Издательство «Альпина нон-фикшн» представляет книгу Дэниела Левитина «На музыке. Наука о человеческой одержимости звуком» (перевод Анны Поповой).
Рокер, ставший нейробиологом, Дэниел Левитин исследует связь между музыкой — ее исполнением, сочинением, тем, как мы ее слушаем, тем, что нам в ней нравится, — и человеческим мозгом. Вступая в диалог с выдающимися мыслителями, которые утверждают, что музыка не более чем эволюционная случайность, Левитин заявляет, что она фундаментальное свойство нашего вида. На протяжении большей части человеческой истории во всем мире сочинять и исполнять музыку было столь же естественно, как дышать и ходить, и в этом участвовали все. Опираясь на исследования и музыкальные примеры от Моцарта до Дюка Эллингтона и Эдди Ван Халена, автор рассказывает, каким образом композиторы, используя знания о том, как наш мозг воспринимает мир, добиваются невероятно приятных ощущений от прослушивания музыки, почему мы так эмоционально привязаны к музыке, которую слушали в подростковом возрасте, почему для достижения музыкального мастерства практические упражнения даже важнее, чем талант, как коварные навязчивые мелодии застревают у нас в голове.
Эта книга — история о том, как мозг и музыка эволюционировали вместе, о том, что музыка может рассказать нам о мозге, а мозг — о музыке, и о том, что с их помощью мы узнаем о самих себе.
Предлагаем прочитать отрывок из главы «Когда мы притопываем. Как мы чувствуем ритм, громкость и гармонию».
Ритм, метр и темп — взаимосвязанные понятия, которые часто путают. Если коротко, то ритм относится к длительности нот, темп — к скорости музыкального произведения (и скорости, с которой мы притопываем под него), а метр — к чередованию сильных и слабых долей и к тому, как из этого чередования образуются более крупные единицы.
Обычно, когда мы исполняем музыку, нам важно знать, как долго звучит та или иная нота. Связь между длительностью одной ноты и другой и есть то, что мы называем ритмом, и это важнейшая часть того, что превращает звуки в музыку. Среди наиболее известных ритмов в западной культуре — тот, который используется как секретный стук в дверь и который можно протопать под фразу «Shave-and-a-haircut, two bits» («Бритье и стрижка — пятак»). Он был впервые зафиксирован в записи Чарльза Хейла “At a Darktown Cakewalk” («На прогулке в Дарктауне»). Текст наложился на этот ритм позже, в песне Джимми Монако и Джо Маккарти под названием “Bum-Diddle-De-Um-Bum, That’s It!” («Бум-дилли-ди-дум-бум, и всё!») в 1914 году. В 1939-м та же музыкальная фраза появилась в песне “Shave and a Haircut — Shampoo” («Бритье и стрижка — шампунь») Дэна Шапиро, Лестера Ли и Милтона Берла. Как слово «шампунь» заменило стоимость бритья и стрижки, для нас остается загадкой. В игру вступил даже Леонард Бернстайн, включив вариацию этого ритма в песню “Gee, Officer Krupke” («Ну и дела, офицер Крупке») для мюзикла «Вестсайдская история».
В «Бритье и стрижке» мы слышим серию нот разной длительности — большей и меньшей. Ноты с большей длительностью вдвое длиннее: длинная — короткая — короткая — длинная — длинная — пауза — длинная — длинная. В «Офицере Крупке» Бернстайн добавляет еще одну ноту, и три короткие у него длятся столько же, сколько две короткие в «Бритье и стрижке»: длинная — короткая — короткая — короткая — длинная — длинная — пауза — длинная — длинная. Другими словами, соотношение продолжительности нот здесь изменяется таким образом, что длинные звучат в три раза дольше коротких. В теории музыки эти три ноты вместе образуют триоль.
В увертюре к опере «Вильгельм Телль» Джоаккино Россини (которую многие из нас знают как тему из «Одинокого рейнджера») мы также слышим серию нот двух разных длительностей, большей и меньшей. Длинные ноты в два раза протяженнее коротких: да-да-бум, да-да-бум, да-да-бум, бум, бум (слог «да» у меня означает короткую ноту, а «бум» — длинную). В песенке “Mary Had a Little Lamb” («У Мэри был маленький ягненок») тоже чередуются короткие и длинные слоги. Здесь идут шесть коротких нот одинаковой длительности (Ma-ry had a lit-tle), а затем одна длинная, примерно в два раза более продолжительная (lamb). Ритмическое соотношение 2:1, как и соотношение в октаву в случае с высотой звука, представляется музыкальной универсалией. Мы видим это в теме из телепрограммы «Клуб Микки Мауса» (бум-ба, бум-ба, бум-ба, бум-ба, бум-ба, бум-ба, ба-а-а), где играют ноты трех разных длительностей, отличающихся в два раза.
Видно это и в песне “Every Breath You Take” («За каждым твоим вдохом») группы Police (да-да-бум, да-да-бу-у-у-у-ум), где снова три разные длительности:
Ev- | ry | breath | you-oo | taaake |
1 | 1 | 2 | 2 | 4 |
(Цифра 1 в таблице представляет собой некоторую произвольную единицу времени, нужную лишь для того, чтобы показать, что приходящиеся на слова breath и you доли вдвое более протяженные, чем слоги еv- и -ry, а доля со словом take в четыре раза длиннее доли со слогами ev- и -ry и в два раза дольше долей breath и you.)
В большинстве музыкальных произведений, которые мы слушаем, редко бывают такие простые ритмы. Определенное расположение нот — гамма — может говорить о музыке определенной культуры, стиля, и то же делает и определенное сочетание ритмов. Пусть большинство из нас не сумеет с ходу воспроизвести сложный латиноамериканский ритм, но мы сразу же узнаем его, когда услышим, и определим, что он именно из латиноамериканской музыки, а не из китайской, арабской, индийской или русской. Когда мы располагаем ритмы в последовательностях нот различной длительности и силы, мы определяем метр и задаем темп.
Темп — это общая скорость музыкального произведения, то есть то, насколько быстрым или медленным оно кажется. Если вы притопываете или щелкаете пальцами в такт музыке, то темп произведения напрямую связан с частотой этих движений. Если представить, что песня — живое существо, то темп можно соотнести с его походкой или пульсом — это своего рода сердцебиение.
Словом «такт» обозначают основную единицу измерения музыкального произведения. В такте могут быть сильные и слабые доли. Чаще всего мы притопываем, хлопаем в ладоши или щелкаем пальцами на какую-то долю. Кто-то делает это дважды за один такт, то есть на каждую половину такта, потому что у разных людей разные механизмы нейронной обработки звука, а также разное музыкальное образование, опыт взаимодействия с музыкой, да и понимаем мы музыкальное произведение тоже по-разному.
Даже профессиональные музыканты могут не соглашаться друг с другом в вопросе, как часто нужно притопывать под одну и ту же песню. Зато у них всегда одинаковое понимание основной скорости произведения, называемой темпом. Различия состоят только в том, на сколько частей этот темп делить.
В песне “Straight Up” («Скажи мне прямо») Полы Абдул и “Back in Black” («Снова в черном») группы AC/DC темп равен 96 долям, или ударам, в минуту. Если вы двигаетесь под песню “Straight Up” или “Back in Black”, то, вполне вероятно, вы делаете 96 или, возможно, 48 шагов в минуту, но никак не 58 или 69. В начале песни “Back in Black” слышно, как барабанщик намеренно четко отбивает темп на хай-хэте — точно 96 долей в минуту. У песни “Walk This Way” («Иди сюда!») группы Aerosmith темп 112, у “Billie Jean” («Билли Джин») Майкла Джексона — 116, а у “Hotel California” («Отель “Калифорния”») группы Eagles — 75 ударов в минуту.
У двух песен может быть одинаковый темп, ощущающийся по-разному. В “Back in Black” барабанщик ударяет по тарелке дважды за одну долю (это ноты с длительностью в 1/8), а басист играет простой синкопированный ритм[1], совпадающий с ритмом гитары. В песне “Straight Up” происходит так много всего, что это трудно описать словами. На ударных исполняется сложный нерегулярный рисунок из ударов длительностью в 1/16, но не непрерывно — тот самый «воздух» между ударами как раз и придает музыке оттенок фанка и хип-хопа. Бас играет такую же сложную и синкопированную мелодическую линию, которая иногда совпадает с барабанной партией, а иногда заполняет паузы между ударами. В правом динамике (или правом наушнике) мы слышим единственный инструмент, играющий на каждую долю, под названием «афуче», или «кабаса», напоминающий по звучанию шорох наждачной бумаги или перестук бобов внутри высушенной тыквы. Исполнение наиболее важного ритма легким инструментом с высоким звучанием — инновационная ритмическая техника, которая переворачивает с ног на голову обычные ритмические условности. В это время синтезаторы, гитара и особые перкуссионные эффекты резко выходят из ритма и снова возвращаются к нему, время от времени подчеркивая определенные доли для усиления волнения. Поскольку трудно предсказать или запомнить все эти ритмы, песня привлекает многих и многих слушателей.
Темп служит главным фактором в передаче эмоций. Песни с быстрым темпом обычно считаются радостными, а с медленным — грустными. Конечно, это чрезмерное упрощение, но оно работает в поразительно широком диапазоне обстоятельств в разных культурах на протяжении всей жизни человека. Большинство из нас замечательно запоминает темпы. В эксперименте, который мы с Перри Куком опубликовали в 1996 году, мы попросили людей спеть по памяти свои любимые песни из поп- и рок-музыки. Нам было интересно узнать, насколько точно они воспроизведут темп оригинальных записей. За единицу измерения мы взяли отклонения в темпе, которые может определить на слух среднестатистический человек. Они составили 4 %. Другими словами, если у песни темп 100 долей в минуту и он меняется в интервале между 96 и 100 долями в минуту, то большинство людей, даже профессиональных музыкантов, этого изменения не заметят (за исключением барабанщиков: по роду деятельности они более чувствительны к темпу, чем остальные музыканты, потому что как раз отвечают за то, чтобы он был ровным в отсутствие дирижера). Основная масса людей в нашем исследовании — не музыканты — исполнили песни с отклонением в пределах 4 % от оригинального темпа.
Вероятно, отвечают за такую поразительную точность нейроны в нашем мозжечке, где находится система хронометража нашей повседневной жизни — она синхронизируется с музыкой, которую мы слышим. Следовательно, мозжечок каким-то образом может сохранять «настройки» этой синхронизации, а потом вспоминать их, когда мы исполняем песню по памяти. Таким образом, когда мы поем, то ориентируемся на воспоминание о предыдущем исполнении песни. Базальные ядра, которые Джеральд Эдельман назвал «органами последовательности», почти наверняка тоже участвуют в формировании ритма, темпа и метра.
