Издательство «Манн, Иванов и Фербер» представляет книгу Александры Барковой «Зельеварение на Руси. От ведьм и заговоров до оберегов и Лукоморья».
В этой книге рассказывается о магических представлениях славян и сводится воедино весь комплекс их поверий о растениях. Вызвать дождь, приворожить любимого, усмирить беспокойного мертвеца — на любой случай были свои средства. Истории о том, как заговоры нашли отражение в творчестве Пушкина, а ритуалы — в современной психотерапии, Александра Баркова вплетает в увлекательное повествование о том, во что верили, чего боялись и как видели мир люди в прошлом. И убедительно доказывает, что благодаря накопленному поколениями опыту они понимали гораздо больше, чем могли знать.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
От магии к медицине
Мы начнем главу с наиболее колоритных примеров народной медицины, и можно предположить, что вряд ли хоть один читатель захочет последовать этим инструкциям. Еще раз подчеркнем: то, что мы сегодня называем «народной медициной», — это современный опыт травничества, и хоть исходные сведения действительно были получены от талантливых деревенских знахарок, но систематизировали и обобщали знания уже люди с высшим биологическим образованием. (Мы сейчас принципиально говорим только о подлинном знании, отсекая смертоносное невежество типа «лечения аконитом», о котором шла речь на первых страницах нашей книги.) Ситуации, когда внучка деревенской травницы оканчивала биологический факультет, далеко не единичны. Иными словами, народная медицина сейчас предстает перед нами в очищенном наукой виде.
Сколько было таких травниц в деревнях сто лет назад? Трагическую беспомощность перед болезнями ярко отражает народное поверье, что для того, чтобы понимать язык растений, надо съесть испеченного ужа. А еще этой способностью наделял цветок папоротника… Поскольку добыть его было невозможно, то большинство болезней лечили растениями, созвучными с ними по названию или сходными по признакам.
Мы уже упоминали, что колючие растения считались полезными при колотье в боку и при желудочных коликах. Причем репейник действительно может быть полезен при заболеваниях печени («колотье в боку»), а боярышник, шиповник, ель, сосна, чертополох — при желудочно-кишечных проблемах. Смешение совершенно разных заболеваний абсурдно и трагично. И это мы еще не уточняем, какие именно части растения использовали и как их заваривали. Например, у репейника целебными свойствами обладает корень, но принцип «колючее от колотья» наводит на мысль, что заваривать следует сами колючки.
Рассмотрим другие примеры. Обряд от бесплодия совершали под плодовым деревом (как вариант — под дубом, поскольку желуди — это тоже плоды); травник XVIII века советовал мазать половые органы соком рябины. Перед нами вполне очевидное перенесение качеств дерева на человека.
Иногда растение, которое реально могло помочь, применяли как магическое (и бесполезное): так, от бешенства и при укусе змеи советовали использовать чеснок. Теоретически при укусе больного животного чесночная кашица, нанесенная на поврежденную кожу, может обеззаразить рану.
Увы, в лечебниках об этом не было ни слова, а советовали пить некое «вино с чесноком»… Ядовитое растение белена считалось способным изгнать зубную боль. Дым от тлеющих листьев или пар отвара действительно может помочь в таком случае, но поскольку растение — галлюциноген, то, вероятно, от боли лечили ягодами и тем экстатическим состоянием, которое они вызывали. Считалось также, что белена способна излечить болезнь под названием «волос», то есть гнойный нарыв на пальце. И вновь при наружном применении она действительно помогла бы справиться с нарывом, но какова вероятность, что растение использовали правильно, а не для того, чтобы заглушить боль галлюциногенными свойствами?
(Вспомним у Пушкина: «Что ты, баба, белены объелась?» — то есть безумствовать из-за передозировки беленой было обычным делом.) Одним словом, даже если растение верно соотносили с болезнью, применяли его зачастую самым фантастическим образом.
Неудивительно, что крестьяне верили, что в стволе дерева-громобоя есть «огненная свеча», которая способна исцелить всякую болезнь.
Колтун
Как мы уже убедились в предыдущих главах, народные названия болезней указывают скорее на их мистическую причину — уроки, оговоры, прикосы, сглаз… Что может болеть в таком случае? Да что угодно! Тут не только медицинский диагноз не поставить, но даже и больной орган не определить. Однако сейчас речь пойдет о противоположном явлении.
Что мы называем колтуном? Волосы, спутанные в такой большой узел, что его остается только отрезать. Это, конечно, неприятно, но вряд ли горожанин сочтет колтун болезнью. Тем удивительнее обнаружить, что в народной культуре он считался именно недугом, причем настолько страшным, что слово «колдун» понималось как «насылающий колтуны». Средства исцеления от него были весьма разнообразными, что еще больше удивляет: почему проблеме с волосами придается такое значение? Когда же мы читаем о том, как лечить колтун, то вообще перестаем понимать что-либо.
Вот, например. Колтун нельзя было обрезать, человеку следовало ходить с ним год и шесть недель (или пока он на ладонь не отстанет от головы); если срезать его раньше, то болезнь уйдет обратно в голову, и это принесет невообразимые мучения. Когда колтун «созревал», знахарь выходил вместе с больным из дому до восхода, отстригал колтун, затем они ловили ящерицу, протаскивали ей через глаза нитку, после чего закапывали ее вместе с колтуном под дубом или в лесу в муравейнике.
На первый взгляд это дичайшее суеверие, но мы продолжаем читать этнографические записи и узнаем, что колтун — это вовсе не узел из волос, а некое существо, которое живет в каждом человеке: в глазах, мозгу, жилах, костях, сердце, руках, во всем теле. Он не причинит вреда, если его не раздразнить, но, если это случится, начнутся нестерпимые муки: прежде всего головная боль (голову пробивает, как гвоздем, отчего в Полесье его так и зовут — «гвоздец»), сильное головокружение, боли в костях, общее недомогание. В таких случаях говорили, что колтун ищет выход из тела человека и поселяется в волосах, сбивая их в ком. Боли были так сильны, что могли привести к потере рассудка.
Итак, колтун — это отнюдь не проблема с волосами. Это головные боли, а собственно колтун — их внешнее проявление. Ритуал с ящерицей и ее глазами, а также упоминание, что колтун живет в том числе и в глазах человека, позволяет предположить, что среди симптомов была и чувствительность к яркому свету.
Перед нами фольклорное описание сосудистых проблем головного мозга. И поскольку кровоснабжение мозга затруднено, то это вызывает не только боли, головокружения и прочее, но и выпадение волос. Так что волосы, выпадающие клочьями и сбивающиеся в колтуны, — это действительно следствие болезни «колтун». Здесь народная медицина совершенно права. Спектр симптомов «колтуна» позволяет сопоставить его с таким распространенным (хотя и сомнительным) современным диагнозом, как вегетососудистая дистония.
Самое интересное ждет нас в способах его лечения. Ритуал с ящерицей — это финал, а что же следовало делать в течение того года, когда колтун нельзя было срезать?
Его лечили барвинком и папоротником, причем их отвары следовало применять как наружно, так и внутрь. В работах по этнографии объясняют использование этих трав тем, что они (особенно барвинок с его длинными спутанными стеблями) напоминали колтун, то есть перед нами магия подобия.
При этом барвинок — вечнозеленое растение, что символизирует долгую жизнь, а его цветы — голубые, что отсылает к «мертвенности смерти» (по объяснениям информантов в Полесье). У читателя, вероятно, возник вопрос, как растение с символикой смерти может помочь? Увы, этнографические материалы не дают ответа. И когда мы читаем, что барвинок следовало носить на груди, а на листьях папоротника надо было спать, то мы уверяемся в том, что перед нами — очередное суеверие.
Однако на самом деле такие способы лечения «колтуна» (если считать его болезнью сосудов головного мозга) могут быть и примером народной интуиции, предвосхищающей научные открытия. По крайней мере, в XX веке препараты на основе алкалоидов, полученных из барвинка, действительно стали использовать в лечении нарушений мозгового кровообращения, головных болей, а также для снижения артериального давления.
То же касается и папоротника. Этнографические материалы не дают ботанических названий различных видов папоротника, поэтому мы просто перечислим, что настойка на корневищах страусника и отвар листьев орляка действуют как успокоительное, с той же целью наружно применяли отвар кочедыжника, настой его листьев использовали при головных болях (напомним, колтун — это прежде всего нестерпимая головная боль). Сюда же добавим и лечение колтуна отваром гороховой соломы — по мнению этнографов, его практиковали из-за схожести побегов гороха колтуна, при этом информацию о пользе такого отвара для нервной системы можно найти и сейчас, но связана она уже вовсе не с его магическими свойствами.
На этом примере мы видим, как сильно нашей науке не хватает междисциплинарных исследований. Как же быть с колтуном в волосах, который не отрезали год? Как быть с ритуалом под дубом и убитой ящерицей? Суеверия это или что?
При проблемах с сосудами головного мозга, особенно когда медицинского лечения нет или оно не назначено, остается практически только одно средство, которое не лечит, но облегчает состояние, — это управляемый стресс. И чем он мощнее, тем большее облегчение чувствует больной. А теперь представим себе человека, уверенного в том, что раньше срока колтун отрезать нельзя: вернутся те жуткие боли, от которых он лечится барвинком или папоротником. Целый год этот человек напряжен, он высчитывает время до того дня, когда сможет срезать ненавистный ком в волосах. Это постоянное напряжение способствует усилению боли. Затем происходит долгожданный ритуал (заметим, действие с ящерицей — единичный случай, а ритуальное срезание колтуна было всегда), он вызывает огромнейший всплеск эмоций (а значит, и гормонов), который на более или менее долгое время реально улучшит самочувствие.
«Но если колтун срезать раньше времени, то болезнь вернется», — говорили знахари. Иными словами, все зависит от серьезности проблемы. Кому-то отвара барвинка и ритуального стресса хватит, кому-то нет. Что ж, у современной медицины — те же проблемы, и «вегетососудистую дистонию» зачастую ставят в тех случаях, когда точный диагноз неизвестен и приходится назначать разные препараты, предполагая, что какие-то из них помогут. Автор этих строк ждала правильного диагноза сорок девять лет… И все это время управляемый стресс был наиболее эффективным из лекарств.
Утин
После такого гимна народной интуиции читатель, вероятно, ожидает, что лечение других болезней также окажется медицински обоснованным. Увы, мы снова вступаем в область магии, то есть нас не ждет ничего реально полезного, кроме управляемого стресса.
Термин «утин» или «утюн» означает боли в спине (от корня «тянуть»), то есть фактически радикулит. Его лечение в лучшем случае выглядело так: больной ложился на порог, ему на спину клали березовый веник, который затем… аккуратно рубили топором, приговаривая: «Что рубишь?» — «Утюн рублю». — «Руби его, чтобы век с повеку его не бывало».
Такие действия являются некоей формой массажа, от которого будет польза (так что лучше бы изрубить десяток-другой веников…). К сожалению, ритуал могли проводить и без пациента: просто рубили на пороге веник или пучок соломы, сопровождая действия диалогом.
Выбор порога понятен: это граница двух пространств, идеально подходящая для любых магических действий, то есть для перехода из одного состояния в другое. Березовый веник и солома в данном случае заместители человека, то есть максимально близкие к нему представители растительного мира (именно поэтому использовался веник, а не просто березовые ветки: веник — человеческая вещь).
Мерка
С самыми разными болезнями пытались справиться, снимая с человека мерку. Меркой могла быть тонкая ветка или льняные пряди, она как магическая замена человека должна была вобрать в себя болезнь и сгинуть вместе с недугом.
Так, чтобы излечить падучую, то есть эпилепсию, срезали ветку шиповника или орешника в рост больного, а затем относили ее на заброшенную могилу. Как вариант, больной сам должен был пойти на кладбище, найти заброшенную могилу, измерить себя виноградной лозой, положить ее вдоль могилы со словами: «Я кладу свою болезнь сюда». Либо же он шел со знахаркой на перекресток, ложился там, знахарка измеряла его ореховой веткой и зажигала свечу, которую сделала из воска умерших пчел, затем ветку и свечу ставила у головы больного, а тот должен был встать и бежать домой не оглядываясь. Наконец, если в селе кого-нибудь хоронили, то человек, страдающий эпилепсией, мог положить свою ореховую мерку в гроб умершего.
Так лечили не только эпилепсию, но и любую длительную болезнь. Южные славяне делали мерку из колючих веток (шиповника, терновника, ежевики), восточные — из орешника, березы. Иногда больной оставлял мерку под большим камнем, а сам уходил не оглядываясь. Иногда ее клали не на заброшенную могилу, а на могилу родственника.
Для другого способа лечения меркой использовали лен — пряди или нити, и в большинстве случаев лен по окончании ритуала сжигали. Исключением были только болезни ребенка: нитку, которой его измерили, хранили, будучи уверенными, что ребенок выздоровеет, когда перерастет свою мерку. Впрочем, при лечении детской бессонницы льняные пряди сжигали, а ребенок должен был вдыхать дым (дым расслабляет, так что в этом случае ритуал мог и помочь). Иногда, чтобы дыма получилось больше, ребенку измеряли льном не только рост, но и руки и ноги.
И наконец, меркой лечили паралич, который называли «подвей» (считалось, что его насылает злой дух, кружащийся в вихре). Дергающуюся конечность перевязывали нитью, которую потом сжигали, и вдыхали этот дым, — и судороги проходили (или как минимум ослабевали).Это, в принципе, можно объяснить успокаивающим воздействием дыма от трав, из которых нить была изготовлена.
Нас ждет несколько комплексов магических действий, которые обычно трактуют в науке как перенос болезни на растение. Нам уже встречалась такая практика с деревьями.
Другая форма передачи болезни — загнуть ветку и придавить камнем, пообещав не освобождать ее, пока человек не выздоровеет. Кроме того, недуг отсылали, просверлив в дереве отверстие. И наконец, больного могли протащить через раздвоенный ствол дерева или под корнем.
Как мы увидим далее, эти действия продиктованы не только верой в то, что растение способно забрать болезнь, — перед нами сложные, многоуровневые комплексы мифологических представлений.
Отверстие и кол
Этот вид лечебной магии основан на том, что болезнь следует отправить в Нижний мир, а вход туда находится в некой дыре, причем дыра может быть как уже существующей, так и просверленной в ходе ритуала. Важно, что в мифологическом сознании любая дыра — это катастрофа, нарушение цельности, то есть она несет символику Нижнего мира независимо от того, находится ли она внизу (дыра в земле) или на уровне роста человека (дупло в дереве).
По украинским поверьям, зуб следовало лечить так: в нем ковыряли сосновой щепкой, которую затем вкладывали в отверстие в осине. Осина, как мы знаем, негативное дерево, так что она отлично подходит на роль воплощения Нижнего мира.
Когда болел ребенок, ему стригли волосы или ногти и вкладывали их опять-таки в щель в стволе осины. Мы снова сталкиваемся с верой в то, что, когда ребенок перерастет болезнь (в данном случае — станет выше того места, куда спрятали состриженное), болезнь уйдет. Это поверье было распространено почти по всей Украине и Беларуси.
Когда же от лихорадки лечили взрослого, то совершали те же действия и надеялись, что осина просто заберет «лихоманку» в себя. Иногда для этого в ней делали отверстие, и больной должен был подуть в него, после чего дыру затыкали. То, что лихорадку лечили осиной, обуславливалось магией подобия: листья осины дрожат, как больной человек.
Осину использовали не только для людей, но и для животных. Если в молоке коровы обнаруживали кровь, то в место, куда вылили это молоко, вбивали осиновый кол.
Кол мог быть не только из осины, но и из боярышника. В известном нам ритуале, когда болезнь (волосы или ногти больного) вбивали в дерево, порода дерева не имела значения, важен был только колышек из боярышника.
Его же могли использовать как оберег во время эпидемии. В таком случае все сельчане связывали свои пояса или платки в длинную веревку, растягивали ее — и там, где она заканчивалась, вбивали в землю кол боярышника со словами: «До кола хворь дошла, а кол не перешла и в мой дом не попала».
