчинствовать. В некоторых местах к бесчинствам относились вполне терпимо, воспринимая их как ритуальные (с временным переворачиванием иерархий с ног на голову). В других местах эти праздники крайне порицались и иногда даже запрещались.
Ситуация начала ощутимо меняться в XIX в. Это было связано с быстрым разрастанием городов, население которых увеличивалось за счет того, что фабрикам требовались рабочие. Иными словами, в городах стало больше бедных. Бесчинства, которые в сельской местности не представляли серьезной опасности, в городе могли с легкостью превратиться в массовые пьяные беспорядки на улицах.
Закономерным образом, элиты были заинтересованы в том, чтобы перенаправить праздничную традицию в более мирное русло. В Северной Америке эту задачу взяли на себя идеологи и распространители массовой информации, которые начали внедрять новую рождественскую символику. Из Германии позаимствовали рождественскую ёлку, из Англии — рождественские коробки, куда богатые складывали свои излишества в подарок слугам. Тогда появился и образ Св. Николая в виде Санта-Клауса.
Параллельно с этим внедрялась (в том числе через прессу) идея о том, что Рождество — это детский праздник. Центральным событием стал вечер в канун Рождества, когда дети получают подарки, привезенные Санта-Клаусом. В середине XIX в. газета New York Herald советовала читателям на несколько дней воздержаться от посещения питейных заведений, чтобы отметить праздник с семьей и детьми.
Таким образом, рождественский праздник стал триумфом буржуазии и среднего класса. В начале XX в. Рождество уже называли праздником «торговой жатвы». А позднее эта конфигурация уже стала предметом критики со стороны противников консьюмеризма и всеобщей коммерциализации. Тем не менее, в ряде стран этот праздник до сих пор бытует именно в этом качестве.
