Издательство «Эксмо» представляет книгу Рейчел Эванс «Как я год жила по Библии» (перевод Н. Холмогоровой).
Решительная и независимая девушка Рейчел не умеет пришить пуговицу на блузке и больше всего на свете обожает смотреть футбольные матчи, поедая жареные ребрышки. Но отчаянный характер заставил ее решиться на радикальный эксперимент над собой: целый год буквально следовать библейскому идеалу женщины. Мы знаем, что Библия требует от женщины быть скромной, кроткой и почтительной. Но суровых и даже странных правил для женщин там гораздо больше… Не стричь волосы? Вставать до рассвета? Самой шить себе одежду? Называть мужа «господин»? За долгие двенадцать месяцев Рейчел ждало множество испытаний: жить в палатке на лужайке рядом с собственным домом, платить штраф за ругательства, воспитывать электронного младенца и смиренно молчать даже тогда, когда забивает любимая футбольная команда!
Из этой книги вы также узнаете о многих вдохновляющих женщинах, прославленных в Книге Книг. О том, что значат многочисленные запреты и требования, откуда они появились, как женщины старались их соблюдать или смело нарушали. Вы познакомитесь с ортодоксальной еврейкой, второй женой в полигамном браке, бабушкой семейства амишей и другими женщинами, которые и в наши дни живут по Библии. Это книга для тех, кто хоть раз задавался вопросом, можно ли в современном мире жить по столь древним правилам. Для тех, кто размышляет о месте и роли женщины, о плюсах и минусах патриархальной семьи. И, конечно, для тех, кто любит захватывающие и остроумные эксперименты.
Предлагаем прочитать фрагмент книги, в котором Рейчел Эванс делится своими впечатлениями от чтения Ветхого завета.
Мы легко припоминаем рассказы Писания, в которых говорится о победах — о выигранной битве, сраженном великане, расступившихся водах моря. Но при всей славе и блеске Библии есть в ней и тьма — тьма, которую замечаешь, лишь если читаешь внимательно, тьма, скрытая в тени, в шепоте, между строк или в скупых строках рассказов о женщинах.
Поиск библейской женственности привел меня к этим рассказам поздно вечером, когда Дэн уже давно спал, а я занималась своими изысканиями, лежа в постели, так что стопки Библий, комментариев и блокнотов грозили вытеснить с супружеского ложа нас обоих. Самая мрачная из этих историй проникла в мои сны, и наутро я проснулась в страхе, с ощущением, что мне поведали какой-то ужасный секрет.
Эта история относится к периоду Судей, когда в Израиле царило безвластие и беззаконие. Был человек по имени Иеффай из Галаада, сын блудницы. Законные сыновья его отца изгнали его из города; он набрал себе дружину удальцов и обосновался в земле Тов. Должно быть, Иеффай заслужил репутацию доблестного воина, ибо много лет спустя, когда Галааду грозила война с аммонитянами, старейшины призвали Иеффая и попросили его возглавить войско.
Иеффай напомнил, что они же и изгнали его из города; они ответили, что готовы признать его своим правителем, если он того захочет. Возможность царствовать над теми, кто когда-то его унизил, — против такого искушения Иеффай устоять не мог. «Был на Иеффае Дух Господень» (Суд 11:29), когда он бросил свою дружину на врага; в этот миг он дал клятву Богу: «Если Ты предашь Аммонитян в руки мои, то по возвращении моем с миром от Аммонитян, что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение» (ст. 30).
Дальше текст рассказывает, что Бог в самом деле даровал Иеффаю победу. Вместе со своими воинами Иеффай захватил двадцать аммонитянских городов, и вражескому царю пришлось запросить мира. Иеффай вернулся домой, покрытый потом и славой — «вот дочь его выходит навстречу ему с тимпанами и ликами» (ст. 34). Дочь Иеффая была девственницей и единственным его ребенком. Имя ее в Библии не приводится.
Увидев ее, Иеффай разорвал на себе одежды и зарыдал. На первых этажах иудейских домов обыкновенно устраивался хлев для скота: он-то был уверен, что навстречу ему первой выйдет какая-нибудь домашняя скотина! Иеффай рассказал дочери о клятве и сказал, что нарушить ее не может. Девушка мужественно приняла свою судьбу. Попросила лишь отсрочки на два месяца, чтобы побродить по холмам и оплакать вместе с подругами свою горькую участь.
В отличие от хорошо знакомой нам истории Исаака, эта история не окончилась божественным вмешательством. Иеффай выполнил свой обет: убил дочь во имя Божье. Ягненок не заблеял в кустах, ангел не остановил его руку, и от дочери Иеффая не осталось ни имени, ни гробницы.
Но женщины Израиля ее не забыли.
«И вошло в обычай у Израиля, — заключает повествователь, — что ежегодно дочери Израилевы ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина, четыре дня в году» (ст. 39–40).
Они не смогли спасти ей жизнь, но смогли защитить ее память, вспоминая и рассказывая ее историю — год за годом, четыре дня в году, на некоей таинственной церемонии, быть может, в тех самых горах, где дочь Иеффая оплакивала свою неминуемую смерть. По всей видимости, эта традиция сохранялась и во время написания Книги Судей. Но безжалостное время стерло ее: дочери авраамических религий не вспоминают больше о дочери Иеффая.
Мне захотелось восстановить этот обычай — хотя бы для себя; и я пригласила подругу Кристину почтить вместе со мной память женщин-героинь «темных» библейских текстов.
Быть может, от женщины, время от времени именующей мужа «господином», такое предложение прозвучало странно. Но Кристина достаточно эксцентрична, чтобы принять его всерьез. Молодость и мечтательность соединяется в ней с острым умом и удивительной силой и цельностью чувств: ее смех может вас застать вас врасплох, гнев — всерьез напугать. Кристина выросла в очень благополучной и любящей семье, укрытая от всех внешних треволнений: сейчас она только постигает социальные условности — и обычное вежливое лицемерие южной культуры, к которому все мы с детства привычны, порой дается ей нелегко.
Однажды мы с Кристиной были в гостях у третьей нашей подруги Меган, заворачивали подарки для рождественской елки в церкви. Я сделала Меган комплимент, заметив, что в доме у нее удивительно чисто и приятно находиться.
— Ох, ты бы только видела, что творится у меня в гардеробе! — ответила Меган. — Туда я всё запихиваю, когда приходят гости!
— А можно посмотреть? — спросила вдруг Кристина.
Меган, которую этот вопрос застал врасплох, разрешила.
Кристина зашла в спальню, открыла гардероб, посмеялась над тем, что там увидела, а потом вернулась в комнату и сказала:
— Ну да, там полный беспорядок. Но я же не перестану из-за этого с тобой дружить!
В этом — вся Кристина.
К церемонии мы готовились несколько недель.
Кристина трудилась над деревом и красками, я — над стихами и прозой. Наконец, перед самым Рождеством, когда повсюду уже светились елки и свисали с окон бумажные снежинки, Кристина пришла ко мне с тяжелым пакетом. Мы поставили посреди гостиной кофейный столик, сами сели перед ним на полу и начали церемонию.
Начали мы с дочери Иеффая, чья история и навела меня на мысль почтить женщин так, как делали когда-то жены и девы Израильские. Я прочла ее историю из Книги Судей 11, а затем — короткое стихотворение Филлис Трайбл о трагической судьбе этой девушки. Кристина поставила на кофейный столик высокую и тонкую восковую свечку, зажгла, и мы произнесли хором:
— Мы помним дочь Иеффая!
Затем Кристина прочитала историю наложницы из Судей 19 — той, которую муж выдал на потеху толпе, которую изнасиловали, убили и расчленили. В ее честь Кристина зажгла на кофейном столике высокую, тонкую, белую свечу и произнесла:
— Мы помним безымянную наложницу!
Потом мы почтили Агарь, чье изгнание из дома Авраама едва не стоило ей жизни. Я прочитала ее историю из Книги Бытия 21 и стихотворение Тамам Кан, которое начинается словами: «Не менее пророков, говорит Агарь…». В честь Агари мы поставили на стол массивную обетную свечу цвета дамасской розы и зажгли ее, сказав хором:
— Мы помним Агарь!
Вспомнили мы и Фамарь из истории Давида, женщину, которую изнасиловали в царском дворце, опозорив и разрушив ее будущее. Потрясающее стихотворение Николы Сли сплетает вместе истории всех этих женщин и соединяет их с безымянными и безмолвными жертвами мизогинии по всему миру. Как и Сли, мы клялись «слушать и слышать, как бы ни было больно… пока хоть одна женщина на земле остается жертвой насилия». Вместе мы зажгли высокую, мощную, как колонна, белую свечу и произнесли:
— Мы помним Фамарь!
Затем Кристина сняла покрывало со своей диорамы. Основой ее стала повернутая набок сосновая шкатулка, а «героинями» — пять деревянных фигурок без лиц, оплетенных колючей проволокой. Повсюду торчали гвозди, повсюду сверкали брызги кроваво-алой краски. В верхней части Кристина поместила распечатку слов Христа: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». После этой церемонии мы с Кристиной еще долго говорили — о наших сомнениях, страхах, о том, что принимать Библию всерьез значит встречаться лицом к лицу и с теми ее эпизодами, которые нас отталкивают или пугают, и бороться с ними… иногда, быть может, всю жизнь. Наша церемония была проста и безыскусна; но, мне кажется, мы достойно почтили этих женщин.
Те, кто стремится почитать библейскую женственность, об этих мрачных историях часто забывают. Забывают об убитой наложнице, об изнасилованной царевне из дома Давидова, о дочери Иеффая, о тех бесчисленных и безымянных женщинах, что жили и умирали меж строк Писания — измученные, затравленные, убитые патриархатом, который не менее, чем триумфальные истории Деворы, Эсфири, Ревекки или Руфи, составляет нашу общую библейскую историю. Сейчас у нас нет церемонии оплакивания; но наша обязанность как верующих женщин хранить эти мрачные истории и передавать дочерям, чтобы и они, когда вырастут, клялись их не забывать.
