Издательства «КоЛибри» и «Азбука-Аттикус» представляют четвертую часть «Истории Англии» знаменитого английского писателя Питера Акройда «Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо» (перевод Ирины Никитиной).
Период между Славной революцией (1688) и победой армии союзников при Ватерлоо (1815) вобрал в себя множество событий. Поражение Якова II и правление Вильгельма III Оранского, война за испанское наследство, начавшаяся со вступлением на английский престол королевы Анны, присоединение Шотландии к Англии и, следовательно, образование Великобритании в 1707 г., правление Георга I (правнука Якова I), якобитское восстание 1715 г., война четверного союза 1718–1720 гг., правление Георга II, война за австрийское наследство и семилетняя война, правление Георга III с такими важными вехами, как присоединение Ирландии и война с Наполеоном... Именно на этом отрезке времени парламент стал суверенным органом с обязанностями, намного превосходящими монаршие, были основаны Банк Англии и Лондонская фондовая биржа, а беспрецедентные технологические инновации превратили Англию из сельскохозяйственной страны в страну стали и угля. Значительные преобразования произошли и в культурной жизни — появились газеты и родился жанр английского романа.
Предлагаем прочитать фрагмент описания культурной жизни Англии времен королевы Анны.
«Мемуары об удивительной жизни, трудах и открытиях Мартина Писаки» (Memoirs of the Extraordinary Life, Works and Discoveries of Martinus Scriblerus) были написаны тайно в 1714 году членами клуба Мартина Скриблеруса, или Мартина Писаки. Этот клуб консервативно настроенных литераторов из партии тори был пародией на разнообразные литературные, художественные и философские общества, которые приобрели небывалую популярность в начале XVIII века. Клуб состоял из двух кружков, разделявших общие интересы и взгляды. Первый представлял собой объединение тори, в том числе таких видных представителей этой партии, как Джонатан Свифт и Генри Сент-Джон Болингброк. Во второй входили более молодые и жизнерадостные литераторы, например Александр Поуп и Джон Гей. Поначалу они встречались в рамках так называемого Братского союза, который появился еще в 1711 году. Идейными оппонентами клуба были писатели-сторонники партии вигов — Джозеф Аддисон и Ричард Стил, работавшие в журнале Spectator.
Осенью 1713 года Поуп способствовал превращению Братского союза в клуб Мартина Писаки, предложив выпускать ежемесячные сатирические обзоры, обличавшие пороки времени. Клуб заседал по субботам в комнатах придворного лекаря Джона Арбетнота в Сент-Джеймсском дворце. Арбетнот был личным врачом королевы Анны, а по совместительству еще и писателем. Из всех участников клуба его имя до сих пор наименее известно.
Уроженец северо-востока Шотландии, он переехал в Лондон в двадцать лет, когда вышла в свет его первая книга. Она называлась «О законе вероятности» (Of the Laws of Chance) и рассказывала о популярных в то время азартных играх, среди которых числились нарды, игры в кости и лотерея. В конце концов, игроки и спекулянты находились на политической передовой того времени. Сам или с помощью друзей, Арбетнот открыл в себе острый ум и сатирическую жилку, что сделало его прекрасным товарищем и коллегой по клубу.
Свифт говорил, что клуб Мартина Писаки представлял собой «дружеский союз гениев», а Поуп, отвечая комплиментом на комплимент, заметил, что в нем состояли «одни из величайших умов эпохи». В начале лета 1714 года Поуп писал Свифту: «Доктор Арбетнот придерживается своеобразных взглядов, он полагает, что главное предназначение заключается в том, чтобы посвятить себя жизни и приключениям Мартина Писаки… для меня же это не предел мечтаний, я бы хотел взяться поистине за великий труд; к слову сказать, я планирую приняться за перевод Гомера». Сам Свифт спустя несколько лет заметил: «Я часто пытался завязать дружбу с гениями и теперь счастлив, что мне это удалось. Редко когда появляется больше трех-четырех гениев среди современников, но если они объединяются, то весь мир падает к их ногам». Одним из членов клуба был и Роберт Харли, по совместительству первый лорд Казначейства[1], а с 1711 года и главный министр королевы. Этот факт, несомненно, повышал статус клуба.
Первоначально «Мемуары» задумывались как часть сатирического журнала, который предложил выпускать Александр Поуп. Вместо этого они оформились в самостоятельную работу — сатирическую биографию вымышленного персонажа, глуповатого и наивного педанта, обладавшего всеми задатками ученого-недотепы. Время от времени текст редактировался и дополнялся, пока наконец не вышел в свет в 1741 году во втором томе прозаических произведений Поупа.
Сатира была единственной ощутимой реакцией на события, сотрясавшие общество в век воздержания от полемики и серьезных споров. Истинным джентльменом не мог считаться тот, кто воспринимал жизнь слишком серьезно. Был в этом определенный здравый смысл; кстати, это слово, означающее «здравое практическое мышление», согласно Оксфордскому словарю английского языка, впервые появилось в тексте 1726 года. Однако здравый смысл должен был идти об руку со сдержанностью, или, как писал Поуп в «Опыте о критике» (An Essay on Criticism; 1711), человек не должен быть «ни слепо прав, ни тупо убежден»[2].
Еще одним важным понятием эпохи было дружелюбие, однако и оно имело границы. Ключ к успеху давало равновесие. Оно составляло неотъемлемую часть культурно-общественного движения того времени, ибо без него не могли сосуществовать дотошные исследования Королевского общества и очерки в Spectator. В целом наметилось стремление к простоте, предпринимались скромные и осмысленные попытки говорить правду. Историк Королевского общества Уильям Спрат охарактеризовал научную прозу так: «Простая, незамысловатая, естественная речь; позитивные выражения эмоций; открытые чувства; природная легкость: сведение всего в окружающем мире к простоте математических формул». Писатели, поэты и драматурги, а также эссеисты стремились взять всё лучшее от языка. Критик того времени Колли Сиббер говорил о пьесах Джона Ванбру, что они казались ему «не более чем повседневной беседой, запечатленной на бумаге».
Поэтическая риторика размышлений и восторгов постепенно сменялась прозой фактов и мнений; сатира уверенно вытесняла догматизм, и, хотя век теологических изысканий остался далеко позади, теперь акцент в периодических изданиях ставился на действующие лица и наблюдения. Это позволило оживить речь политических репортеров и памфлетистов. Очерк стал своеобразной проповедью эпохи, и, как с пафосом писали в Spectator, «теперь город мог сам вершить правосудие и поддерживать любые формы выражения страсти, печали, возмущения и даже отчаяния по собственному разумению, но в рамках правил приличия, чести и благовоспитанности».
Растущее число читателей, которые в скором времени получили название «читающая публика», жадно набрасывались на всё современное и сиюминутное; они проявляли невиданный, если не сказать беспрецедентный интерес к делам и увлечениям светского общества. Именно тогда зародился жанр романа во всех его формах, а такие журналисты, как Свифт и Дефо, стали самыми искусными романистами. Чем еще можно объяснить подъем так называемой разговорной, а не риторической драмы в лице Уильяма Конгрива, Джона Ванбру и Джона Гея?
Если мы хотим услышать или хотя бы подслушать голоса, звучавшие в эпоху королевы Анны, нам стоит обратиться к литературным произведениям того времени. Сочетая ученость, комичность, вдохновенность и остроумие, их тон вместе с тем лишен претензий на сложность и стремится понизить градус пафоса в любой форме изложения. Произведения того времени являются реакцией на революции, славные или наоборот, а также войну, казавшуюся бесконечной и безрезультатной, политическую и религиозную вражду, которую теперь считали несовременной и ненужной.
Разумеется, сатира существовала давно — она возникла вместе с глупцами и лицемерами, однако с появлением горьких противоречий и открывшихся истин XVII века возникли и новые сатирические приемы, такие как ирония и снисходительный тон. Недостаточно было просто победить оппонента в споре. Требовалось еще и высмеять его. Поуп и Свифт особенно преуспели в этом, получив широкую известность благодаря своим едким насмешкам.
Таково было настроение века. Все члены клуба Мартина Писаки создали своих ярких сатирических персонажей. Поуп и сам был объектом едкой сатиры. Он исповедовал католичество, а значит, был лишен возможности учиться в университете и трудиться на государственной службе[3]. Туберкулез позвоночника превратил его в горбуна, и он не мог ходить прямо. Именно ему принадлежат жалобы на «эту долгую болезнь — мою жизнь». Он реформировал английское стихосложение, разработав александрийский стих (в английской традиции — героический куплет), который стремительно вошел в моду, а вскоре стал отличительным стилем эпохи. Куплеты Поупа отождествляли формальный и нарочитый стиль в период, когда формальность и нарочитость служили признаками хорошего тона.
И всё же беспроигрышная форма коротких куплетов в случае Поупа не означала отсутствия литературного таланта и подлинного поэтического чутья. Первые десятилетия XVIII века часто описывают как годы скованности и сдержанности, однако это говорит лишь о необходимости сдерживать неукротимые стремления и бурный энтузиазм. В те времена считалось неприличным выставлять свои чувства напоказ. Добиваться своего следовало через аллюзии и намеки. Если это и правда был «век разума», как утверждали некоторые исторические пособия, то такой разум граничил со страстным увлечением анализом. Что могло подстегивать сильнее, чем неуемное желание с помощью разума выбраться из мрака недавнего прошлого?
С самого начала «Мемуары» задумывались как коллективный труд, который, по словам Поупа, ставил целью «высмеять дурной вкус псевдоучености, создав собирательный образ героя, обладающего достаточными способностями, чтобы попробовать себя в каждом из видов искусств и наук, однако делающего это без должной вдумчивости». Таким образом, маленькая книжка стала сборником нападок на модные вкусы и адептов современной философии, вызывающей чувства, которые Свифт в своей надгробной эпитафии назвал «суровым негодованием» (лат. saeva Indignatio).
«Писаки», если такое название применимо к членам клуба, занимали непримиримую позицию по отношению к современной им науке, известной как механистическая или корпускулярная философия, в которой всё сущее сводилось к совокупности материальных элементов. Они презирали технический язык экспериментаторов, считая его полной бессмыслицей, равно как и утверждение, что в мире не существует духовной составляющей.
[1] Первый лорд Казначейства (англ. First Lord of the Treasury) — премьер-министр Великобритании в составе комитета лордов — заседателей Казначейства (Lords Commissioners of the Treasury), учрежденного в 1714 г. после упразднения должности лорда-казначея (Lord High Treasurer).
[2] Перевод А. Субботина.
[3] В 1689 г. католики были исключены из Акта о веротерпимости. Католикам запрещалось проживать в пределах 10 миль (16 км) от Лондона, держать в доме оружие. Они не могли выступать в качестве адвокатов или поверенных, не имели права голоса, их детям запрещалось ходить в обычную школу или университет. Именно поэтому образование Александра Поупа было преимущественно домашним.
