Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге представляет книгу историка Павла Лукина «Новгород и Венеция: сравнительно-исторические очерки становления республиканского строя».
В этой книге на богатом материале разнообразных источников рассматриваются особенности политического строя одного из древнейших центров России ― Великого Новгорода и едва ли не самого легендарного итальянского города ― Венеции. Можно ли осмыслять политический строй Великого Новгорода в общеевропейском контексте и прежде всего как вариант европейского республиканского городского строя? Можно ли считать Новгород средневековой коммуной ― и если нет, то почему, а если да, то в каком смысле? В качестве «объекта сравнения» в книге используется венецианский политический строй. Рассматриваются сходства и различия «политического народа», судьбы народного собрания, легенды о полумифических первооснователях, культы святых покровителей — святого Марка и святой Софии. Хроники, клятвы дожей и наиболее ранние сохранившиеся акты Венецианской республики; русские летописи, грамоты и документы, связанные с деятельностью новгородской ганзейской конторы, — важнейшей особенностью монографии является то, что сведения о Новгороде и о Венеции берутся из нарративных и документальных источников, подвергнутых тщательному источниковедческому анализу.
Предлагаем прочитать фрагмент авторского введения к книге.
В качестве «партнера» для сопоставления с Новгородом избрана Венеция, что может показаться, на первый взгляд, искусственным. Во-первых, этому способствует распространенный стереотип о российской отсталости — наследие эволюционистских и марксистских представлений; во-вторых, укоренившаяся «аллергия» на слишком поспешные сопоставления, сделанные на основе случайных фактов, заимствованных из вторых-третьих рук, и зачастую из устаревших работ; в-третьих, убеждение в том, что, поскольку с культурно-исторической точки зрения Новгород принадлежит Балтийскому региону, осмыслять его социально-политический строй в типологическом отношении следует именно в этом контексте. Этот скепсис возник, конечно, не на пустом месте.
Тем не менее итальянские и, прежде всего, венецианские параллели к изучению Новгорода уже привлекались — в частности, В. Л. Яниным[1]. Мысль о сходстве политического строя Новгорода и итальянских средневековых республик приходила в голову и зарубежным исследователям. Так, немецкий историк К. Шульц считает, что Новгород «во многих отношениях... напоминает итальянский город-государство». Среди сходств он отмечает господство над пригородами, наличие выборных должностных лиц, роль городской знати, процветавшей благодаря доходам от торговли и крупного землевладения[2].
К этому можно добавить и важнейший территориальный фактор, который сближает Новгород именно с итальянскими городскими республиками: сюзеренитет городских властей над подчиненной им значительной периферией — с более мелкими городами и сельскими поселениями[3].
Особое внимание тут привлекает Венеция, причем не только потому, что размеры территории и соотношение центра с периферией больше всех итальянских коммун напоминают Великий Новгород. И Венеция, и Новгород по существу эволюционировали в гигантские державы, не лишаясь при этом своей республиканской сущности. Ничего подобного не было ни в германских самоуправляющихся городах, ни где-либо еще в средневековой Европе.
В отличие от многих других итальянских городов, Венеция не имеет прямой преемственности с какими-либо античными политическими центрами, вопреки собственным притязаниям, о чем будет сказано ниже (хотя, конечно, влияние римских политико-юридических традиций на венецианские, в том числе через византийское посредство, отрицать ни в коем случае нельзя). Весьма важно также, что венецианская коммуна, в отличие от ряда других итальянских коммун, таких как, например, Флоренция, Падуя или Милан, не возникла как организация для борьбы горожан за власть против церковных или светских сеньоров, а стала результатом эволюции так называемого «дуката» (ducatum) — изначально зависимого от Византийской империи территориального образования и постепенной трансформации его структуры[4]. Это очень близко к Новгороду, где республиканский строй явился итогом длительного политического развития. В частности, первые памятники собственного законодательства появляются в Венеции относительно поздно — в конце XII — начале XIII вв., т. е. уже после столетий ее самостоятельного политического развития, и основывались они не только на римском, но и на «варварском» (лангобардском и франкском) праве[5]. В Новгороде же свод законов (Новгородская судная грамота) складывается только в XIV–XV вв. Всё это ставит вопрос о диахронном сравнении, т. е. о таком, которое основывается на понимании, что в разных обществах схожие в принципе процессы могут протекать неравномерно[6].
Это, разумеется, не означает, что Новгород нужно сравнивать только с Венецией. Наш тезис состоит в том, что Новгород можно сравнивать с Венецией, и такое сравнение может быть наиболее плодотворным, что мы собираемся доказать в ходе самого исследования. Вполне вероятно, другие авторы увидят иные возможности сопоставления, с иными объектами, и придут к доказательным выводам.
Таким образом, задачей работы будет попытка ответить на вопрос: можно ли осмыслять политический строй Великого Новгорода в общеевропейском контексте и, конкретно, как вариант европейского коммунального (республиканского) городского строя? А в качестве «объекта сравнения» будет использоваться венецианский политический строй — как, с нашей точки зрения, наиболее подходящий (не только с точки зрения близости, но и с точки зрения контраста) для такого сопоставления. Это, впрочем, не исключает того, что возможна и «обратная реакция»: новгородские данные — более поздние, но стадиально более архаичные — могут, в свою очередь, помочь лучше понять некоторые плохо освещенные источниками аспекты ранней истории Венеции.
В рамках диахронного сравнения предлагается исходить из того, что наиболее адекватным объектом сопоставления с Великим Новгородом могут служить Венеция «герцогской (или дожской) эпохи» (l’età ducale) и раннего периода «эпохи коммуны» (l’età del comune), т. е. IX — начала XIII в. Такой подход был намечен в недавно появившихся работах — в частности, в монографии А. А. Вовина, посвященной истории политических институтов Пскова в их сопоставлении с ранними итальянскими коммунами[7]. Важнейшей особенностью предлагаемой работы является то, что сведения не только о Новгороде, но и о Венеции берутся не из историографии (хотя новейшей и актуальной историографии внимание, безусловно, уделяется), а из источников, как нарративных, так и документальных, причем подвергнутых по возможности тщательному источниковедческому анализу. В частности, учитываются новейшие данные о датировке документов, текстология хроник, достоверность тех или иных сообщений. В этом отношении чрезвычайно важны с методологической точки зрения выполненные именно по этому принципу многочисленные сравнительно-исторические труды Б. Н. Флори — в первую очередь его статья, посвященная сопоставлению Новгорода второй половины XV в. и Чехии эпохи Ягеллонов (рубежа XV и XVI вв.)[8].
Остановимся здесь вкратце лишь на трех направлениях, по которым, как представляется, возможно такое сопоставление: 1) особенности эволюции «политического народа» в Новгороде и Венеции, связанные с этим церемонии и политическая риторика, и сравнение выражавших их волю политических институтов: новгородского веча и венецианского «народного собрания» (arengo, contio, placitum); 2) разные исторические судьбы этих политических институтов в Новгороде и Венеции и влияние данных различий на особенности и эволюцию республиканского строя в Новгороде и Венеции; 3) конструирование и характер республиканской идеологии в Новгороде и Венеции: сходства и различия, воздействие этих различий на исторические судьбы республик. Эти аспекты, естественно, ни в коей мере не охватывают все возможное поле сопоставлений: предлагаемые вниманию читателей исследования не случайно называются «очерками». Мы делаем акцент на тех аспектах, которые, конечно, нам представляются ключевыми, но именно из перспективы наших исследований; вполне возможно, что другие исследователи, откликнувшись на дискуссию, которую мы стремимся открыть, найдут свои аспекты, не менее важные для понимания республиканских моделей Средневековья и раннего Нового времени.
[1] Янин В. Л. Новгородские посадники. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. С. 353–354; Янин В. Л. Новгород и Венеция (об изображении на новгородских монетах) // Янин В. Л. Денежно-весовые системы домонгольской Руси и очерки истории денежной системы средневекового Новгорода. М., 2009 [2004]. С. 288–296.
[2] Schulz K. “Denn sie lieben die Freiheit so sehr...”. Kommunale Aufstände und Entstehung des europäischen Bürgertums im Hochmittelalters. Darmstadt, 1992. S. 10–11.
[3] Э. Эннен в своем классическом обзоре, посвященном средневековым европейским городам, подмечает черты сходства внутреннего устройства Новгорода и «городов остальной Европы», однако выделяет как специфическую особенность первого «господство над гигантской территорией», нехарактерное для того городского типа, к которому относит Новгород исследовательница. Однако, если бы она сравнила по этому критерию Новгород с итальянскими городами (их характеристике посвящено немало страниц в ее работе) и прежде всего с Венецией, которая также властвовала над огромной периферией, это могло бы расширить горизонт сопоставления (Ennen E. Die europäische Stadt des Mittelalters (4. verb. Aufl.). Göttingen, 1987. S. 188–189).
[4] Lane F. C. Venice: A Maritime Republic. Baltimore; London, 1973. P. 91–92.
[5] Fasoli G. Comune Veneciarum // Fasoli G. Scritti di storia medievale. Bologna, 1974 [1965]. Р. 475–497, особенно: Р. 481.
[6] См. о диахронном сравнении: Кром М. М. Введение... С. 152–153.
[7] Вовин А. А. Городская коммуна средневекового Пскова: XIV — начало XVI в. СПб., 2019. С. 314–367. См. также: Лукин П. В. Новгородское вече. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2018. С. 76, 217–218, 313–314, 326, 342, 368–369, 434, 536–538.
[8] Флоря Б. Н. Поздний Новгород и Чехия Ягеллонов (попытка сравнительного сопоставления) // Средние века. 2011. № 3–4. С. 9–26.
