Издательства «КоЛибри» и «Азбука-Аттикус» представляют книгу Массимо Чентини «Демоны в религии, искусстве и фольклоре» (перевод Дианы Солобуто).
Демонология — богатая ветвь мифологии и теологии. Демонов можно найти во всех видах искусств, они побывали во всех землях от Запада до Востока, на небе и под землей. Массимо Чентини — итальянский писатель, специалист по культурной антропологии и эзотерике — предлагает проследить эволюцию образа дьявола и его свиты в мифологическом, историческом и культурно-историческом пространстве.
Предлагаем прочитать начало одной из глав книги.
Философия и литература осмысляют образ дьявола
Литераторы эпохи романтизма возвеличивали фигуру дьявола. Это происходило потому, что Сата- на считался мятежным духом и хорошо сочетался с возвышенной и свободолюбивой поэтикой того времени.
«[Романтизм] — это тот момент, когда образ дьявола, который в Средние века был почти вычеркнут из литературы, по крайней мере, во Франции, вновь появляется и претендует на принадлежность к дворянскому роду. Он навязывается таким авторитетным образом, что осталось мало великих авторов, которые не приберегли для него место в своих произведениях», — писал Виктор Гюго (1802–1885).
Следует помнить, что в эпоху романтизма многие интеллектуалы демонстрировали скептицизм по отношению к религиозным ценностям. Кроме того, это течение представляло реакцию на рационализм эпохи Просвещения XVIII века. Романтизм вновь обратился к мифологии и всему фантастическому (к слову, термин появился в Англии в середине XVII века, означал «что-то нереальное»). Однако дьявол в XIX веке стал излюбленным персонажем не только среди писателей и поэтов, но и философов, так как падший ангел — главный символ зла, сложнейшей категории философского знания.
Философские диспуты
Жозеф де Местр (1753–1821), французский католический философ, пришел к выводу, что дьявол не просто существует, а что именно он внушил человечеству борьбу со старым режимом, что привело к революции.
Для Огюста Конта (1798–1857) дьявол являлся продуктом низшей стадии человеческой интеллектуальной эволюции; на самом деле, философ отметил три этапа прогресса: теологический (попытка понять через откровение), метафизический (попытка понять через логику), позитивный (попытка понять с помощью инструментов науки).
Для Людвига Андреаса Фейербаха (1804–1872) дьявол был символом, результатом аллегорических манипуляций без каких-либо объективных оснований, то есть еще один плод воображения. Философ использовал этот аргумент в качестве инструмента для своей борьбы против христианства.
При этом Сёрен Кьеркегор (1813–1855) подчеркивал, что снижение значимости дьявола под влиянием позитивизма привело к трагическому отсутствию понимания проблемы зла.
Изображения в романтической литературе
В то время как философы замыкались в извилистых лабиринтах мысли, писатели полагались на эмоции, давая простор воображению и позволяя символам и аллегориям создавать канву своих произведений.
Несмотря на философскую непоследовательность, многие интеллектуалы романтизма, резко критикующие Церковь, считали, что если дьявол — враг христианства, то, следовательно, он по своей натуре добрый. В этом смысле дьявол стал инструментом для воображаемого вызова, своего рода героем: Сатана, один против всего мира, смелый, мятежный и всегда противостоящий обществу, нацеленному на погоню за буржуазными ценностями.
Поэтому дьявол очень напоминал романтического художника. Однако воспевалось не само зло, а его символ, считавшийся новым способом освобождения от авторитетов. При таком взгляде человек освобождался от церковного ханжества, но подвергался новым экзистенциальным кризисам.
«Романтизм редко обращался к Сатане, как к аргументу в решении проблемы добра и зла, и даже когда это происходило, это не имело философской основы, не базировалось на логике, науке, откровении, традиции или Библии. Неважно, кто вы — христианин или материалист, идеалист или ученый, в любом случае такие концепции непоследовательны и противоречивы. Впрочем, романтические представления о дьяволе в конечном итоге мало повлияли на концепцию этого персонажа в целом. Сегодня рассматривается традиционная или просветительская концепция дьявола, но почти никогда — романтическая. Тем не менее романтизм оставил некоторые следы, драматизируя конфликт между добром и злом в человеческом сознании и стряхнул с христианской мысли уверенность в однозначном решении проблемы зла. Романтизм заложил основы для пробуждения в XX веке серьезного богословского интереса к проблеме зла».
Стереотипный и наиболее распространенный демонический образ Сатаны при этом не исчез из романтической литературной традиции. Он фигурировал в литературе, когда темы «темных веков» подчеркивались писателями и интерпретировались скорее в фантастическом ключе, чем в соответствии с исторической реальностью. Сильное влияние такого взгляда на дьявола можно обнаружить в готическом литературном жанре, предшественнике современного хоррора, который и по сей день является одним из популярнейших жанров развлекательной литературы. Образцом готического романа, оказавшим сильное влияние на литературу своего времени, можно назвать произведение «Монах» (1796) Мэтью Грегори Льюиса (1775–1818).
«Роман ужасов» фактически повлиял на всех романтических авторов, и таким образом на некоторое время понятия готики и ужаса в истории литературы переплелись.
Другой значимый представитель готического романа — Эдгар Аллан По (1809–1849). В сюжетах его рассказов дьявол овладевает человеком, и последний становится главным героем истории, финалом которой является торжество греха, убийственная ярость и безумие.
В совершенно иной плоскости находится творчество поэта и художника Уильяма Блейка (1757–1827). Для него добро воплощается в художественном вдохновении и творчестве, и тот, кто разжигает этот творческий огонь, может быть кем угодно — Богом или Сатаной. Согласно Блейку, сам творческий акт никогда не является актом злой воли, и поэтому художник, даже если он вдохновлен дьяволом, все равно работает в направлении духовной эволюции.
Типично романтический образ сатанинской вселенной, хотя и характеризующийся весьма оригинальной атмосферой, прослеживается в творении Блейка «Бракосочетание рая и ада».
«Вернувшись домой, на землю, я, до предела напрягши все свои пять чувств, стал всматриваться в то место, где плоские края обрывистой кручи хмуро высятся над нашим миром, и смог разглядеть очертания могущественного дьявола, окутанного черным облаком, нависшим над краем скалы, и дьявол тот испепеляющим пламенем выжигал слова, обращенные к людям и ныне прочтенные и уясненные ими. Вот эти слова:
Вам не изведать радость птиц, несущихся в полете, —
Ведь вы в тюрьме своих пяти убогих чувств живете».
Как и Блейк, Джордж Гордон Байрон (1788–1824) также задавался вопросом о природе и происхождении зла и восставал против бремени первородного греха.
У них на все вопросы
Один ответ: «Его святая воля,
А он есть благ». Всесилен, так и благ?
Зачем же благость эта наказует
Меня за грех родителей?
Сложность отношений между злом и людьми хорошо выражена в драме Байрона «Каин» (1821). В этом произведении деятельность Люцифера контрастирует с образом жестокого Бога. В «Каине» доминирует беспокойство человека, усиленное не меньшим беспокойством самого Люцифера за первых людей и их судьбу. Его образ формирует возвышенный тон, характерный для романтической поэтики.
И не устану вечно
Бороться с ним, и на весах борьбы
За миром мир, светило за светилом,
Вселенная за новою вселенной
Должна дрожать, пока не прекратится
Великая нещадная борьба,
Доколе не погибнет Адонаи
Иль враг его! Но разве это будет?
Как угасить бессмертие и нашу
Неугасимую взаимную вражду?
Он победил, и тот, кто побежден им,
Тот назван злом; но благ ли победивший?
Когда бы мне досталася победа,
Злом был бы он.
Перси Биши Шелли (1792–1822) пришел к символу дьявола в поэзии после юношеского опыта в мире оккультизма. В его произведении «О дьяволе и дьяволах» (1821) преобладает поиск корня проблемы зла. Поэту в итоге не удается создать четкое представление о дьяволе, при котором Сатана является исключительным выражением абсолютного зла, но автор превращает его в архетип романтического героя. Герой Шелли восстает против статичности существования, лишенного страстей и стремления к прогрессу. Это отношение особенно ярко проявится в великой аллегории «Освобожденный Прометей» (1820).
Есть что-то демоническое и в творчестве жены Перси Биши Шелли, Мэри Шелли (1797–1851). В известном романе «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1817) она подчеркивает стремление человека заменить бога научными знаниями. Подобно человеку, существо доктора Франкенштейна восстает против своего создателя, требуя для себя автономии и свободы воли.
Те, кто проводил филологическую оценку источников Мэри Шелли, отмечают, что автор с опаской и увлеченностью смотрела на исследования Эразма Дарвина (1731–1802), деда известного ученого-натуралиста Чарльза Дарвина (1809–1882). Она ознакомилась с трактатом Эразма Дарвина «Зоомия» по физиологии человека и стихотворениями «Ботанический сад» и «Время природы». Мэри Шелли была очарована ими, поскольку видела в этом авторе совершенного философа, в котором ясность ученого и чувствительность поэта сосуществуют в идеальном симбиозе.
Стоит отметить, что в то время многие обсуждали исследования Эразма и даже ходили слухи, что ему удалось вернуть к жизни фрагмент ленточного червя. Кроме того, Мэри знала об экспериментах с электричеством на животных, проведенных Луиджи Гальвани (1737–1798). В 1803 году в Лондоне Гальвани продемонстрировал возможность на несколько мгновений «оживить» труп казненного человека, пусть и с помощью эффекта стимуляции нервных окончаний.
Отголоски этих опытов и уверенность в том, что наука движется в определенном направлении, стали очень важными стимулами для Шелли. В литературном переложении научные эксперименты, связанные с поиском бессмертия, сильно спорят с богом и его единоличной властью, словно наш герой — падший ангел.
Бога отрицали многие авторы. Показательно высказывание французского писателя Стендаля (1783–1842): «Единственным извинением Бога служит то, что он не существует». Но даже его ледяной атеизм не мог освободить великий роман «Красное и черное» (1830) от образа дьявола, который воплощен у Стендаля в тревожной фигуре главного героя — Жюльена Сореля.
Среди наиболее типичных литературных дьяволов романтизма сложно обойти стороной дьявола Виктора Гюго. Отчасти на формирование образа повлиял переход автора в католичество в ранней юности. Сатана Гюго — это интерпретация Средневековья, его образ наиболее колоритен в «Соборе Парижской Богоматери» (1831). После этого романа Сатана в художественной литературе стал неотъемлемым персонажем для создания готической атмосферы, настроения тайны и колдовства.
«Сатана — это обжорство; это свинья, пожирающая разум; это пьянство, темное дно опустошенной чаши; это гордыня, у которой нет преклоненных колен; это эгоизм, наслаждающийся кровью, в которую он кунает свои руки; это чрево, ужасная пещера, в которой беснуются все чудовища, живущие в нас».
Протест, характерный для художника-романтика и имеющий нечто демоническое для буржуазной мысли, особенно полно выражается в творчестве «проклятых поэтов» — определение Поля Верлена (1844–1896).
