Рейнгард Лаут рассуждает о месте ислама в мировой истории, которое становится понятным только при учете особенностей его возникновения. Составитель Корана предполагает, что он выражает самое чистое учение Торы и возвещает неиспорченное учение пророка Исы (Христа). На самом деле, сама вера во единого и единственного Бога объединила рассеянные арабские племена на основе идеи их избранничества, которое завещано в Откровении.
Автор - професссор Мюнхенского университета, философ, председатель Кантовского общества Германии.
Перевод с немецкого А. Муравьева
I. Всякий, кто задастся вопросом о роли философии в современном мире, сразу обнаружит, что современная философия, и особенно трансцедентальная философия, не может быть предметом занятий и исследований лишь в одной части нашего мира – в мусульманской. Ислам вообще находится в самом радикальном противостоянии с иноверным миром. Это верно для пространств от Афганистана (через Азербайджан, Чечню, Палестину, Турцию) и вплоть до Боснии. Бушующие там войны – лишь выражение глубоко коренящейся разницы самых основ мировоззрения, причем даже тогда, когда это происходит неосознанно. Далее надо заметить, что в ислам переходит все больше народу. Мне вспоминается хотя бы потрясающий миссионерский успех в Африке, который прямо совпадает с отступлением христианства. Даже тот факт, что все больше мусульман приезжает на Запад в поисках работы, относится сюда же. Наконец, отметим, что ислам надо понимать в свете содержащегося в нем капитального противоречия, о котором свидетельствует такое явление как фундаментализм. При этом надо иметь в виду, что ислам вырабатывает определенные формы противодействия западной культуре.
Ввиду вышеуказанного в первую очередь необходимо исследовать основания такой позиции. Спросим самих себя: понимаем ли мы ислам, и столкнемся с одним удивительным фактом. В то время, как христианство уже 450 лет изучается критически, исламоведение все еще находится в пеленках. Это еще более необъяснимо, если вспомнить, что христианство в Европе, начиная с VII века, борется с исламом не на жизнь, а на смерть. А теперь нужно кратко охарактеризовать современную ситуацию.
II. Исследования Х. Ламменса привели его к заключению, что так называемая «Сира», то есть «Жизнеописание Мухаммеда», по всей вероятности, была не аутентичным источником, а позднейшей фантастической переработкой содержащихся в Коране сведений. «Текст «Сиры», пишет Ламменс, - происходит не из двух параллельных не зависимых друг от друга источников, которые дополняют друг друга и позволяют друг друга контролировать, но из одного единственного, а именно Корана, который рабски интерпретируется традицией согласно заранее сформулированным идеям». Вследствие этого мы не можем с уверенностью сказать, кто же в действительности был (или были) составителем Корана. Точно также и из арабской литературы невозможно с определенностью или даже приблизительно составить впечатление об этом, поскольку она возникла после Корана или одновременно с ним.
В такой ситуации ничего не остается, как (согласно формулировке профессора Тэри в его римских лекциях в Ангеликум-е, которые он издал под псевдонимом Ханна Закариас) критически изучать Коран при помощи самого Корана. Однако на этом пути нас ждут непреодолимые трудности. Как уже было сказано, до Корана практически не было арабской литературы, и составитель Корана сам изобрел язык, на котором написана эта книга. Он сам выражается по разным, в основном, тактическим причинам нередко весьма неопределенно. Именно по причине уникальности этого языка арабские современники и последующие поколения оказались абсолютно не способны подобрать эквиваленты тезисам Корана, то есть просто удовлетворительно понять их. Ничего удивительного, что Коран рассматривается мусульманами как откровение, пришедшее непосредственно с небес.
Невозможно даже с уверенностью сказать, был ли именно Мухаммед составителем Корана. Согласно одной вполне серьезной гипотезе, это мог быть некий раввин из Мекки, который сперва обратил Мухаммеда в свою веру, а затем сделал из него передового бойца ислама.
На этом можно было бы остановиться, но все же остается один очевидный факт: составитель Корана был высокообразованным религиозным человеком, который смог гениально задействовать все средства библейской и раввинистической интерпретации. Более того, составитель предстает перед нами как величайший гений, как человек с совершенно новым лицом, который совершенно сознательно идет на то, чтобы самому решительно определять историю. Именно эта причина позволяет хорошо понять, почему он считал свои новые гениальные идеи Боговдохновенными или, по крайней мере, могущими сойти за Боговдохновенные.
Некоторые договариваются даже до того, что он не всегда был честен в своей деятельности, и даже приходят к мысли, что он вместе с Моисеем и Христом едва ли не был «обманщиком». Что же касается самой Святой книги, она позволяет сделать вывод, что в единственной существующей форме Коран не был первой редакцией откровения. Тэри привел вполне серьезные доводы в пользу того, что Коран первоначально существовал в некоей ныне утерянной версии (на сирийском или еврейском языке>). Сперва составитель предполагал возвестить арабам только Пятикнижие (Тору). Ввиду нашей дальнейшей задачи мы можем оставить даже и это без обсуждения. Достаточно будет лишь отдать себе отчет, в каких исторических обстоятельствах возникла эта книга и как соотносится с этой ситуацией определяющая историю позиция автора.
III. Аравийский полуостров был с точки зрения великих держав в начале VII века еще политически «ничьей землей». Попытка присоединить его к восточно-римской империи при императоре Юстиниане не удалась. Полуостров остался, как и прежде, ареной борьбы и влияния двух соперников – Рима (Византии – прим. переводчика) и Персии. Арабские племена были в большинстве своем еще языческими, а религия их, в основном, выражала себя в почитании камней. С другой стороны, там были весьма широко распространен иудаизм, а также практически исключительно монофизитское или несторианское христианство. После разрушения Иерусалима римлянами и опустошения еврейских земель многие еврейские беженцы прибыли в Аравию, где они оказались по своему ощущению в положении близком своим далеким предкам в вавилонском пленении тысячью годами ранее.
Духовный центр иудаизма «после Исуса Христа», который я для простоты буду называть раввинистическим иудаизмом, находился в Тивериаде. В последующие века эта история повторялась не однажды. Раввинистический иудаизм начал широкую кампанию по религиозному обращению арабов. В результате этого в начале 7 века мы обнаруживаем немало раввинов и верующих иудеев, которые были этническими арабами. Что же касается последствий этих предприятий, то эта миссионерская попытка оказалась крайне неудачной, ибо обернулась катастрофой для иудаизма. Однако в раввинистическом иудаизме ее последствия укрепили надежду когда-нибудь вновь воздвигнуть еврейское царство. За 1000 лет до этого Кир позволил это сделать плененным в Вавилоне евреям: вновь отстроить Иерусалим и Храм в Святом Городе. Те же самые персы, как можно предположить не без оснований, хотели бы найти нового Неемию, чтобы поручить ему основать новое еврейское царство в Палестине и Аравии, а также вновь восстановить в Иерусалиме храмовое богослужение.
Эти ожидания конкретизируются, когда персы в 614 г. при Хосрове II захватывают южные области Восточно-римской империи, и в их руки попадает Иерусалим. Арабы-иудаисты еще ранее пользовались Персией как пятой колонной против Византии. В качестве вознаграждения после захвата Иерусалима им было доверено управление городом. В последующие сорок лет, вплоть до отвоевания Святого Града императором Ираклием, было сделано несколько попыток вновь восстановить ежедневную жертву в Храме. Не случайно вторая сура Корана в сокращенном виде именуется «корова»: центральной идеей ее выступает Новая Жертва, именно корова, которая должна быть пронзена и поднята на некоем столпе. Это должна быть чистая, полноценная, именно бескорыстная жертва (отсюда самообозначение приверженцев новой религии словом «мусульмане», то есть «исполненные, совершенные»), причем кажется, что Коранист считал необходимым приносить ее в Иерусалиме.
IV. Составитель Корана преследует в указанных исторических условиях три цели: искоренение язычества, духовная победа над назореями и сплочение евреев вокруг новой профетической формы религии Торы. Первой цели он достиг так хорошо, что даже враждебные друг другу или, по крайней мере, разделенные между собой арабские племена были объединены в единую монотеистическую религию и тем самым создали такую политическую ударную силу, наличие которой никто и не предполагал.
Что касается христианства на Аравийском полуострове, необходимо всегда иметь в виду, что оно около 600 г. в большинство своем исповедовало монофизитство или несторианство. Общей чертой этих исповеданий было то, что они, в конечном счете, рассматривали плоть как элемент нечистый и непочтенный, и это приводило их к выводу о невозможности для Бога воспринять человеческое, то есть плотское, естество. Таким образом, они не могли допустить, чтобы сам Бог, а не человек Исус, родился из материнской утробы Марии. Это положение как нельзя лучше подходило под мерку строгого исламского монотеизма, и оно же объясняет, почему южная часть Византии так слабо сопротивлялась наступающему исламу.
Что же касается иудаизма, то составитель Корана предполагает, что он выражает самое чистое учение Торы. Изменения некоторых ритуальных правил и требований закона согласно такой точке зрения не ставят его в противоречие с Пятикнижием. Подобные изменения допускались еще в Ветхозаветное время и продолжались также в раввинистическом иудаизме. Фундаментальное положение о том, что учение Корана есть лишь чистое учение Торы, имеет огромное значение. Исходя из этого положения, можно было представить, что ислам и иудаизм можно примирить – и такое соображение, кажется, движет теми в сегодняшнем Израиле и в арабской Палестине, кто стремится к длительному примирению. Впрочем, нелишне было бы задуматься, не играет ли тут роль некая задняя мысль – подстегнуть процесс путем подключения нового фактора. Почему подобное объединение все-таки радикально невозможно, мы покажем впоследствии.
Таким образом, составитель Корана полемизирует именно с раввинистическим иудаизмом, прежде всего, естественно, по вопросу, насколько он откликается на кораническое учение. Каковы же причины этого? Согласно Корану, Исус был настоящим пророком Израиля, который впервые раскрыл Израилю истинный смысл учения Торы. Евреи же отвергли это понимание вместе с отвержением и убиением Исуса. Согласно второй суре, главным пунктом этого Понимания была «чистая жертва». Со времен Моисея иудеи, конечно, приносили жертвы по послушанию, но без Понимания, по крайней мере, без должного понимания. Поэтому они и не смогли переубедить своих противников-назореев. И поскольку они в различных своих учениях против этого Чистого понимания восстали, то они стали отступниками.
Христиане, со своей стороны, тяжко согрешили. Уже апостолы усвоили Исусу божественное достоинство, на которое Он сам, собственно говоря, не притязал. Этим своим деянием они отступили от основных положений Торы, и они суть отступники. Бог осудил их уже тем, что ни одна из партий не получила решающего перевеса в споре и не смогла убедить соперника. Этот раздор, таким образом, был религиозным камнем преткновения, который человек не может вынести. Отступники неизбежно теряют веру.
V. И в этой ситуации составитель Корана изобретает идею, которая должна была в сильнейшей степени повлиять на историю. Именно из-за их отступничества Бог отнимает избранничество у иудеев (в том числе назореев) и передает его верующим в Тору арабам.
Как же такое возможно? Составитель Корана прибегает к теореме апостола Павла, выведенной в «Послании к римлянам» (гл. 10, 11), согласно которой избранничество евреев было отнято у них по причине их сознательного неверия и передано христианам. Бог исполнил свое пророчество, данное через пророка Осию: «Нареку народом моим народ, который не был моим». Таким образом, то, что Павел говорит в отношении христиан, составитель Корана прилагает к сыновьям Исмаила и обосновывает это самой Торой.
Вот ход этой мысли: в призвании Авраама выделяются несколько этапов. Изначально Бог обещал потомкам патриарха по плоти превращение в великий народ. Это обетование касалось всех, кто желал быть сынами Аврамовыми через зачатие. Однако, как известно, у Авраама вовсе не было потомков, поскольку его жена Сара была неплодной и находилась, кроме того, в преклонном возрасте. По предложению самой же Сары Авраам принял египетскую служанку Агарь вместо нее, чтобы зачать сына. Это было законным по представлениям времени патриархов, поскольку замещающая жена рождает потомство не себе, но той, которую она замещает, и ее мужу. Однако такое дитя должно было пользоваться всеми правами рожденного в законном браке (что Авраам впоследствии коварно не осуществил).
Агарь родила Аврааму сына Исмаила. После его рождения Бог вступил с Авраамом на вторую ступень Завета: Он требует от него введения обрезания как символа служению Богу. Это требование обладало огромным значением. Посредством обрезания упразднялось бывшее до этого само собой разумеющимся право рождения, равно как и его привилегия. Обрезаннный, таким образом, есть приемный сын (filius adoptionis), который искусственно, а не естественно получил определенные права. Не случайно Вторая сура кончается обращением к Богу «Ты наш обрезатель», что по иудейско-раввинистическому представлению было невозможно. Повинуясь приказу Бога, Авраам со своей стороны, обрезывает своего сына Исмаила (Исаак еще тогда не родился). Таким образом, согласно историческому свидетельству, он был первым обрезанным. Когда Бог во время второго явления возвещает Аврааму, что Сара родит ему, несмотря на свой возраст, еще одного сына, Авраам не может поверить, что такое обещание дано ему. Однако Бог решает его затруднение, говоря: «Я внял тебе ради Исмаила. Я знаменую его». По настоянию Сары Авраам после рождения Исаака отсылает Агарь вместе с Исмаилом прочь. Однако в своем изгнанничестве она получает Божию помощь, поскольку Он желает сделать ее сына отцом многих народов.
Я хотел бы просить всегда иметь в виду, что согласно ученым справочникам по Библии и историческим трудам арабы рассматривают Авраама и Исмаила как действительных личностей своей истории подобно тому, как Исаак и Иаков считаются определяющими личностями иудейской истории. Даже сегодняшние арабы-мусульмане, которые охраняют святой город Мекку, так смотрят на свою раннюю историю. Для них она имеет непосредственное конкретное значение, заключающееся в том, что они являются Сынами Призвания. В этом вопросе составитель Корана полностью разделяет мысли апостола Павла: «призвание Божие неотъемлемо», то есть Божий выбор осуществляется посредством обрезания и согласия на земное и небесное будущее.
Кроме того, одно обстоятельство, как оказалось, обладает решающим историческим значением. Уже в ветхозаветном еврействе принадлежность к полу подчеркивалась посредством обрезания. Но все же оно оставалось призванием и уделом лишь одного народа. Благодаря возвращению Исмаилу задачи Откровения именно арабские мусульмане получили единство этничности и усыновления через обрезание. Исмаил – сын Агари и обрезанный, но из-за изменения в порядке наследования от потомства Иакова к потомству Исмаила изменилась этническая принадлежность носителей Откровения. Все это вылилось в чудовищный результат: ислам мог с полным правом заниматься миссионерством, поскольку принадлежность к роду фактически утеряла то значение, которое оно имело в иудаизме. Так оно и осталось доныне: иудаизм не может быть миссионерским, а ислам может. И ислам делал это с большим успехом, и благодаря чему стал мировой силой. Собственно говоря, настоящее значение обрезания Исмаила только здесь проясняется, в чем составитель Корана прекрасно отдавал себе отчет.
Сравним этот статус мусульманина со статусом христианина! В христианстве, благодаря Иоанну Крестителю, крещение предстает как ступень высшая, чем обрезание, и даже стирает его. Что это обозначает? Обрезание было внешним знаком. Во время крещения же крещаемый погружается в воду, смывающую с него ветхого грешного человека, и он выходит из воды возрожденный. Однако вода не остается на его теле. Более того, вода только символизирует Святой Дух для становящегося христианином, который всыновляется Богу. Это обозначает, что сыновство в отношении Авраама стало чисто духовным, тогда как раньше оно нуждалось во внешнем обозначении через обрезание по причине принадлежности к роду. Христианин есть духовный сын избранничества.
VI. На этом месте мне бы следовало привлечь ваше внимание к той роли, которую сыграло отвоевание Иерусалима Ираклием. Как известно, этот василевс завоевал Персидское царство в ряду молниеносных побед и вновь возвратил Святой Град христианам. Тем самым, наконец, прекратились мечты о восстановлении храмового культа. Это отражено в Коране таким образом: во второй суре «Паломничество» завоевательный поход на Иерусалим и чистое жертвоприношение телицы еще находится в центре внимания. Вместе с тем, появляется и Мекка, которую гонимый Мухаммед вынужден оставить как раз для того, чтобы быть перенесенным на место Иерусалима. Тем самым было задано намерение обновить жертву. Как следствие получилось, что ислам, как и раввинистический иудаизм, стал Религией Книги без жертвоприношений.
Хотя это случилось благодаря восточно-римской победе, все это определено логикой развития событий. Восстановление жертвоприношения животных после Пришествия Христа, вообще говоря, довольно проблематично. Когда я вскорости после шестидневной войны приехал в Израиль на занятия, ведущие либеральные евреи стали мне объяснять, к моему величайшему изумлению, с большим энтузиазмом, что верующим религиозным евреям (хасидам) удастся восстановить храмовое служение только через их труп. После того, как Христос принес себя в жертву, жертвоприношение животных более не имеет смысла. Эту невозможность составитель Корана не мог не понимать, когда он придумывал корову как чистую жертву. Представим только, что эта жертва была принесена с самоотверженным намерением послужить Богу. Но тогда отсутствует возможность достичь уровня жертвоприношения Христова, ибо вина все равно остается, так как кровь проливается за кого-то конкретного, кто свою жизнь сохраняет и приумножает. Только лишь в приношении Христовом жертва поистине воспринимается, так как он (Христос) по доброй воле приносит себя в жертву и не остается никакой вины за проливание крови иного человека.
Эта данность приводит к парадоксальному эффекту: иудаизм и ислам стали абстрактными религиями без жертвоприношений (как, впрочем, радикальный протестантизм в христианстве). Однако если взглянуть глубже, это очень последовательная позиция. Ислам отвергает так же, как христианское монофизитство, плоть. Иоанн Дамаскин, который не мог этого не знать, поскольку жил в исламском окружении, так формулирует христианскую концепцию: «Не отвергай материю, ибо она не есть нечто недостойное уважения. Ничто из того, что Бог сотворил, не является недостойным чести!» Короче говоря, христианство есть религия Воплощения, оправдание чувственного в той мере, насколько оно, невинное по природе, освящается свыше. То, чего не смогло совершить зачатие половым путем, смогло духовное освобождение через полноценное покаяние в Христовой жертве. В результате неизвращенная христианская вера могла и должна была видеть и сохранять центральное значение за Евхаристией. Возрождение к жизни вещества, отмершего по причине греха, происходит благодаря духовной победе над смертью.
Составитель Корана не понял этой глубочайшей идеи христианства, а точнее, даже не пожелал понять, поскольку он разделял монофизитский взгляд на плоть. Совершенно естественно поэтому, что он также не мог увидеть во Исусе Сына Божия, который, говоря словами апостола Павла, будучи без греха, ради нас стал жертвою за грех (2 Кор. 5:21), чтобы уничтожить его. Христиане отпали от истинной веры Торы, поскольку они, таким образом, истолковали Христа. Но с другой стороны, раввинистический иудаизм также отвергается, поскольку он не применил «духовное понимание» к тому, что написал прежде Моисей. Евреи стали рабами законопослушания.
VII. Прежде, чем мы сможем оценить последствия этого утверждения, было бы желательно прояснить, какая именно освобождающая и воспламеняющая сила содержалась в тезисе, что Бог вновь обратился к первообрезанному Исмаилу. Уже сама вера во единого и единственного Бога позволяла объединить прежде бывшие языческими и рассеянные из-за своего язычества арабские племена. Идея, что именно они прежде всех других людей на земле – избранники, которые исполнят завещанное в Откровении, должна была решительным образом вознести их самосознание. К этому присоединялось еще и то, что арабы, в отличие от раввинистического иудаизма, с чистой совестью могли обращать в свою веру других. Двадцать пять лет спустя после смерти Мухаммеда, пало Персидское царство. От Византии были оторваны Иерусалим и области на юго-восточном побережье Средиземного моря, а ислам, наконец, достигает Индии на востоке и Атлантического побережья на западе. Те же самые арабские кочевники, которые прежде ютились где-то на обочине мировой истории, стали одной из определяющих ее сил.
Впрочем, не будем забывать, что именно благодаря притязанию Исмаила на избранничество по благодати ислам и иудаизм входят в непримиримое противоречие. Избранничество – совсем не обыкновенное свойство, но именно достояние (proprium), и исламу пришлось бы отказаться от зиждущегося на нем самосознании, соберись он примириться с иудеями.
Однако существует еще одна, сегодня особо актуальная, причина этой непримиримости. Раввинистический иудаизм и назорейское христианство - суть отступничество от истины и присносущной веры Торы. Это отступничество влечет за собой последствия. Разрушение Иерусалима в 70 году по Р.Х. и захват его персами - только предзнаменования того, что сулит гнев Божий отступникам. Поскольку они стали отступниками, то неизбежным образом утеряли веру, и вплоть до того, что утеряли саму веру в Бога. Иудаизм и христианство были обречены стать деистическими, а в конце и атеистическими системами. Собственно, так оно и произошло. Сегодня лишь небольшая часть бывшего христианства и иудаизма сохранила веру. Решающие силы атеистичны. После того, как И. Мендельсон распахнул врата общественной эмансипации для евреев, сионизм смог торжествовать как форма современного иудаизма. Что же касается христиан, то франкмасоны и ограничение религии частной сферой, проведенное французской революцией, «расхристианили» христианство. К обеим религиям приложимы слова пророка Иеремии: «Проклят человек иже надеется на человека… Благословен человек иже надеется на Господа» (Иер.17:5-7). А ислам как раз и значит упование на Бога. Ислам противопоставляет себя современному безбожному западному миру как защитника и передового борца за религию.
Составитель Корана рисует захватывающую иллюстрацию: тот, кто послушен Зову Божию, исходит, подобно евреям при Моисее, из Египта, пересекает невредимо Чермное море, которое наоборот поглощает египтян. Днем Бог покрывает исходящих тенистым облаком, а ночью освещает их путь светлым пламенем. Но на этом пути к горнему Иерусалиму бывают и периоды непроглядной ночи, когда бессилен любой человек. И тут в дело вступают избранные так, что они могут снова возобновить путь (сура 2). Именно такое время наступило от времени разрушения Иерусалима римлянами до нового откровения Корана. Такое время стоит и сейчас, когда под властью атеистов стала невозможна миссия. Но пройдет и эта ночь, ей не суждено остановить шествие избранников.
И вот мы оказываемся перед нынешним положением в мире. Европа, США и сионистский Израиль порабощены идеями Просвещения. Их бытие строится на убеждении, человек прогрессирует, опираясь лишь на собственные силы, и может разрешать сам возникающие трудности. Впрочем, Руссо в середине XVIII в. поднял предостерегающий глас, заявив, что видимый прогресс есть лишь путь к все большему порабощению и самоуничтожению. Однако люди и доныне не внемлют ему: события наступали куда как сильные, чтобы опровергнуть веру в прогресс. Ну да, к этому приведет дальнейшее развитие ситуации. Ислам осознает себя противостоящим этому явлению, как оазис богоупования и веры, центр которой всегда находился в Азии. Надо сказать, что ислам тут не одинок, но в численном отношении он – самое выдающееся явление в этом процессе.
От кончины Платона до первой половины первого века по Р.Х. позднеантичный мир был просвещен. Однако это просвещение разрешило так мало проблем, что в 50 г. восточные провинции вышли из римской державы и в конце концов спровоцировали закат своего язычества. Так сложилось, и было бы глупо скрывать или отодвигать от себя религиозную проблему. Раз уж это случилось, мы должны направить фундаментальный ответный удар со стороны религии. А тому, как стремительно это может начаться и осуществиться, отрезвляющими примерами будут распространение христианства в позднем Риме и распространение ислама в самом начале седьмого века.
Перевод с немецкого А. Муравьева