Для проекта «После» Дмитрий Ицкович и Иван Давыдов поговорили с юристом, специалистом в области цифрового права Еленой Авакян – о цифровом суверенитете и о том, как могло бы выглядеть идеальное цифровое будущее.
Поскольку я всю жизнь занимаюсь цифровым правом, цифровым развитием и IT, моё представление о будущем так или иначе связано с цифровой трансформацией, причём цифровой трансформацией не отдельного государства, а мира в целом. Более того, я полагаю, что цифровая трансформация отдельного государства не очень возможна, потому что собственно цифровая трансформация началась с создания глобальных цифровых систем – глобального интернета, а также глобализации, появления существенной части космополитично настроенного населения земли (его уже не назовёшь гражданами конкретных государств), появления надгосударственных систем финансирования, появления криптовалют и приобретения ими того статуса, который они уже получили сейчас, не де-юре, а де-факто, не благодаря, а вопреки государственному стремлению в этом направлении. В этом смысле Россия не представляет собой никакого исключения. Сейчас государства пытаются выстроить суверенные «стены» в этом пространстве. И мы, опять же, не уникальны в этом начинании – давайте посмотрим на Китай, давайте посмотрим на страны Ближнего Востока, которые пытаются построить свои собственные стены, и тоже в этом не очень преуспевают. Пока глобализация явно побеждает, и процессы глобализации невозможно остановить. В принципе, можно попробовать их запретить на одной конкретно взятой территории, всё очень сильно зажать, но такого рода пузырь при оказании большого давления выдавливается по границам, а при оказании слишком большого давления имеет обыкновение прорываться в разных местах. И, следовательно, удержать это в каких-то рамках всё равно будет невозможно.
Если верить статистике, в Китае отключение глобально интернета привело к снижению преступности. Но снижение преступности происходит во всём мире. Почему? Потому что из активности офлайн, из преступлений, совершаемых офлайн, «умная» преступность уходит в онлайн, а там всё довольно сложно выявлять и даже считать всё довольно сложно, она становится трансграничной – очень сложно понять, кто же что в конечном итоге совершил, и она становится значительно более интеллектуальной. А всё, что традиционно и было в офлайн, скажем так, «преступления страсти» разной формы и вида (мы имеем в виду сейчас не только преступления, которые так принято называть, но и любые другие спонтанные преступления, связанные с тем, что человек впал в состояние ярости или находился в аффекте), – этих преступлений всё равно определённый процент и он есть всегда. И когда во время ковида практически все криминологи говорили: «Вот сейчас мы получим всплеск бытовой преступности», — они ошиблись. Почему? А потому что сработал тот самый цифровой механизм — отвлечение сознания. Это, кстати, тоже будущее. И в моём понимании оно значительно более вероятно, чем всякое иное. Отвлечение сознания, уход сознания в игровые псевдомиры, метамиры и так далее. Человеку становится тесно и неинтересно в обычном мире. Причём иногда, не узнав этот мир, молодое поколение уже перестает им интересоваться. Неинтересно – априори, до опыта, до того, как они потрогали мир руками. Уже неинтересно, потому что там, по другую сторону компьютерного экрана – всё мощнее, ярче, динамичнее и безопаснее. По ту сторону экрана можно вылить любую агрессию, любую радость испытать без последствий, сохранив при этом свое личное пространство.
Что может произойти и уже происходит? Происходит появление «цифрового аватара» – цифровой личности, которая начинает повторять судьбу личности физической. С точки зрения молодого поколения это плохо, потому что очень сложно такой аватар стереть и начать заново. Поэтому начинается разделение между юридической цифровой личностью, которая действует в юридическом пространстве, и свободной цифровой личностью, эти личности множатся и начинают по-разному действовать. С точки зрения общества это хорошо, огромное количество агрессии выливается в виртуальные миры, не перетекая в офлайн. Свободная пассионарная масса там тоже реализуется – им уже не нужна такая офлайн-активность, которая была всегда. Появление метавселенных, их развитие – пока игрушечное – и создаёт предпосылки для умственной миграции большого количества населения в виртуальные пространства. Является Россия исключением? Нет. Сейчас чем дальше мы удаляемся от центров, чем больше цифровое неравенство и тем меньше пока этих явлений. Однако в будущей России мы увидим более глобальную цифровую трансформацию – изменение и бизнес-процессов, и политических процессов, дополнение их виртуальной реальностью.
Сегодня мы сталкиваемся с новым вызовом – это цифровая «гигиена», умение взаимодействовать и отвечать за последствия действий своего цифрового аватара. Однако умение фильтровать говоримое публично, умение правильно организовывать цифровые группы и оценивать людей, с которыми ты не взаимодействуешь, у нашего молодого поколения, как показывает правоприменительная практика, отсутствует. В Китае прежде чем в свою социальную сеть, даже в игровой чат допустить человека, подросток очень тщательно изучит, кто этот человек. Его уже научили, что твоя сеть – это последствия для твоего социального рейтинга. Их научили базовой цифровой гигиене.
Есть разные пути цифрового развития – по крайней мере, в части работы с данными: есть путь китайский, и есть два, условно скажем так, либеральных пути – европейский, когда все данные принадлежат собственнику данных, то есть физическому лицу, и распорядиться он может ими так, как он хочет, и американский путь, когда все данные принадлежат корпорации, то есть все данные принадлежат тому бизнесу, который эти данные сумел собрать. Мы не выбрали, мы стоим на перепутье. И пока у нас нет ни жёстких запретов, например, на системы распознавания лиц и разработки в области искусственного интеллекта, направленные на слежку, как это есть в европейских странах и как это постепенно отражается в европейских конвенциях. Нет у нас и тотального запрета на обобщение корпоративных данных, использование данных, анонимизацию, реализацию этих данных, как это есть в Китае. Мы пока колеблемся, и я по крайней мере очень надеюсь, что мы довольно долго будем выбирать, потому что на мой взгляд этот путь можно выбрать лишь единожды, потом от него отказаться и изменить парадигму очень сложно. Потому с точки зрения государственного управления «хорошее» – это возможность обеспечить глобальную безопасность населения, и ничто так не обеспечивает безопасность, как тотальное наблюдение, причём в «хорошем», если можно так сказать, смысле этого слова. Речь про тотальное наблюдение не в оруэлловском смысле, а в хорошем смысле этого слова, то есть наблюдение за асоциальным поведением.
Цифровой суверенитет – это возможность сохранить возможности коммуникации, прошу прощения за тавтологию. Цифровой суверенитет — это свои базовые DNS-сервера, это возможность поддерживать глобальную сеть, это возможность создавать все необходимые коммуникационные связи внутри государства вне зависимости от воли третьих лиц. Если бы мы в своё время не дали себе труда создать первичную сетевую инфраструктуру, сегодня мы бы переживали всё происходящее значительно хуже.
Конечно, если мы будем полностью всё импортозамещать, то какое-то время будет очень тяжело, потому что придётся импортозаместить то, чего у нас нет, придётся пересоздать эту реальность. Но, опять же, пересоздавать то, что уже когда-то было, значительно проще, чем создавать с нуля. Поэтому я думаю, что мы очень быстро справимся, как справились с этим Китай, Иран и другие государства, которые догоняли с нулевой отметки и очень быстро догнали. Полагаю, что и у нас так или иначе всё получится. Поэтому в части сетевых возможностей всё будет хорошо, а вот как мы будем распоряжаться этими сетевыми возможностями – действительно большой вопрос, и этот вопрос лежит в плоскости – как и кому мы будем передавать данные, и насколько мы хотим их монополизировать в государственных руках. Полагаю, что цифровой суверенитет мы себе постепенно обеспечиваем. Сейчас я вижу, как глобальные российские IT-компании все силы тратят на создание независимой цифровой инфраструктуры.
Может ли цифра существовать в отрыве от мира? Нет, не может, я абсолютно в этом убеждена. Поэтому люди, которые привыкли общаться, не готовы прерывать коммуникационные связи. Цифровой изоляции точно не будет. Почему? На мой взгляд, что это вообще в принципе невозможно. А потом я абсолютно убеждена, что даже если мы сами захотим закрыться, нам не дадут этого сделать. Проекты Илона Маска по запуску мирового интернета, которые, конечно, затормозились, но ведь никуда не делись. И он первый об этом заговорил, но он будет не единственным, кто станет это реализовывать. Рано или поздно покроется наше небо – имею в виду не наше, российское, а вообще, небо над планетой – спутниками, которые будут обеспечивать «надмобильный» интернет, и появятся гаджеты, которые будут общаться с этими спутниками. Это уже реальность, просто она очень дорогая.
Мой цифровой идеал – государство как платформа, обеспечивающая мне мои потребности как гражданина. Чем меньше я вижу государство рядом с собой, тем лучше работает государство на самом деле. Удовлетворение моих потребностей в государственных услугах быстро и эффективно, и в тот момент, когда мне нужно, а не в тот момент, когда нужно государству. Принадлежность данных мне и моё право ими распоряжаться. Наличие цифрового выбора: куда я иду и в каком направлении— определяю я. Также мне в моем идеальном будущем необходимо сохранение возможности социального общения офлайн там и тогда, где я испытываю в этом потребность. Для меня как потребителя идеалом цифрового будущего является такая ситуация, в которой я как можно меньше осознаю присутствие в моей жизни этого «за стеклом». Но только я-то мыслю себя на этой доске не фигурой, а игроком, и поэтому для меня идеал цифрового пространства – это участие, это полный общественный контроль за элементами искусственного интеллекта в государственном управлении, это, безусловно, общественный контроль за элементами искусственного интеллекта в судопроизводстве и категорический запрет на замену судьи-человека на любое роботизированное принятие решений по всем делам, связанным с личностью человека (имею в виду, по крайней мере, уголовные и личностно связанные гражданские дела). Я за баланс, за то, чтобы всё хорошее было уравновешенно должным образом теми институтами, которые способны оценивать последствия этого хорошего, скажем, с самой негативной стороны. И я за публичную открытую аналитику. Да, пусть её прочитает 1,5% населения, но она должна быть. Это в некотором смысле идеал цифрового будущего для меня лично.
