Светлана Анатольевна Бурлак - старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, старший научный сотрудник кафедры прикладной и теоретической лингвистики филологического факультета МГУ. Перед вами - пересказанное редакцией «Полит.ру» краткое содержание ее беседы с Дмитрием Ицковичем и Анатолием Кузичевым, состоявшейся в рамках программы «Наука 2.0» (совместного проекта портала «Полит.ру» и ВГТРК).
Если мы посмотрим на наших ближайших родственников - современных шимпанзе и бонобо - то увидим, что они очень умные. Они смотрят, что делают другие; слушают, какие звуки издают окружающие, и пытаются понять, что же у других происходит.
Иногда обезьяны намеренно общаются друг с другом, пытаясь сообщить определенную информацию или что-то попросить, иногда - интерпретируют поведение своих сородичей, других животных или человека.
Соответственно, если все настроены интерпретировать поведение других, то дальше произойдет то, что довольно часто происходит у животных при развитии коммуникативных систем, - появятся элементы поведения, которые обладают повышенной заметностью. Пример - токующий глухарь - всем его сородичам таковое поведение понятно. Тогда, с одной стороны, настраиваются механизмы поведения и анатомические структуры, которые его обеспечивают, а с другой - распознавание, чтобы это поведение можно было отследить. Если по этому пути пойти дальше, вырабатывая и усложняя повышенно-заметные элементы поведения и учась их распознавать, - можно прийти к возникновению человеческого языка.
Если посмотреть на известные нам ископаемые останки, то понятно, что дети, вне зависимости от того, обезьяна это или человек, похожи на своих родителей - и при этом чем-то от них отличаются. Если взять эти отличия во временной перспективе, то очевидно, что за тысячу и, тем более, за миллион лет отличий накопится очень много. Это достаточно линейный процесс, без каких бы то ни было резких скачков.
Все приматы - животные групповые. Они что-то друг другу кричат, трогают друг друга, пытаются донести информацию при помощи мимики - иными словами, постоянно общаются. И, естественно, они общались и когда были австралопитеками, и когда стали homo sapiens.
Теорий происхождения языка существует огромное количество. Тридцать лет тому назад ученые подсчитали, что их имеется около 20. С тех пор добавилось еще несколько.
Когда ученый хочет создать теорию языка, он пытается выделить некую главную черту, из которой все потом вырастет. Какая именно черта главная - у разных исследователей понимание разное. Кто-то считает, что главное - это умение пользоваться абстрактными символами. Почему, скажем, абстрактная звуковая цепочка «книга» стала обозначать именно этот объект, который также можно назвать book, livre, buch и т.д.
Для некоторых исследователей это - самое важное. Они изучают, когда наши предки гоминиды научились абстрактным понятиям, и на основании этого делают выводы, когда именно возник язык.
Все вроде бы хорошо, но бонобо Канзи в состоянии соотнести абстрактный символ и даже абстрактную словесную цепочку с каким-то объектом окружающей действительности. Это означает, что бонобо умеют говорить? Тогда выходит, что и австралопитеки каким-то образом умели говорить. Это одна теория.
В другой теории главным считается умение строить большие синтаксические структуры.
Для меня главным критерием является достраиваемость. Мы ведь не учим наш язык наизусть. Когда мы под стол пешком ходим, мы ведь не зубрим грамматику или словарь, - мы достраиваем язык.
Услышали какие-то формы слов - пытаемся понять их модель и на ее основании достроить другие слова.
Человеку свойственно (вероятно, это сформировалось в определенный момент эволюции) во всем искать структурные связи. Например, в одном из недавних экспериментов на психологическом факультете МГУ испытуемым было предложено соотнести цвета спектра с красного по зеленый с геометрическими фигурами. К красной части спектра наиболее часто относили разносторонний треугольник, к зеленой - кружок.
Испытуемых учили на одних парах цвет-форма, а потом предъявляли им не только эти пары, но и другие, которых в тренировочном сеансе не было. И испытуемые быстро уловили закономерность: чем ближе к красному, тем треугольнее, к зеленому - круглее. И это наше отличие от коммуникативных систем животных.
Так или иначе, но единого определения, что такое «язык», у ученых нет. Для того чтобы определить то или иное понятие, надо знать, от каких «соседей» его придется ограничивать. А про «соседей» мы не так много знаем.
Расскажу об одном эксперименте. Скажем, ворона умеет считать - в арабских цифрах. Зоя Александровна Зорина и Анна Анатольевна Смирнова с биофака МГУ провели эксперимент, когда птице давались карточки, закрывавшие кормушки - одну пустую, другую полную. На центральной карточке был образец: именно кормушку с этим символом необходимо было открывать, чтобы получить корм. Причем корм был очень вкусный, такой, за который ворона будет работать, даже если она сыта.
Ученые выяснили, что птица, до того не поддававшаяся дрессировке, в состоянии научиться узнавать арабскую цифру «3», понимать, что, скажем, три точечки на карточке-образце и тройка-загогулина на коробочке с кормом - это одно и то же. Ворона смогла сосчитать и в том случае, когда ей были даны карточки с примерами, где было «два плюс один» или «один плюс один» - птица поняла, что надо открывать ту коробочку, где два плюс один.
И поэтому, когда ученые пытаются определить язык, они не могут этого сделать: они не знают, что с ним соседствует.
Мы можем любую часть реальности выделить, ограничить и дать ей определение, чтобы то, что нам нужно, в него влезало, а что не нужно - не влезало. Но это зависит от того, для чего именно нам потом это определение нужно: ведь есть, скажем, бытовое и биологическое понятия слова «ягода», и они различаются. «Клубника» в бытовом понимании - ягода, из нее можно варить варенье, подавать со взбитыми сливками или есть в сыром виде. С точки зрения ботаники клубника - ложная ягода, потому что съедобная мякоть у нее образована не из пестика как, скажем, у смородины, а из цветоложа.
Так же и с определением языка - все зависит от того, для каких целей оно нам необходимо.
