Издательство «Азбука» представляет книгу «Именем любви. Английские поэты-кавалеры XVII века» (перевод, составление и комментарии Марины Бородицкой).
В XVII столетии в Англии бушевали страсти: определялось, кто в дальнейшем будет играть главную роль в истории — парламент или король. Группу стихотворцев, в той борьбе сочувствовавших Карлу I и близких его двору, стали называть поэтами-кавалерами. В творческом плане они следовали античным образцам и прославляли жизнь со всеми ее радостями. Сегодня наконец и российские читатели получили возможность ознакомиться с творчеством этой плеяды интересных поэтов (среди них Роберт Геррик, Ричард Лавлейс, Эдмунд Уоллер, Джон Саклинг) в замечательных переводах Марины Яковлевны Бородицкой, лауреата премий «Единорог и лев» (2006) и «Мастер» (2010), а также премии журнала «Иностранная литература» (2007).
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
РИЧАРД ЛАВЛЕЙС
1618–1657/1658
Поэт Ричард Лавлейс (в устаревшей русской транслитерации Ловелас: это его имя дал в XVIII веке С. Ричардсон своему отрицательному герою, красавцу и соблазнителю) родился в 1618 году в лондонском пригороде Вулидже (по другим источникам, родился в Голландии). Его отец, сэр Вильям Лавлейс, происходил из старинного дворянского рода, владевшего землями в Кенте. Он воевал в Голландии под началом сэра Горация Вира и погиб в 1627 году в сражении при Ассене. Ричард был старшим из нескольких детей. Специальным указом ему, как сыну дворянина, погибшего на королевской службе, было предоставлено место в известной лондонской школе Чартерхаус.
В 1634 году Лавлейс поступает в Оксфордский университет (колледж Глостер-холл) в качестве gentleman commoner, то есть студента, вносящего плату за пансион и пользующегося привилегиями. В университете о нем, по словам Энтони Вуда, «отзывались как о самом любезном и прекрасном юноше, какого только можно вообразить»; говорилось также, что «природная скромность, достоинство и обходительные манеры... делали его предметом восхищения многих представительниц женского пола».
В 1636 году в Оксфорде ставят комедию Лавлейса «Школяр». В том же году, намного раньше положенного срока, ему присваивают степень магистра искусств — по личной просьбе некой знатной дамы из свиты королевы Генриетты-Марии.
В 1637 году Лавлейс получает степень магистра также и в Кембриджском университете, а в 1638-м впервые публикует стихи: элегию в сборнике «Musarum Oxoniensis Charisteria Pro Serenissima Regina Maria» («Подношения оксфордских муз светлейшей королеве Марии») и стихотворное предисловие к переводам Энтони Ходжеса.
В 1639 году Лавлейс принимает участие в военной экспедиции против Шотландии: он — знаменосец в полку лорда Горинга (будущего графа Нориджского и генерала роялистской армии). Вскоре после этого он пишет трагедию «Солдат» (обе его пьесы утеряны) и, предположительно, знакомится с сэром Джоном Саклингом. В 1640–1641 годах он живет в Кенте, в своем поместье.
В апреле 1642 года Лавлейс вручает парламенту — от имени короля — знаменитую Кентскую петицию с требованием ограничить права милиции, восстановить епископаты и разрешить англиканское богослужение. Он знает, на что идет: предыдущую роялистскую петицию такого рода парламент отдал палачу, приказав сжечь ее на площади. В результате Лавлейс попадает в Вестминстерскую тюрьму Гейтхаус, где и пишет свое ставшее впоследствии хрестоматийным стихотворение «К Алтее, из тюрьмы»: о том, что свобода — внутри человека, а не снаружи.
В тюрьме он проводит около семи недель, но, выйдя на свободу, вынужден дать обещание Долгому парламенту не выезжать из Лондона без разрешения спикера. Ограниченный в передвижении, он поддерживает роялистов деньгами, лошадьми и оружием.
В Лондоне Лавлейс общается с поэтами — Томасом Кэрью, Джоном Саклингом, Эндрю Марвеллом, — с композитором Генри Лозом и др. Позже он присоединяется к Карлу I в Оксфорде, где во время гражданской войны находился королевский двор.
В период между 1642 и 1646 годом Лавлейс подолгу бывает в Голландии, служа под началом лорда Горинга. В 1646 году, когда войска парламента во главе с генералом Ферфаксом взяли Оксфорд, он в очередной раз уезжает из Англии и, предложив свою шпагу Людовику XIV, сражается с испанцами на стороне французов.
Лавлейс был ранен под Дюнкерком, и до Англии дошли слухи, будто он убит. Поверив слухам, его Лукаста — обрученная с ним Люси Сашеверелл — вышла замуж за другого.
В октябре 1648 года возвратившегося в Англию Лавлейса вновь заключают в тюрьму: по-видимому, парламент заподозрил, что он имеет отношение к беспорядкам в Кенте. На сей раз он проводит за решеткой более пяти месяцев и успевает за это время подготовить к печати свой стихотворный сборник «Лукаста». Книга вышла в 1649 году; вероятно, при этом имели место какие-то осложнения с цензурой, на что намекает в своем стихотворном предисловии к ней Эндрю Марвелл.
К этому времени Лавлейс уже растратил все свое состояние: он всегда жил на широкую ногу, к тому же изрядная доля его личных средств ушла на поддержку короля и его сторонников. О последних годах жизни поэта известно немного. По словам Энтони Вуда, он «впал в меланхолию (которая со временем довела его до чахотки), ослабел духом и телом, жил на милостыню, одевался в лохмотья (тогда как прежде, в расцвете славы, носил наряды, шитые золотом и серебром) и ютился в темных и грязных углах, подходящих разве для попрошаек или самых бедных слуг».
Он умер в 1657 или 1658 году, совсем немного не дотянув до Реставрации, предположительно в подвале одного из домов на улочке под н азванием Gunpowder Alley (Пороховой тупик), что выходит на Флит-стрит. Похоронили его в церкви Святой Бригитты.
После смерти Лавлейса младший из его братьев, Дадли, собрал и подготовил для печати ранее не публиковавшиеся, а также более поздние стихи. Книга «Лукаста. Посмертные стихотворения» датирована 1659-м, но фактически вышла в свет в 1660 году, сопровождаемая несколькими «Элегиями в память об авторе — от его друзей».
Ричард Лавлейс, как и Саклинг, воплощает самый дух «кавалерской» поэзии, ее искрометность и жизнелюбие. Но палитра Лавлейса этими красками не исчерпывается. Его любовная лирика удивляет неожиданными, часто развернутыми — на глазах читателя развертывающимися — метафорами, а «эмблематические» стихотворения («Кузнечик», «Улитка», «Муравей» и др.) порой глубоки и философичны. По крайней мере два его стихотворения, «К Алтее — из тюрьмы» и «Лукасте, уходя на войну», являются признанными шедеврами и входят не только в поэтические антологии, но и в школьные хрестоматии. Простота и рыцарственность интонации, и в особенности блистательная концовка, сделали «Лукасту» одним из самых цитируемых стихотворений в английской литературе. Ее пытаются пародировать, ее используют для эпиграфов, по последней строке называют романы и рассказы, и герои всё новых фильмов и книг (включая «Унесенных ветром» М. Митчелл) повторяют своим возлюбленным, кто шутя, а кто и всерьез:
I could not love thee, dear, so much,
Loved I not honour more.
Из книг «Лукаста» (1649) и «Лукаста. Посмертные стихотворения» (1659)
Лукасте, отправляясь за море
Песня
Будь мой отъезд и впрямь разлукой
Для нас и мукой
Для наших двух сердец —
Любви прилежный жрец,
Пускаясь в дальнюю дорогу,
Я всех богов призвал бы на подмогу.
Но ни морская глубина
Мне не страшна,
Ни Посейдона ярость,
И в штиль обвисший парус
Ни вздохом я не всколыхну:
Ведь ты со мной, плыву я иль тону.
Меж нами — время и пространство,
Но постоянство,
Надежда и любовь
Соединяют вновь
С душою душу, и незримы,
Средь высших сфер, как ангелы, парим мы.
Так мы готовимся с тобой
К судьбе иной,
К той жизни бестелесной
В обители небесной,
Вдали от любопытных глаз,
Где мы беседуем уже сейчас.
Лукасте, уходя на войну
Песня
Меня неверным не зови
За то, что тихий сад
Твоей доверчивой любви
Сменял на гром и ад.
Да, я отныне увлечен
Врагом, бегущим прочь,
Коня ласкаю и с мечом
Я коротаю ночь.
Я изменил? Что ж — так и есть!
Но изменил любя:
Ведь если бы я предал честь,
Я предал бы тебя.
К Амаранте, чтобы она распустила волосы
Песня
Амаранта, бога ради,
Полно мучить эти пряди!
Пусть они, как жадный взгляд,
По плечам твоим скользят.
Пусть в пахучей этой чаще
Ветерок замрет летящий,
Пусть играет, озорной,
Их сияющей волной.
В путанице превосходной
Вьется нитью путеводной
Каждый локон золотой,
Своевольный и густой.
Но зачем ты в шелк узорный
Прячешь свет их животворный,
Как в предутреннюю тень?
Прочь ее! Да будет день!
Вот он, солнца блеск огнистый:
В нашей рощице тенистой
Мы приляжем — и вдвоем
Вздохи пылкие сольем.
Долгой негой, влагой млечной
Мы затушим жар сердечный,
Ты глаза смежишь на миг —
Я слезинки выпью с них...
Так слезами счастье тщится
От кручины откупиться,
Или радость так горька,
Оттого что коротка.
