2 ноября в Санкт-Петербурге, в Пушкинском Доме (ИРЛИ РАН), состоялся международный семинар "Франческо Альгаротти и Россия", приуроченный к 300-летию со дня рождения выдающегося деятеля Просвещения – литератора, популяризатора, путешественника, поэта, искусствоведа, мыслителя. Ранее подобное мероприятие прошло в Берлине (городе Фридриха Великого, покровителя и интимного партнера итальянца в последние годы его жизни), а в конце года (Альгаротти родился 11 декабря) двухдневная конференция планируется в его родной Венеции.
Не каждый писатель того времени, не каждый мемуарист, даже и посетивший Россию в царствование Анны Иоанновны, удостаивается через триста лет обсуждения своей личности в иностранных ученых собраниях. Подобное скорее характерно для авторов, находящихся в актуальном литературном обороте, нежели для рядовых контрибьюторов длинной книжной полки, подписанной скучным словом "Источники".
Русская тема, связанная с Альгаротти, естественно, фокусируется на пушкинском примечании к "в Европу прорубить окно" "Медного Всадника": "Альгаротти где-то сказал…"
Сказал он это, как известно (и как, наверняка, известно было Пушкину) в трактате "Русские путешествия (Письма о России)", вышедшем впервые в 1764 году, сразу же после смерти автора, и переведенном лишь несколько лет назад на русский язык. Рецензия на то, первое русское издание книги, публиковалось на Полит.ру, там изложена биография ее автора, обстоятельства написания и краткая оценка ее содержания.
Сегодня подготовлено к печати новое, исправленное издание "Писем", а также дневники итальянца времен поездки в Россию 1739 года, послужившие основой для написания книги.
Два центральных доклада на семинаре были сделаны гостями из Италии: профессорами Миланского университета – крупнейшим "альгароттиведом" Уильямом Спаджари ("Письма о России" Альгаротти в итальянской культуре) и Марией Ди Сильво (Альгаротти и его русские связи). Причем, несмотря на заявленный в названиях докладов "русский разрез", оба они сообщали слушателям нечто большее: представление о европейском контексте жизни и творчества Альгаротти.
В сообщениях подчеркивалось, что Франческо почитался современниками и ближайшими потомками как один из наиболее значительных интеллектуалов Европы, чьи книги вплоть до конца длинного XVIII века в обязательном порядке лежали на итальянских школьных партах и стояли на полках большей части респектабельных библиотек (те же "Русские путешествия" присутствовали в библиотеке Вольтера и в книжном собрании Наполеона). Этот общеевропейский авторитет Альгаротти в значительной степени сложился независимо от русского эпизода его (творческой) биографии.
Альгаротти ценили как образцового популяризатора точных и естественных наук, написавшего форменный бестселлер – "Ньютонианство для дам", человека, открывшего широкой любознательной публике цивилизации доколумбовой Америки, мастера итальянского литературного языка (при всей условности тогдашнего представления об этом языке). А также искусствоведа с кристально выверенным вкусом – именно его персональный выбор определял решения Августа III Саксонского при создании ядра коллекции знаменитой Дрезденской галереи.
Какое все это для нас имеет значение? Рассматривая ткань прошлого, мы часто считаем, что вся мировая история крутилась вокруг России, ее беспрецедентных проблем и исключительных обстоятельств. Что, например, военное противостояние Петра Великого с Карлом XII было центральным для того времени, что СССР в одиночку противостоял Гитлеру, как до того Россия – Наполеону. Или, допустим, то, что "медный бунт" 1662 года являлся результатом исключительной на мировом фоне некомпетентности тогдашнего московского правительства. В действительности, однако, подобные утверждения требуют, по меньшей мере, сильных корректировок – а иногда и полной замены на существенно менее радикальные…
Как ни парадоксально, такое "россиецентристское", а на самом деле – исключительно провинциальное представление вовсе не способствует пестованию нашей исторической гордости – поскольку те вещи в национальной истории, которыми русский человек по праву может гордиться, довольно плохо заметны в подобной системе координат. Во всяком случае, затруднено осознание их масштаба. В случае с Альгаротти, в качестве примера такой вещи можно взять, допустим, личность Петра Великого. Один из главных его управленческих принципов – убежденность в том, что залогом порядка и безопасности системы управления большим числом людей является их общая деятельная вовлеченность в единую "игру", большой проект. Проект, принимаемый этими людьми как свой, относительно которого они станут прикладывать энергию своих талантов и амбиций. Отсюда выросла война 1700-1721 года и другие геополитические движения царя, выступившего гениальным мотиватором – беспрецедентное число самых разных по всем параметрам людей откликнулись на его затею с невиданной прежде на Руси самоотдачей.
Случай Альгаротти показывает нам, сколь далеко во времени и в пространстве находились края этой мотивационной воронки – способной засосать даже пятнадцать лет спустя после смерти Великого Преобразователя первоклассного европейского интеллектуала. Имевшего намерение предложить себя русской царице в качестве лектора-просветителя, дабы сделать Россию второй родиной ньютонианства!
Петр и в самом деле добился того, что Россия стала восприниматься не только частью Европы, а и актуальным общеевропейским делом – поприщем, на котором современность здесь и сейчас дает бой косности - и этот бой выигрывает!
Важно, что в ходе семинара обсуждалась жанровая сторона "русского" труда Альгаротти. Возникла даже дискуссия относительно правильного перевода названия труда "Viaggi di Russia": "Русское путешествие", "Русские путешествия", "Путешествие в Россию", "Путешествие России" и т.д.
Дело в том, что написанное венецианцем не является, конечно же, обычными мемуарами путешественника: в них вовсе не отражено основное событие, ради которого итальянец прибыл в Россию и свидетелем которого заведомо был, – свадьба принцессы Анны Леопольдовны, племянницы русской императрицы Анны Иоанновны. Зато довольно значительная часть текста касается вообще соседних по отношению к России стран (с которыми проводится ее неявное сравнение), а еще большая – общих рассуждений о нашей стране, ее проблемах, прошлом и будущем. Книга лишь косвенно связана с непосредственными впечатлениями Альгаротти, полученными за два месяца пребывания в русских пределах: мы имеем не свидетельство образованного туриста, а, скорее, историософский или культурологический трактат, написанный на основе ограниченного объема личных наблюдений. Само по себе это не поразительно – в то время о России писали на Западе не так уж и мало.
Поразительно качество рассуждений венецианца! Его наблюдения исключительно остры и глубоки, а выводы и предположения гораздо ближе к нашим нынешним представлениям, нежели у подавляющего большинства его современников. Даже в частностях.
Оценивая людские потери России в Персидском походе 1722-1735 гг., Франческо приводит практически ту же цифру, что и автор современной монографии об этом предмете И. В. Курукин, сопоставивший ради этого массы разрозненных источников. В чем же тут дело? Ведь бывали среди оставивших после себя мемуары о России первой половины XVIII века люди не менее образованные, однако проведшие в стране гораздо больше времени. Посетившие не только Ревель и Петербург, но и иные города – однако, не достигшие такого качества аналитических обобщений. Ответ содержится в самом вопросе, точнее – в одном его слове: "аналитический".
В отличие от большинства своих современников, воспринимавших мир статичными картинками, совокупностью абсолютных значений различных величин, Альгаротти, похоже, видел все в движении, в дифференциалах, в производных, показывающих скорости изменения величин и даже скорости скоростей изменения величин, что обычно с большей точностью позволяет не только предсказывать будущее, но и корректно оценивать достижения настоящего.
В общем, русский казус Альгаротти – это не что иное, как триумф математики.
