Число 23 в истории чеченского народа имеет какую-то особенную магию. Депортировали чеченцев 23 февраля 1944 года, а несколькими десятилетиями раньше, как повествуют слова солдатской песни, «двадцать третьего апреля на рассвете бела дня» имам Шамиль предпринял одно из самых дерзких своих наступлений, захватив врасплох царские войска. «На рассвете бела дня» после голосования 23 марта этого года, напротив, ни для кого ничего неожиданного не случилось. Если итоги референдума и превзошли, по словам Владимира Путина, все ожидания, то не намного. В январе 1997 года на выборах президента Чечни подавляющее большинство проголосовало за Масхадова, который тогда воспринимался как наиболее пророссийский кандидат. Тому голосованию предшествовало два года кровопролитной войны. Теперь v еще три с половиной года войны, а большинство v по-прежнему «за Россию».
Впрочем, что такое «быть с Россией» (как этого требует принятая в воскресенье конституция) v это каждый в Чечне понимает по-своему. В конце концов, даже в годы самого «отвязного» дудаевского сепаратизма чеченские руководители не поднимали всерьез вопроса ни о собственных дензнаках, ни даже о подобии «настоящей» госграницы, будь то с Россией или Грузией. Более того, сегодня известно, что накануне первой войны Дудаев тщетно надеялся подписать с Ельциным «особый договор» v и кто знает, насколько он отличался бы от того договора, который перед референдумом пообещал заключить с Чеченской республикой Путин.
А раз так, актуален вопрос не о том, какая идея победила на референдуме, а о том, кто на нем победил. Не о Кремле речь v «до царя далеко». Важнее, что в самой Чечне разные силы наверняка победу попытаются присвоить себе. Каждый захочет доказать:
Вот о чем забывать не стоит , так это о том, что параллельно со спорами об авторстве победы наверняка пойдут и другие: одержана ли эта победа v легитимен ли был сам референдум. Как известно, они начались с того момента, как была назначена дата голосования, и заморскому лорду уже стоили поста. Некоторые события 23 марта масла в огонь только подольют. Например, переселенцы из Чечни, находящиеся в Кабардино-Балкарии (а таких более 10 тысяч), принять участие в референдуме не смогли: им не был предоставлен транспорт для проезда на избирательный участок в Ингушетии, а ехать за свой счет большинству накладно. Что уж говорить о тех, кто из-за войны оказался, скажем, в Москве или на Урале. Свое отсутствие у избирательных урн они вряд ли согласятся считать «добровольным», ибо до войны уезжать из Чечни многие из них не намеревались. Ситуация чем-то напоминает референдум о независимости Абхазии, прошедший в 1999 году: его результаты не были признаны мировым сообществом в том числе и потому, что в нем не смогли принять участие около 200 тысяч грузинских беженцев, вынужденных покинуть Абхазию во время грузино-абхазской войны.
Впрочем, аналогия, конечно, хромает v нет оснований думать, что «выездные» чеченцы проголосовали бы не так, как оставшиеся на родине. Но «правильность» референдума вызывала у многих сомнения и по совсем другим причинам, в частности потому, что проходил он пусть и не в условиях крупномасштабных боевых действий, но все же никак не в ситуации мира. И дело не только во вполне абстрактных соображениях о том, что проводить референдумы в немирных условиях запрещает международное право. Куда важнее «детали». Например, в канун голосования группа правозащитных «зубров», входящих в Демократическое совещание, опубликовала заявление, где говорится, что преследование силовиками в Ингушетии двух чеченских правозащитников v Сулумбека Таштамирова (который, предположительно, был задержан и о судьбе которого в данный момент ничего не известно) и Имрана Эжиева (который был задержан и отпущен) v связаны с тем, что они агитировали соплеменников «против референдума». Самое поразительное, что никто в самой Чечне не удосужился это официально опровергнуть.
В такой ситуации референдум с его 95-процентным «за» оказывается мероприятием слишком уязвимым. А жаль v ведь если есть хоть малейший шанс на проведение в Чечне действительно свободных выборов, открыться он может не иначе как через принятие конституции. Если же последующие события подтвердят, что конституция принималась не для этого v нелишне еще немного повспоминать исторические даты. Вторая половина марта v время для всенародных волеизъявлений не самое благоприятное. Это показал референдум 17 марта 1991 года, когда народ Советского Союза предпочел сохранить свое государство. Тогда, как и сейчас, голосовать можно было либо «за», либо за неизбежную войну. Тогда, как и сейчас, проголосовали далеко не все. Тогда, почти через полгода после референдума, последовал крах режима, а еще через четыре месяца v развал страны.
