медиа-политическая система
Термин «медиа-политическая система» в девяностые точно определял смысл политики. В то время как государственные институты и партийные структуры были неустойчивыми или несформированными, именно каналы воздействия на аудиторию - телевизионные каналы - определяли конфигурацию политической системы. Когда политологи жаловались на отсутствие в России цивилизованной партийной системы, v дескать, только у коммунистов есть партия с массовым членством v они упускали из виду то, что подлинными партиями были телеканалы. Именно с их помощью разыгрывался политический спектакль и выстраивалась иерархия ролей на политической сцене, которая позже, непосредственно перед выборами, воплощалась в брэнды партий и политических движений, за которые предлагалось голосовать избирателям.
Такая система держалась на толерантном отношении государства к присутствию мощных, временами даже вполне самостоятельных игроков в медиа-политической системе. Толерантность, вполне объяснимая как исторически, так и утилитарно. Благодаря первой приватизации, когда масс-медиа были отобраны у коммунистов и переданы журналистам, во все ключевые моменты истории пресса всегда поддерживала первого президента России. Борис Ельцин был для журналистов гарантом и свободы, и собственности.
Другое дело v Путин. Еще во время его избирательной кампании, когда дело запахло Чечней, всем стало ясно, что медиа-политическая система не переживет новых выборов. Ситуация должна измениться, и интуитивно было понятно, в какую сторону. Но никто не мог предвидеть подробностей и деталей, из которых, собственно, и складывается любая история.
Два раза за последний год президент России продемонстрировал незнание законов медиа, прогуляв на Черном море трагедию «Курска» и обратившись с президентским посланием в день захвата НТВ. У этой тактики есть своя логика: игнорируя СМИ, президент как бы подчеркивает свою силу, способность реализовывать собственные планы вне зависимости от того, что об этом думают журналисты. Условно говоря, Путин «прет как танк», и не исключено, что за это его и выбрали. Весь вопрос в том, сознательно ли президент выбирает такой стиль, или этот выбор продиктован необходимостью?
информационный кредит
Выборы-2000 делала команда Ельцина. Дело не только в том, что Путин, в отличие от Ельцина, не харизматический лидер, который одинаково успешно управляется с толпами граждан и с журналистами. Дело в том, что у Путина не было негласного альянса с масс-медиа вообще и журналистским корпусом в частности. Не было у него и собственной PR-команды, собственных ресурсов управления информационным полем. Все это досталось ему от Бориса Ельцина, все это было заемным. С точки зрения информационного обеспечения Владимир Путин избирался в кредит .
Подчеркнуто дистанцируясь от любых персональных движений в эту сторону, Путин оставил место для первого в новейшей истории России сильного (и опасного) министра информации Михаила Лесина. Во время выборов Путин не прошел даже краткого курса медиа-грамоты, так и оставшись «человеком системы» и актером одной роли. Между тем, чтобы хорошо чувствовать себя в атмосфере свободных СМИ, политик должен овладеть искусством импровизации. В противном случае роль актерского таланта вынужденно подменяется системой контроля за информационным полем.
Разумеется, потребность контролировать масс-медиа у сегодняшней власти объективно существует. Она вытекает из масштабного проекта нового «строительства государства», который, как мы знаем, выразился в попытках строительства новых амбициозных партийных структур. Политическая система закрывается v и эта схема не сработала бы, если бы администрация играла исключительно на политическом поле. Ведь тогда реальные массовые партии, представленные телевидением (национал-популистское ОРТ и либеральное НТВ) в любой момент могли бы раскрутить альтернативные партийные брэнды и обнулить инвестиции в партийную систему v как это и происходило в девяностые годы с известной регулярностью.
неформальная национализация
Итак, столкнувшись с задачей контроля медиа-системы, администрация встала перед выбором методики. Национализация медиа-политической системы могла быть формальной или неформальной. В первом случае необходимо было вернуть ОРТ в госсобственность и начать госфинансирование канала. Так, возможно, сделал бы Примаков. Здесь Путин выбрал путь преемственности по отношению к администрации Ельцина, используя уже опробованный набор приемов неформальной национализации, происходящей через обмен услугами между властью и бизнесменами. В девяностые годы расходы на контроль масс-медиа компенсировались за счет предоставления владельцам медиа-холдинга доступа к приватизации. Эта эпоха, как мы все помним, кончилась «Связьинвестом», где победили Потанин и Сорос v ценой отставки правительства. Приватизация вроде бы закончилась, но передел собственности продолжается. В повестке дня v алюминий, производители которого уже скупили самолетостроительные предприятия и вплотную занимаются автомобилестроителями. Параллельно ОРТ перешло от Березовского в руки Абрамовича с его нефтяными и алюминиевыми интересами (под последними следует понимать Олега Дерипаску, недавно разрушившего толлинговый бизнес Льва Черного). Примерно по той же схеме «Газпром» получил НТВ v возможно даже, в этом случае обошлось без откупного. Как-никак РАО - полугосударственная компания.
Помимо очевидных удобств (не болит голова о том, где взять деньги), такая схема хороша также с точки зрения международных финансовых институтов, которые оценивают уровень «свободы» медиа-системы по формальным признакам. В докладе Всемирного Банка на 2001 год, в частности, использован именно этот критерий, что вызвало немало ироничных замечаний у участников обсуждения этой главы доклада, проходившего в Вашингтоне в апреле. Ведь в этом случае латиноамериканская модель олигархического контроля за медиа-системой исчезает за изящным прикрытием частной «семейной собственности».
Между тем всякому, кто следил за историей российских масс-медиа в девяностые годы, понятно, что реальные технологии контроля за СМИ совсем иные. РТР, например, когда-то был самым свободным и «демократическим» каналом, но в определенный момент ведущих заменили на дикторов и редакторов - и проблема контроля была решена. Произошло это после столкновения госудаственных СМИ с властью по поводу первой войны в Чечне, когда медовый месяц масс-медиа и власти подошел к концу.
три удара Лесина-Путина
Но довольно о девяностых. Вопрос, на который нам надлежит ответить здесь, можно сформулировать следующим образом: как закон и порядок новой, путинской эпохи устанавливались в российской медиа-системе?
На этот раз первой ласточкой перемен стало вынесение на конкурс частоты ТВЦ и ОРТ. Предупреждения были вынесены во время выборов (с претензией на то, чтобы дать всем сестрам по серьгам и на всяческую «равноудаленность»), а конкурсы на ОРТ (24 мая) и ТВЦ (6 июля) прошли без особых сюрпризов: телеканалы сохранили частоты. Тем не менее эти жесты министра Лесина не остались незамеченными: всем телевизионщикам стало ясно, что любой канал может оказаться в такой же ситуации, а поводом для предупреждения может служить любое нарушение законодательства, причем отмена этого предупреждения судом (как это произошло в случае с ТВЦ) значения не имеет v конкурс все равно состоится, а на нем все может сложиться по-разному. Голосование по ТВЦ было хорошим примером: победа досталась Лужкову с перевесом всего в один голос, и голос этот принадлежал лично Лесину.
Вторым этапом трансформации медиа-политической системы стало лишение Бориса Березовского способности влиять на содержание передач 1 канала. Как и прежде, помимо интересов президентской администрации, канал служит броней для интересов владельцев, работающих с углеводами и алюминием. Притом что по всей эстетике ОРТ v это, конечно, государственное телевидение, не частное и не общественное.
Ситуация с НТВ v завершающий этап трансформации, после которого политическое поле должно было еще в большей степени перейти под контроль администрации. Захват НТВ действительно стал событием эпохальным. Гусинский был последним игроком на медийном поле, который мог создавать политические кризисы по своему желанию. Его место стремится занять Березовский, для которого с отбытием Владимира Гусинского открылась наконец желанная ниша демократической медиа-оппозиции. Но следует помнить о жестких рамках, которые Министерство информации задает для современного российского телевидения: разойтись «как бывало» Березовскому уже не удастся.
новое «политическое»
В этой ситуации, разумеется, коммерческие СМИ v в первую очередь газеты и журналы, приносящие прибыль издателям и не зависящие от политизированных медиа-инвесторов v оказываются в выигрыше и могут набрать некоторые очки за счет относительной неподконтрольности власти. Они могут и будут преподносить сюрпризы Кремлю и создавать информационные кризисы, если новая администрация не научится реагировать на медийную «повестку дня» более оперативно, чем в случае с «Курском». В принципе, такое разделение по «осторожности» между газетами и телевидением встречается довольно часто, например, в Великобритании. Смогут ли российские издания воспользоваться всеми прелестями свободы печати? - Это отдельный вопрос.
И тем не менее в долгосрочном плане гораздо более существенной представляется две другие темы. Первая v если политическая система превратится в выхолощенный механизм, замкнутый на некой последовательности ритуалов, то на какой площадке общество восстановит коммуникацию? Или, по-другому, вне политики v где проявится политическое? Вторая тема v что нового вносит в ситуацию развитие интернета?
Начнем со второй темы. Здесь важно отметить обозначившийся уже структурный конфликт между масс-медиа и коммуникацией в интернете. Речь идет не о «некоторых различиях» (как в антитезе газеты-телевидение), а о самом настоящем противостоянии. Сетью пользуется меньше людей, чем телевизором, но зато интернет-коммуникация построена на живых людях, а не на образах и медиа-фантомах. Репрезентация масс-медиа находится в оппозиции к коммуникации с помощью интернета. При этом, разумеется, понятие «интернет» используется широко и включает в себя не только интернет-СМИ, но прежде всего - электронную почту, специализированные страницы и веб-комьюнити. Сеть представляет собой самиздат в режиме реального времени, который уже на световые годы ушел вперед от ритуального содержания как электронных, так и печатных СМИ. В сети другая повестка дня, другие темы, другая жизнь.
Это не значит, что в сети нет концентрации собственности на органы информации, крупных холдингов и так далее. Это значит, что по отношению ко всему объему содержания и коммуникации в сети их информационная продукция значит не так много, как, например, центральное телевидение v для российской системы масс-медиа.
И если эта инаковость не находится еще в состоянии острого конфликта с современной российской медиа-системой, то прежде всего потому, что она ее чаще всего игнорирует. Масс-медиа по большей части выключены из реальности сети, представляют собой меньше пяти процентов ее содержания, равно как и все политические сайты вместе взятые. Исходя из этого можно предположить, что и конфликт если будет происходить, то не в политической, а в иной плоскости v в сфере культуры и составляющих ее содержание метафор и символов. Если политическая площадка останется закрытой, энергия общественной жизни просто уйдет в другое русло.
Политическое скорее всего вновь возникнет в культуре, которая как сфера свободы, контроль над которой невозможен в принципе, снова становится важнейшей коммуникационной сферой, где общество будет больше узнавать о себе, чем в собственно политике. Конечно, речь идет в первую очередь о массовой культуре, но даже в ней китча меньше, чем в политике, где вновь доминирует патриархально-националистический мачизм. Это еще можно терпеть, если в политическом спектакле доминирует тема сверхчеловека, политического супергероя, каким и был Борис Ельцин - герой популярных сериалов "Бунтарь", "Царь" и "Царь-2".
Но сегодня политический спектакль более не является интересным в том смысле, что современным городским людям становится все сложнее инвестировать в него время и ожидания, проецировать в него свои эмоции. В открытой политической системе времен Ельцина делать это было проще и веселей, потому что постоянно сохранялся элемент непредсказуемости. Непредсказуемость, естественно, осталась, но она больше таковой не ощущается, как будто бы ее нет. В этом, собственно, основной прием новой драмы, весь ее смысл. Пускай не зрелищно, но доходчиво и понятно.
Вы видели, какие нынче очереди в кино? Интересуются. Ходят, смотрят. Говорят. Героями новой эпохи могут, как когда-то, снова стать актеры, потому что политики актерами больше быть не могут v или не хотят.
