Издательство «Лайвбук» представляет книгу Алис Зенитер «Я — девушка без истории. Интеллектуальный стендап: как менялись литературные истории от Аристотеля до Умберто Эко» (перевод Н. Хотинской).
Эссе известной французской писательницы, задумавшейся о том, как создавались великие истории, начиная с Античности и заканчивая Умберто Эко и популярными сюжетами о Супермене. В литературе ее интересует многое. Что считается хорошим сюжетом? Какое место в литературном каноне отводится женским персонажам и изображению их тел? И причем здесь женское творчество и патриархат? Что больше всего раздражает в Анне Карениной? Как современная политика влияет на литературное высказывание? Зенитер с юмором, а иногда и сарказмом рассуждает о силе художественного слова, а также раскрывает внутреннюю кухню писателя. Ее эссе увлечет всех, кто хочет научиться создавать истории или просто любит читать и смотреть кино. Потому что само это эссе — захватывающая история.
Предлагаем прочитать одну из глав книги.
Вымысел против границ
Литература иногда восполняет это неведение, смягчает это отвращение, представляя целые подмиры тем, кто не может их видеть. В XIX веке «Жерминаль» Золя показал буржуа условия жизни и работы шахтеров. И не просто показал — они их пережили, прочувствовали. Ощутили на своей шкуре. Такова сила романа — он вырывает нас из координат жизни, произвольно данных нам при рождении: ты будешь женщиной, француженкой, дочерью эмигранта. Ладно. Но когда я училась в коллеже, мама дала мне свои тома «Ругон-Маккаров», и я была поочередно забойщиком в шахте, продавщицей в универмаге, банкиром и крестьянкой.
Вот в эту традицию хотела вписаться и я, когда стала писать: давать слово бессловесным, публиковать повествования, которые были заглушены или которым не нашлось места, чтобы сформироваться. И это иногда работает — то есть хочу сказать, что в моем масштабе я испытываю определенное удовлетворение. С «Искусством терять» не- сколько лет назад мне показалось, что я могу рассказать малоизвестную историю, которая оказалась отчасти историей моей семьи, и в Алжире, и во Франции, и это была моя история*. Мне подумалось, что, создав таких персонажей, как Али, Хамид, Йема, я смогу изменить в сознании читателей и читательниц смысл, который имело для них слово «харки»** до прочтения романа. Я тогда чувствовала себя на своем месте, я почти видела, как строю мосты между разными подмирами.
Мне бы хотелось остановиться здесь, удовольствовавшись мыслью, что книги могут заворожить меня своей властью (моей, в сущности, властью). Порой мне было бы на пользу остановиться здесь. Вот только я не умею резко тормозить мои мысли, меня заносит дальше, чем хотелось бы мне самой, и я говорю себе: если повествования могут наводить мосты между подмирами, то могут, наверно, и возводить стены? В одном романе Умберто Эко один персонаж спрашивает: «Кем мы себя мыслим? Мы, для кого Гамлет реальнее нашего консьержа?»
Хороший вопрос, правда? Кем мы себя мыслим? Мы, для кого Джон Сноу трогательнее бастующего железнодорожника…
В мировом масштабе каждые четыре секунды один человек умирает от голода. В масштабе страны каждые семь минут мужчина насилует женщину. То есть с тех пор, как вы начали читать (по моей прикидке средней скорости чтения), тысяча человек в мире умерли от голода и десять женщин во Франции были изнасилованы. Меня могут шокировать эти цифры — и в самом деле шокируют, и даже потрясают эти данные всякий раз, когда я их читаю, — но они не становятся для меня личной драмой, как гибель Анжольраса. Это не так меня трогает. Это НЕ ОДНО И ТО ЖЕ.
Иногда мне бывает стыдно — есть в этом что-то глубоко для меня неприятное. Что, если наш запас эмпатии ограничен, а я расходую значительные ее количества на персонажей романов, когда читаю? Хуже того: я требую, когда пишу, чтобы и вы расходовали значительное ее количество на персонажей романа…
И потом, если мне удается произвести впечатление, если удается ПОКАЗАТЬ что-то читателям и читательницам — спросим, положа руку на сердце: надолго ли? Нет никаких гарантий, что читатель совсем скоро не забудет этого. Это бессознательная реакция, защита от агрессивных образов.
Сколько людей, что-то прочитав или посмотрев, говорили себе: я больше никогда не буду так жить/потреблять, я никогда этого не забуду, я изменился»?
И сколько из нас продержались долго?
Лично я, прочитав «Поедание животных» Джонатана Сафрана Фоера, думала, что больше никогда не буду есть мяса. Меня хватило на два месяца, а потом пригласили на барбекю… и я опять купила сосиски.
Так что иногда это наваливается на меня.
Мне больше не хочется писать.
В такие моменты я замечаю, что у меня за окном все время идет дождь, все льет и льет, и дождевые капли с тихим мерзким звуком падают в каминную трубу.
Капли в пепел.
Их медленное...
…хлюп
…хлюп.
Чтобы не погрязнуть в пессимизме, я вспоминаю случаи, когда вымысел изменил мир. Семилетняя война, разразившаяся в конце XVIII века, во многом обязана своей развязкой пьесе Расина «Александр Великий». Прочитав ее, русский царь Петр III, возжаждав выказать себя столь же благородным, сколь и Александр, вернул Восточную Пруссию Фридриху II, хотя тот в войне потерпел поражение. Он прочел пьесу, повторюсь, написанную александрийским стихом, далеко не лучшую у Расина, и — оп-ля! — вернул землю. Кстати, известно, что Александр Великий (настоящий, не персонаж) перед сном клал две вещи под подушку: свой меч и «Илиаду». И, наверно, если бы не «Илиада», не было бы Александра Великого, был бы просто Александр, или Алекс, каких мы знаем много. Это цепная реакция вымысла, и хотя здесь она, конечно, как всегда, создает все те же образы мужчин-героев, но по крайней мере демонстрирует свою силу. Я повторяю это про себя, и возвращается энергия. Я говорю себе, что надо что-то делать, и обычно в этот момент мне хочется погулять в лесу.
* Потому что название этой книги тоже, конечно, вымысел: я не девушка без истории, таких не бывает.
** Харки — военнослужащие из местных формирований алжирских мусульман, во время Алжирской войны (1954–1962) принимавшие участие в сражениях на стороне Франции против сепаратистов. В романе Алис Зенитер «Искусство терять» рассказана история трех поколений семьи харки, эмигрировавшего во Францию после окончания Алжирской войны. Русский перевод: «Лайвбук», 2022. — Прим. ред.
