Способность к иностранным языкам (foreign language aptitude) считается – наряду с мотивацией – одним из наиболее значимых факторов, способствующих успешному усвоению языков, особенно если речь идет о взрослых людях. Существуют даже тесты для измерения такой способности. Самый известный из них, MLAT (Modern Language Aptitude Test), был создан Джоном Кэрроллом и его коллегами в 1959 году и используется до сих пор. Недавно опубликованный мета-анализ, обобщивший данные 34 независимых исследований, выявил значимую положительную корреляцию между баллами, полученными на MLAT, и успехом в изучении иностранных языков среди детей и взрослых (Li, 2015).
Измерение способности к усвоению языков с помощью теста – этически сложный вопрос. Людей, которые имеют критически низкую способность к изучению иностранных языков немного, но именно им такой диагностический инструмент, как тест, может быть необходим: например, в США некоторые учебные заведения предоставляют таким студентам возможность пропустить обязательный курс иностранного языка. В связи с этим правообладатели MLAT продают его только государственным учреждениям, миссионерским организациям и клиническим психологам.
Современная версия MLAT состоит из пяти частей. В первой части участникам предлагается запомнить несколько чисел на придуманном языке, а затем записать продиктованные комбинации этих чисел цифрами. Во второй части нужно определить звук на слух и выбрать подходящее слово из списка (например, “бок”, “бак”, “бук”). В третьей нужно выбрать, к какой категории относится слово, записанное не вполне точно (например, “кнг” вместо “книга”). В четвертой нужно определить слово, которое выполняет в тестовом предложении ту же функцию, что другое слово в образце. В пятой части проверяется способность быстро запомнить несколько иностранных слов и их перевод на родной язык.
Тест, таким образом, проверяет три из четырех основных компонентов способности к усвоению языков, которые выделяют исследователи. Первым таким компонентом является способность к фонетическому кодированию, то есть умение распознавать и запоминать незнакомые звуки чужого языка (например, воспринимать английские межзубные согласные, которые на письме обозначаются буквосочетанием “th”, именно как особые, нехарактерные для русского языка согласные, а не как русские звуки “т”, “c” или “з”). Второй компонент – грамматическая чувствительность, способность определять функции, которые те или иные слова выполняют в предложении (например, подлежащее, сказуемое, прямое дополнение). Третий компонент, в отличие от первых двух, не измеряется тестами типа MLAT, но не менее значим: это способность к лингвистической индукции, то есть умение выводить правила на основе языкового материала (речь, разумеется, идет не о формулировании таких правил, а о том, чтобы, например, уметь составить предложение по аналогии с теми, что представлены в тексте). Наконец, четвертый компонент – краткосрочная (оперативная) память и/или ассоциативная память, то есть способность формировать ассоциативные связи между словами или иными элементами, которые нужно запомнить.
Среди других факторов, которые изучают в связи со способностью к языкам, можно отметить интеллект, музыкальные способности, знание родного языка и толерантность к новому и неоднозначному. Исследованы такие связи неравномерно: например, доказано, что низкий уровень грамотности (в основном орфографической) в родном языке достаточно надежно предсказывает проблемы с освоением иностранной орфографии (Sparks & Ganshow, 2001), но вопрос толерантности к языковой новизне и неоднозначности пока обсуждается в основном в теоретически (Grigorenko et al., 2000).
По мнению некоторых исследователей, аналитические способности как одна из составляющих интеллекта могут быть напрямую связаны со способностью к языкам (Sasaki, 1996), однако данные качественных исследований противоречивы. Например, в 2009 году была опубликована статья о молодой польской студентке Анне, которая на момент исследования свободно владела английским, немецким и японским языками, могла общаться на русском и французском и обладала базовым знанием китайского, тибетского и санскрита. Многочисленные тесты определили высокий уровень как общего, так и социального интеллекта, отличное владение родным языком и блестящие аналитические способности; на момент исследования девушка была физически и психически здорова (Biedroń & Szczepaniak, 2009). Другой известный полиглот, 45-летний Кристофер, в разной степени владевший более чем двадцатью языками, не только страдал нарушением зрения, но и в силу особенностей развития не был способен жить самостоятельно и нуждался в посторонней помощи даже для выполнения таких простых действий, как застегивание пуговиц (Smith & Tsimpli, 1991).
Еще одним популярным направлением исследований является связь музыкальных способностей (музыкального слуха) со способностью правильно воспринимать и произносить звуки, которых нет в родном языке. Так, Кэролайн Морган протестировала более 90 студентов одного из канадских университетов, которые изучали французский язык, и выявила значимую корреляцию между способностью различать на слух и воспроизводить музыкальные тоны и ритмы и способностью различать на слух и воспроизводить звуки французского языка (Morgan, 2004). Нейролингвистическое (с использованием электроэнцефалографии) исследование сорока финских школьников, изучающих английский, также показало, что школьники из «слабой» с точки зрения произношения группы оказались слабее своих ровесников из «сильной» группы в области музыкальных способностей (Milovanovetal., 2008).
К сожалению, общей проблемой подобных исследований является тот факт, что участники с более явными музыкальными способностями, как правило, имеют опыт пения в хоре или сольно, занятий музыкой или игры на музыкальных инструментах, а следовательно, не представляется возможным определить, являются ли их высокие баллы на музыкальных тестах результатом природных музыкальных способностей как таковых, усиленных занятий музыкой или сочетания природных способностей и практики.
Несмотря на на доказанную надежность теста MLAT и на то, что вопрос о способности к языкам продолжает привлекать внимание исследователей, практического применения собранные наукой об усвоении второго языка данные пока не находят. Исключение составляют уже упомянутые случаи освобождения от обязательных занятий языками тех людей, чьи способности низки настолько, что не могут быть в достаточной мере компенсированы прилежанием и мотивацией. Кроме того, результаты MLAT используют миссионерские организации для определения того, какой вариант подготовки лучше подойдет тем или иным священникам, которые отправляются с миссией за рубеж. В обычной педагогической практике, в школах и университетах, руководствоваться результатами теста было бы слишком сложно.
Библиография
MLAT: http://lltf.net/aptitude-tests/language-aptitude-tests/modern-language-aptitude-test-2/
Biedron, A., & Szczepaniak, A. (2009). The cognitive profile of a talented foreign language learner. A case study. Psychology of Language and Communication, 13(1), 53.
Carroll, J. B. (1981). Twenty-five years of research on foreign language aptitude. In K. C. Diller (Ed.), Individual differences and universals in language learning aptitude. Rowley, MA: Newbury House, 83–118.
Grigorenko, E. L., R. J. Sternberg, & M. E. Ehrman (2000). A theory based approach to the measurement of foreign language learning ability: The CANAL-F theory and test. The Modern Language Journal, 84, 390–405.
Li, S. (2015). The associations between language aptitude and second language grammar acquisition: A meta-analytic review of five decades of research. Applied Linguistics, 36(3), 385–408
Milovanov, R., Huotilainen, M., Valimaki, V., Esquef, P. A. A., & Tervaniemi, M. (2008). Musical aptitude and second language pronunciation skills in school-aged children: Neural and behavioral evidence. Brain Research, 1194(15), 81-89.
Morgan, C. (2004). Musical aptitude and second-language phonetics learning: Implications for teaching methodology (Order No. NR03165). Available from ProQuest Dissertations & Theses Global: Literature & Language; ProQuest Dissertations & Theses Global: Social Sciences.
Sasaki, M. (2012). The modern language aptitude test (paper-and-pencil version). Language Testing, 29(2), 315-321.
Smith N., & Tsimpli I. (1991). Linguistic modularity? A case study of a ‘savant’ linguist. Lingua, 84, 315-351.
Wen, Z., Biedron, A., & Skehan, P. (2017). Foreign language aptitude theory: Yesterday, today and tomorrow. Language Teaching, 50(1), 1-31.
Примечание. Автор не является сотрудником сайта и не получает гонораров, но вы можете поддержать работу автора пожертвованием в петербургский благотворительный фонд AdVita.
