Для проекта «После» Иван Давыдов (немного сбивчиво, но это от волнения) поговорил с замечательным русским поэтом Всеволодом Емелиным о том, что не так с Россией сейчас, о том, похоже ли наше нынешнее государство на брежневский СССР, и о том, когда на Руси было жить хорошо. Бонус трек – стихотворение «Мастер и Маргарита» читает автор.
Что сейчас не так с Россией? Ну, я не знаю, все. Полный демонтаж, скажем так, всех прав и свобод. СВО идет где-то далеко, но то, как она изменила внутреннюю жизнь, по-моему, бросается в глаза. Все эти бесконечные приговоры, доносы... В советское время, которое я застал, в веселые 1970-е годы, говорят, кто-то писал доносы, но никогда не приходилось сталкиваться. А тут буквально в сети то и дело сталкиваешься. Я как-то всегда очень любил свободу, а сейчас ее явно стало меньше, свободы. Не говоря даже о политических свободах, а просто о каких-то элементарных вещах. Запрещенные слова и наказание за слова… Показали мой любимый фильм «Волк с Уолл-Стрит», самый мой любимый, который я всегда пересматриваю. Господи, там же вообще ничего не понятно. Там реально вырезали всю эту историю с таблетками просроченными, которые они глотали. Там дворецкий у героя гей — вырезали. Совершенно непонятно, что там происходит. Почему его бьют по морде? Получается, просто человек украл деньги.
Ну ладно, голые женские груди замазывают, сигареты замазывают. Но когда замазывают историю с таблетками и историю про то, что человек гей, когда просто вырезают большие куски, и в результате фильм превращается непонятно во что...
Тот Союз, который я видел, на нынешнюю Россию не похож. В том Союзе никто ни одному слову начальства не верил, а сейчас я довольно часто сталкиваюсь с людьми, которые всерьез верят всем этим рассказам руководителя. Никто не верил в то, что если бы мы не вошли в Афганистан, туда вошли бы морпехи американские и через месяц ударили по нашему родному Таджикистану и по нашей родной Киргизии. Никто… Из самых разных социальных слоев люди, землекопы, инженеры, все хихикали, а тут я с удивлением вижу, что очень многие все эти разговоры принимают всерьез. Это как-то особенно удручает. В Советском Союзе все-таки все было другое. Поскольку там изначально декларировались совершенно недостижимые цели, типа построения коммунизма и что скоро можно будет прийти в магазин и все взять бесплатно по потребностям, ничего не надо будет зарабатывать, понятно, что никто в это не верил. Поскольку это продолжали долбить все 1970-е годы, половину 1980-х, все это выглядело как некоторая пародия. А сейчас оно как-то местами достаточно странновато, скажем так. Для меня странновато выглядит. В моем опыте такой ситуации не было.
Вводили войска в Чехословакию, обошлось. Когда в Венгрию водили, где, говорят, довольно серьезно убивали народ, меня еще на свете не было. Была Афганская война, и все были против этой войны, на самом деле. Не вижу я в действиях нынешнего начальства ничего, что было бы похоже на Советский Союз, честно говоря. Может быть, это похоже на позднесталинское время, но я его не застал, могу только по книжкам судить, что называется. А брежневское время все-таки было другое. И действия руководства были другие. Если бы даже войну начали, то она бы шла под лозунгом «Мы стоим за дело мира». А сейчас как-то стало все циничнее. То, что раньше они говорили только у себя на дачах, может быть, теперь смело говорят вслух. Все-таки тогда начальство старалось блюсти лицо. Послушать, что сейчас говорят наш министр иностранных дел, пресс-секретари, то-се, ведущие телеканалов главных,- тогда это было просто совершенно невозможно. По крайней мере, начальство старалось делать благородную физиономию при любой игре. А сейчас совершенно спокойно, и главное, это подается так, как будто в этом и есть наша сила. Мы не лицемерим, мы прямо говорим: вот мы можем действовать так, и мы будем действовать так, потому что мы так хотим. В брежневское время, если бы это началось, нам бы говорили как-то совершенно иначе об этом.
Я, честно говоря, не вижу никакой их особенной культурной политики. Разгон голой вечеринки — это культурная политика? Но я не знаю, может быть, они хотят, чтобы солдаты в окопах видели, что здесь тоже в тылу одни сплошные агитбригады, что все тут суровые, все тут голодают, все втянули животы, все готовят все для фронта, все для победы. Я не знаю, есть ли у них какие-то силы для формирования такой культурной политики. Ударили по звездам, которые всех достали, которые десятилетиями мелькают на всех новогодних огоньках. Ну это понятно, это все видят. Ну хорошо, споют они, спляшут для Донбасса. Из Донбасса уже казаки жалуются: «Что вы меньшинства эти присылаете нам?» Я не вижу никакой продуманной культурной политики. Я вообще не вижу никакой последовательной политики в том, что сейчас происходит. Венедиктов (включен минюстом в реестр иноагентов – Полит.РУ) постоянно утверждает, что все продумано, все рассчитано: «Я знаю Путина, все идет по плану». А по-моему, это какие-то совершенно конвульсивные действия без попытки заглянуть вперед. И в отношении культурной политики это тоже бросается в глаза. Симоньян назначила плеяду поэтов-фронтовиков. А потом они надоели, она о них забыла, они сейчас всячески жалуются, что их поманили блестящим будущим... А она на что-то другое отвлеклась, на другую блестящую игрушку. Вся политика, как культурная, так и не культурная, так же выглядит. Могу ошибаться. Только мое мнение.
Все началось с Крыма, с 2014-го года. Я так ощущаю, что с 2014-го года. Был сделан некоторый необратимый шаг. Еще, может быть, с Крымом могло бы устаканиться, но затеяли бучу на Донбассе, видимо, надеясь потом обменять его на Крым. Может быть, это можно было так как-то загасить, но поскольку, ещё раз говорю, политика, на мой взгляд, импульсивная и конвульсивная, то когда увидели, что там дело затягивается, то задумались - а зачем нам, собственно, уходить? И уже тогда стало ясно, что договориться не получится. И уже тогда пошла мощная реакция внутри страны сразу на всё это.
Совершенно непонятно, что мешало обывателям чувствовать Крым своим и без всяких зеленых человечков. Стало дороже, был я в Крыму, честно говоря. Пусть я отрезаю себе все пути на братскую Украину, но скажу - я в 2015-м году был в Крыму. Стало дороже, скучнее, водку перестали продавать круглосуточно, стали до 11 продавать. Какая радость в таком нашем Крыму?
Опять же, я думаю, что руководство ощутило себя вдруг всемирно историческими деятелями. Как там Василий Иванович говорил? – «во всемирном масштабе». Вот, они ощутили себя деятелями во всемирном масштабе и с тех пор действуют во всемирном масштабе.
Не знаю, как выглядит моя идеальная Россия. Россия нулевых годов меня, в общем, почти во всём устраивала в конечном итоге. Было важно ощущать себя частью европейской цивилизации. Было важно, что людей не сажали просто так. Если речь не об экономических разборках, посадках олигархов и переделе собственности, - поскольку я бизнесом не занимаюсь, это не моя тема, и это мне особо не мешало. Я понимаю, наверное, что все взаимосвязано, начали с этого, потом приходили к следующим и к следующим.
И боюсь, что моя прекрасная Россия будущего – в прошлом. Я и сам прекрасный в основном в прошлом.
Как обывателя, балующегося, извиняюсь, стишками и текстами, нулевые годы вполне меня устраивали... Понятно, было, конечно, то, что все это изначально было имитационно, эта партийная жизнь, якобы существующие партии, все эти ЛДПРы, КПРФы… Грубо говоря, когда были бы настоящие партии, наверное, можно было бы организовывать какое-то сопротивление, было бы кому возразить, но многим до политики не было дела по большому счету. Я-то всегда был политизированный человек, но мне в 2000-е, в нулевые было так хорошо, что я о политике думал гораздо меньше, чем надо было. А поскольку тогда не сформировалось гражданское общество, которое могло бы как-то сопротивляться и на что-то возражать, когда начальству попадет вожжа под хвост… Ну вот, начальству она попала, и тут-то оказалось, что действительно нет гражданского общества, которое могло бы как-то серьезно противодействовать этому делу.
Лимоновцы как-то меня нашли, им показались интересными мои тексты. Одними из первых моих читателей, почитателей были они. И я стал обращать внимание на каких-то достаточно экстравагантных, но вполне себе интеллигентных молодых людей, которые держались стайками на моих вечерах, тем более, вокруг книжного магазина «Фаланстер» все это происходило, они там тоже были, заходили туда. Это ведь по большому счету была труппа для постановки перформансов. Да, это абсолютно художественный проект, замечательный, очень талантливый литературно-художественный проект Эдуарда Вениаминовича (Лимонова – Полит.Ру). Плюс провокационный, а я-то тоже во многом начинал как провокатор.
Ну, мы знакомы были с Лимоновым, да, пересекались на литературных фестивалях – в Перми, в Иркутске. Мы с ним были знакомы, очень хорошо друг к другу относились, интересный был человек. Удивительно, как он до самой смерти сохранял полную ясность рассудка, оставался в здравом уме и трезвой памяти. Ну, если это его нормальное состояние можно назвать здравым умом. Ну, он таким был, - подросток Савенко, и в старости оставался подростком Савенко в таком же здравом уме. Вот я сейчас на седьмом десятке начинаю просто фантастически ему завидовать, чувствуя, как у меня уже очень много ситуаций постоянно выходит из-под контроля, а он как-то всегда держал свою ситуацию под контролем.
На вопрос о возвращении нормальности я для себя отвечаю кратко: в любом случае я не доживу. Я себя полностью настроил на одно: я не доживу. А так, наверное… Ведь на самом деле это же действительно какие-то общемировые процессы, по большому счету, пошли. Лед, такое впечатление, он не только у нас, он во многих местах здорово тронулся.
И теперь всегда есть, чем напугать. Я умею придумать, чем напугать людей, чем расстроить их в своём, извините за выражение, творчестве. Ещё раз говорю, лучше, чем в нулевые годы, мне за мои 64 года никогда не жилось. Однако тогда я писал вполне себе развесёлые мрачные тексты. Эту проблему я как раз разрешил. Я готов жить хорошо. Я совершенно не хочу жить плохо. Я хочу жить хорошо. А писать… О том, что хочу писать, не беспокойтесь, придумаем.
И если я собрал все стихи, которые я написал с 2022 года, которые нигде не опубликованы, то уже есть и название - «Танатология». Сборник назывался бы «Танатология». Хотя тоже можно понять человека, который стремится вырваться из мирной жизни. Ну человеку там сорок, я не знаю, пять лет. Ну хорошо, ладно. Ну есть у него, я не знаю… «Форд Фокус» восьмилетней давности. Он как-то живет не при деле. А тут вдруг ему говорят, что у тебя великая миссия есть, родина есть. Ты соединяешься с людьми, присоединяешься к своим. Про молодых я тем более думаю… Я представляю, как бы они хотели… Главное, вернуться. Он возвращается, грудь его в медалях, ленты в якорях. Все девки его, всем остальным он совершенно спокойно может плевать в морду. Вы писаришки штабные, а я батальонный разведчик. В общем, я как-то понимаю некоторым образом пафос этих людей. Человек становится членом некоторой избранной, скажем так, касты. Это очень мощнейший инструмент самоутверждения получается. Это вообще, на самом деле, очень немало.
Вы же понимаете, что тут возникает мощнейший когнитивный диссонанс. Хорошо, я против происходящего. А все вокруг, очень многие вокруг, за происходящее. Так, пункт второй. Если я против происходящего, я что-то должен делать. Что сделаешь? Минимальный срок сейчас 7 лет, насколько я понимаю.
То есть, либо ты что-то делаешь - и срок. Либо ты против и ничего не делаешь. Тогда у тебя естественно наступают фрустрации, и ты сам себя разрушаешь. Ты видишь, что то, что происходит, тебя категорически не устраивает. Ты считаешь это злом, но ничего сделать против этого зла ты не можешь. И что? Меня прозрачная 40-градственная жидкость спасает. Я очень сильно увеличил ее потребление. Оно и до того было не маленьким.
А вот если ты как-то убедил себя, что народ прав, как в “Тридцатой любви Марины”: «Иванов может ошибаться, а весь народ ошибаться не может», что всё-таки мы правы, что всё не так однозначно… И тогда у тебя пропадают проблемы, фрустрации. Я теперь участвую в общем деле, или даже я не участвую в общем деле, но я не против, я считаю, что всё происходит как надо. Снимается огромное количество проблем, чем вот так сидеть, как я тут, и шипеть беззубым ртом.
Беда-то в том, что в 1970-е и 1980-е годы у культуры вообще был высокий статус. Сейчас даже поэты, назначенные Маргаритой Симоньян, - как их не впаривай через «Госуслуги», они никому по большому счету не нужны. Да и мы никому по большому счету не нужны. Тогда у культуры вообще был высокий статус, а сейчас он реально гораздо ниже. С появлением интернета, с появлением всего этого писатель, художник, режиссер потеряли свое место. А в 1970-е, 1980-е годы, грубо говоря, делать нечего было, ехать в Турцию — не поедешь. Дальше Коктебеля никуда не уедешь при всем желании. Интернета нет, телевизор в 11 часов заканчивается, тишина полная, смотреть нечего. Фильмов тоже нет, все фильмы про то, как передовой секретарь парткома с консервативным директором завода ссорится, вводить ли новую технику или нет, как это отразится на показателях плана. Люди мучительно хватались за каждую свежую книжку, будь она самиздатом... Сейчас издайте себя самиздатом. Кому это нужно? Мы стали более мещанским обществом в те же самые нулевые благословенные, в 1990-е, стали реально мещанским обществом. В Советском Союзе на безрыбье людям от нечего делать хотелось Джойса читать, прости Господи, читать Джойса! Сейчас не хочется, подавляющему большинству это не хочется.
Советский Союз носился с тем, что мы самая читающая страна. В Америке, в Европе, насколько я представляю, появление новых книжек с необычными стихами интересовало очень небольшое количество людей. Остальные все были озабочены тем же «Фордом Фокусом». В Советском Союзе, особенно в брежневском, ситуация была ненормальной. Это был такой заповедник гоблинов, где все тянулись к культуре, на фильмы Тарковского выстраивались очереди, Боже ты мой, да… Большие по тем временам деньги платили, чтобы достать билет на Таганку, там, боже мой, ох ты Господи, а вы видели, а вы видели это, вы видели то? Больше нечем было заняться. А в нормальных странах на Западе в это время все-таки подавляющее большинство людей книжки как не читало, так и не читает. И теперь у нас перестали люди книги читать, перестали ломиться на выставки, кроме уж особо разрекламированных. Все, в общем, мы пришли в этом смысле к определенной общемировой норме. Плюс, Советский Союз же вообще был страна книги, как древний Израиль. Это моя любимая мысль-то. Почему жил Советский Союз в ожидании мировой революции и всеобщего коммунизма? А потому что Карл Маркс, Владимир Ильич Ленин, Иосиф Виссарионович Сталин написали каждый по 50 томов, в которых все это объяснено, почему это должно произойти. Вот вы почитайте. То есть все упиралось в книгу. Почему? Зачем он нужен, Советский Союз? Потому что книга есть. “Капитал” или “Как реорганизовать Рабкрин” — статья Ленина. Смысл его был в книге. А нынешнее начальство книжки не читает…
Воланд и его свита
Высаживаются на вокзале,
А Мастер и Маргарита
Тихо живут в подвале.
Под креслом домашние тапочки,
В патефоне поет «Рио-Рита»,
«Съешь пирожок, моя лапочка», -
Зовет Мастера Маргарита.
Не петля, а галстук на шее,
Теплая печка греет,
Вокруг Москва хорошеет,
Хорошеет и хорошеет.
Он сочиняет книжку,
Царит покой и уют,
Такая вот передышка
На несколько минут.
Пилат – опасная тема,
Надо же знать границы,
Но не включена система,
Распознающая лица.
Еще не пишут доносы,
Еще не ищут следы,
Еще не идут допросы,
Обыски и суды.
Еще не стучат соседи,
Еще не настал февраль,
Но Маргарита — ведьма,
Она далеко видит вдаль.
И чтоб не пришлось её лапочке
В межгендерный ссать клозет,
Она вышивает на шапочке
Мастеру букву Зет.
