Колонка писателя Игоря Свинаренко, родившегося в Мариуполе и до 17-ти лет прожившего в Макеевке. Это серия рассказов из архивов и воспоминаний – о детстве, о Донбассе и о людях, которые там жили до войны.
Какие у человека были драки в нежном возрасте, такая и будет у него картина жизни, так она и нарисуется. Или, например, драк вовсе не было, кого-то ж гувернер в Летний сад гулять водил – и это тоже заявка. Матрица просто другая.
Я смутно припоминаю свою первую, кажется, драку. Это еще детсад. Мишка Кротов бил меня, а я смотрел на него с огромным удивлением. Как, разве он не знает, что драться нехорошо? Что надо договариваться? Неужели он не хочет быть хорошим мальчиком – вот как, например, я? Гм, довольно глупо с его стороны…
Домой из детсада я пришел со следами побоев, хоть щас на судмедэкспертизу.
– Что такое?
– Да вот там один человек не хочет быть хорошим мальчиком… Ему не сказали, что надо все на словах решать. Может, я завтра открою ему глаза на правду! И он увидит свет истины.
– Ты лучше его обходи стороной. Не связывайся, – объясняла мне женская родня.
Папаша мой был, как всегда, на работе, его мнение не было до меня доведено по уважительной причине.
Ну, дальше сопли, умывание, зеленка, все в таком духе. Потом из пивной вернулся дед – расслабленный, замедленный, в целом, довольный жизнью. Он принес мне пару баранок с кристаллами соли, я любил из-за этого ходить с дедом в пивную, и еще я там схлебывал пену со свежей кружки; божественный деликатес, вкус, знакомый с детства, – но в тот раз дед сходил в наше любимое заведение в одиночестве, и без меня вкусил радости жизни.
Старик быстро выяснил, что к чему, и срочно повел меня гулять, внепланово.
– А нам же задали «Солнечный круг, небо вокруг», надо рисовать.
– Да плюнь ты на эти глупости.
Разговор шел на улице, чтоб в него не лезли женщины. Это ж все была натуральная крамола.
– Подойдет к тебе завтра этот – как его? – Мишка, и ты сразу…
– А если не подойдет?
– Тогда ты его отзови в сторонку. И как только вы встанете друг против друга, так ты сразу бей его по яй… Нет, лучше для начала в нос. Ну, так, лбом. Только надо поближе подойти.
– Лбом? Мне же больно будет.
– Не будет. Там кость. А вот ему – будет. И кровища хлынет. Запомнит твой Мишка этот разговор. Но! Никому ни слова. А то навешают на меня собак разных… С бабами лаяться мне неохота. Скажут, что дедушка тебя плохому учит.
– Так ты же, и правда, учишь.
– Не слушай ты их. А я тебя учу как раз хорошему. Жизнь, она вот так устроена, как я говорю, а не как бабы врут. Им-то что, сидят дома, подметают, пирожки лепят. Им-то не надо драться с пацанами. В отличие от тебя.
– А если спросят: кто научил?
– Никто не научил. Это ты просто разозлился и ударил, не подумавши. Вспышка гнева. Ты борешься с несправедливостью.
– А где ж тут несправедливость, в чем?
– Как в чем? Тебя бьют, а ты – нет.
– Странно… А почему папа меня этому не научил?
– Откуда я знаю? Он умный, институт кончил, партийный… Что у них там в голове, у партийных? Я, честно сказать, не понимаю… Странные они. Нету к ним доверия.
– А туда же лучших берут, в партию.
– Да чем же он лучше меня? Такой же дурак.
Я задумался. Отец – он отец, да. Но и дед же не чужой. К тому ж он воевал! Бил фашистов. А после работал на паровозе кочегаром. Это очень серьезные в жизни вещи.
– А я у него спрошу, почему так.
– Не вздумай. Это последнее дело. Меньше языком надо трепать. И, кстати, баб не слушай. Кто их слушает – тому кранты, поверь…
– Ну, ты уже это говорил.
– Повторение – мать учения.
Назавтра я сделал все, как учил дедушка, отозвал Мишку в сторонку, специально отвел руки за спину, чтоб усыпить его бдительность – и уделал в нос головной костью. Мишка заорал, мне тоже было страшно – кровища ж хлынула из вражеского носа! Подбежали воспитательши, они тоже орали и тоже с ужасом, как Мишка, смотрели на меня, вроде послушного воспитанного мальчика, который вот, пожалте, – зверствует. Ударил другого хорошего мальчика. Избил его! Напав вероломно! Когда нас разбирали вечером по домам, я наслушался всяких восклицаний и ахов. Как нехорошо выглядел я, какой невинной жертвой казался Мишка!
– Да как же ты мог?!
– А он первый начал.
– Нет, все видели, что ты на него напал!
– А это раньше было. Вчера он напал.
Провели опрос очевидцев. Мои показания подтвердились.
– А зачем же вот так сразу ударил? Можно было просто толкнуть, а ты вон какую ему кровищу пустил.
– Но я ж не знал! Я первый раз в жизни сегодня бил человека…
После я встретил ту же аргументацию у Трумэна. Зачем же он скинул бомбы на японские города? Тот резонно ответил, что ранее это оружие не применялось, и про его эффект никто не знал. Его еще спросили про вторую бомбу, зачем она, когда после первой ее сила была уже измерена. Трумэн и тут выкрутился, – если б, говорит, они сразу после первой капитулировали, то больше б никто и не стал бомбить.
Дед встречал меня в дверях, стоя как под триумфальной аркой. Подмигнул и говорит:
– Бабушка, внучок пива просит, дай нам руп!
– Да когда ж ты напьесся, на тебе твой руп…
Она правильно делала, что не спорила. Не дала б рубль – он пошел бы к соседям и в долг или даже даром выпил бы у них самогонки столько, что мало б никому не показалось. С таких вылазок дедушка возвращался походкой Вия, которому еще не подняли веки. Он шел как будто вслепую, ничего не видя ни перед собой, ни вокруг.
Короче, мы сразу пошли в пивную, мне досталась пена с трех кружек и 8 сушек. Жизнь потихоньку начинала удаваться. Всегда ж приятно разбить врага и одержать над ним победу. Под пиво мы, как положено, вели неторопливые разговоры за жизнь, мужскую жизнь.
– И что, он прям рыдал?
– Да, дедушка, он рыдал как девочка. Если ее нечаянно толкнуть.
– И че, кровь и сопли?
– Да, это было так некрасиво. Неприятно, честно признаюсь. Коврик запачкался…
– Ну вот, видишь, как все хорошо кончилось! Щас я еще кружечку возьму, постой тут…
Но угрызения совести были. Я всех обманул, столько лет был хорошим мальчиком, и вот – на тебе. Теперь я плохой мальчик. Что со мной будет? Кем я стану? Ну, теперь уж точно не военным моряком, туда плохих не берут. Но отступать поздно, пути назад нету.
Позже что-то похожее было и по другому поводу: с девчонками можно максимум целоваться, но не делать с ними стыдные, ужасные вещи, сняв трусы.
Прошли, как говорится, годы.
И вот мы со старым другом, который тоже когда-то ходил со мной в один детсад, шли по улице, которая вела от школы к шахте. С нами была хорошая девочка, зря мы тогда не дружили с плохими, это уже позже – и мы ее провожали домой со школьного вечера. Сдается мне, это был девятый класс. За красавицей ухаживал наш товарищ из другой школы, а еще – местный хулиган с погонялом Бук. Как только танцы кончились, красавец наш, который отважно прибыл в наш медвежий угол из центра, задумался. Монтекки проник на бал к Капулетти, да, – а как выбираться? С чужой территории? Мы его отвели на остановку и посадили на автобус, уговорив его – это не бегство, а временное отступление, организованный отход, выравнивание линии фронта! Все, типа, в рамках понятий! А подругу его мы проводим сами. Ну, и дальше Бук и его бандиты перестрели нас. Хорошее слово – «перестрели», это суржик или казачье? Интересно… хулиганы нам говорят:
– Идите, пацаны, по домам, а мы дальше ее сами проводим, не ссыте.
Это было неприемлемо, конечно, а их было семеро против нас двоих, и стали нас бить, такое, увы, иногда случалось. Я после, когда все кончилось, долго радовался, что со мной не было ножа, меня с ним просто не пустили б на школьный вечер, ну, вот как щас в аэропорт. Подрезал бы Бука – и вперед на нары, это было б довольно глупо. На первых тактах драки моему детсадовскому дружку, я увидел это краем глаза, натянули на голову его же пиджак – и дальше он, если что и мог, то вслепую размахивать руками, пропуская все удары. Я же ухватил за ворот Бука, согнул его буквой Г и стал беспорядочно бить кулаком по лицу. Остальные бандиты охаживали меня со всех сторон, но я терпел, думал, хоть одного надо обработать, тем более, что он главный. Хорошо, что мы были еще, грубо говоря, дети, ни при ком не было хоть свинчатки, и мы все выпили по бутылке бiлого мiцного после танцев, разливая в туалете, расслабились и устали, так что драка шла очень вяло, да и повод для нее был чисто символический – никто не собирался насиловать красавицу. Пока мы так вяло махались, мимо прошла стайка шахтеров и разогнала нас.
На другой день в школе на какой-то урок зашла классная и коротко, без фамилий, изложила вчерашний сюжет, обозначив героизм неких учеников нашей школы и спасение девичьей чести. Я слушал это, глядя в крышку парты, и вспоминал деда, который когда-то увел меня в пивную, вырвав из рядов хороших мальчиков.
На перемене я встретил в коридоре Бука.
– Ну, как мы вас вчера отметелили? – спросил он довольным голосом.
– Я рад, что хлебало тебе отрихтовал, бланши-то неплохие. Походишь еще с битой мордой! И все ж знают, кто тебе ее начистил. А вам победа не засчитывается: вас семеро было, а нас двое.
– Ну, мы еще увидимся.
– К вашим услугам.
Я после, пока не улеглось, много лет жалел об одной штуке: я мог бы ударить Бука коленом в лицо, уже ж я его нагнул, – и вывел бы его из строя, и мог бы еще одного сбить! Но – вот как-то не додумался. Упустил шанс.
После мы как-то вышли с Буком поговорить на backyard, за школу, и в середине фразы я неожиданно для себя заметил, что ударил его, разбив ему губы, а себе поранив об зубы пальцы, а потом еще приложился пару раз. Я был удивлен, я сам не мог себе объяснить, как и почему вдруг тема внезапно поменялась, я ж реально собирался просто поговорить. Потом на танцах в клубе он нанял взрослого боксера, тот перекрыл выход из туалета и провел серию ударов по моей умной голове. Я изо всех сил держался, чтоб не упасть, и обошлось даже без нокдауна. Через пару вечеров мы с ребятами, все при монтировках и солдатских ремнях, пришли в темноте уже под окна Бука и стали его вызывать на разговор. Мы орали:
– Бук, выходи, падла!
Пьяные, само собой.
Когда мы это проорали первый раз, во всем доме погасли окна, во всех квартирах. Мы неправильно звали, надо было по имени, но никто его не мог вспомнить, знали только погоняло.
После у нас были еще какие-то встречи, на танцах и за школой, возле угольной кучи, уже и не вспомнить всего. Один на один я мог его повалить, но когда их двое или трое – счет получался не в мою пользу.
А, да, детсадовский дружбан мой куда-то пропал, когда я – уже не в том веке, про который разговор, а в следующем – залег в больницу, всем тогда казалось, что помирать. Я, однако, оттуда вышел и спросил пропащую душу при встрече:
– А шо так? Наверно, ты решил, что раз мне уже кранты, то нет смысла тратить на меня время?
– Ты все неправильно понял.
– А надо правильно? Это как?
– Я тебе после объясню… Не сейчас.
Мы после пару раз виделись в компаниях, привет-привет, но за жизнь не заговаривали. Он отрастил красивые усы. Возможно, у него правда была какая-то причина, которую не стоило излагать? Или моя шутливая версия была не до конца шутливой? Поди знай. Да и – какая разница, на то и друзья чтоб их терять, я жить рожден, чтоб мыслить и страдать и т. д.
И еще раз прошли годы.
МГУ поехал на картошку, денег у нас было мало, магазины далеко, и один малый, из наших, с курса, стал приторговывать самогонкой, это как бы такой получился привет из Донбасса.
– Где берешь? – спросил я.
– Места знать надо! – весело отвечал он.
– Слушай, по всему Союзу бутылка стоит руб-пиисят, а ты, падла, по три продаешь. Ты же просто крысятничаешь.
– Не порти мне бизнес.
– А испорчу.
– Тебе слабо. Ты ж не знаешь, где я беру!
Однако, найти поставщика было легче легкого. Я спросил у местной поварихи, где ближайшая от нашего пионерлагеря деревня. Пришел туда, стукнул в окошко первой хаты, пардон, избы, и спросил, кто гонит. Мне указали на дом дяди Коли. Я выкупил у него все нагнанное и принес в лагерь. Продал ребятам почем взял, правда, на севере самогонка была два рубля, а не полтора, как в Донбассе.
Дилер был вне себя. Я влез в его бизнес. Нанес ему ущерб. Не получив, что самое для него оскорбительное, никакой выгоды. Зачем же тогда? А затем, мы разошлись в трактовке понятий. Можно зарабатывать на своих? Или нет? Я был просто совецкий человек… А он уже нет.
Разборка состоялась на футбольном поле в ту же ночь. При стечении народа. Откуда такие тюремные нравы в университетской среде? А почти все же в армии служили (кроме меня), а это чем не тюряга, те же, в целом, порядки, при том, что на киче все даже несколько гуманней.
Встреча двух ковбоев была короткой: довольно быстро мне посчастливилось послать дилера в нокдаун, даром, что он был покрепче меня, потяжелей – но зато ж и пьяней, что дало мне преимущество. Поверженный противник вскочил и заорал дурным голосом, что все только начинается ааааа! Но братва объявила бой законченным.
И что в итоге? Дядя Коля продолжал гнать, но самогонка стала хуже, слабей и воняла бардой, и отчасти ею и была, – на ровном месте производительность труда не поднимешь без потери качества, это первый курс.
Драка в пионерском лагере МГУ запомнилась мне надолго, это была просто смена вех! Это вам не семеро на одного, а строго один на один, с соблюдением дуэльного кодекса, который я и не думал, что сохранился еще где-то. Я даже прослезился. Ну, а что вы хотите – это был уже не Донбасс, не шахта им. В.М. Бажанова, но – МГУ им. М.В. Ломоносова.
Почувствуйте разницу, как говорится.
