Сейчас в мире существует более 120 жестовых языков глухих. Они, также как и звуковые языки, связаны между собой отношениями родства, - но это родство не совпадает с родством между обычными языками. Например, благодаря успехам одного из основателей сурдопедагогики – аббата Шарля-Мишеля де л’Эпе (1712 – 1789), французские методики обучения глухих стали распространятся в других странах, поэтому от старофранцузского жестового языка происходит более двадцати национальных жестовых языков, в том числе итальянский, русский, ирландский, голландский, латвийский, филиппинский, американский, мексиканский, алжирский и румынский.
Увы, с конца XIX в сурдопедагогике возобладало мнение, что глухих надо ориентировать на освоение устного языка, поэтому жестовая речь была исключена из общения педагога с глухими учениками. Национальные жестовые языки стали использоваться лишь как неофициальные языки бытового общения глухих в своей среде. Такая ситуация породила мнения о том, что жестовые языки глухих – нечто вроде неполноценного жаргона, непригодного для выражения сложных смыслов, а также о том, что освоение ребенком жестового языка препятствует освоению языка звукового.
Такие воззрения стали преодолеваться лишь в 1960-е годы. Благодаря пионерским работам американского лингвиста Уильяма Стокоу стало ясно, что жестовые языки являются функционально полноценными языками, с собственным, порою довольно сложным внутренним устройством. Изучение их свойств, как общих со звуковыми языками, так и специфичных стало интересной задачей для лингвистической типологии. Над исследованиями жестовых языков работают ученые многих стран, издается специальный журнал «Sign Language Studies». После многолетних наблюдений педагогов, психологов и психолингвистов стало ясно и то, что изучение жестового языка не вредит развитию устной речи.
Однако в России ситуация пока не столь отрадная. После работ известного педагога Г. Л. Зайцевой, лингвистические исследования по русскому жестовому языку (РЖЯ) появляются, но всё же он остается недостаточно описанным. В специальных школах для глухих детей жестовый язык не преподается, и дети осваивают его сами из общения со сверстниками. Среди педагогов еще распространено убеждение во вредности и неполноценности жестового языка.
Поэтому проведение первой в стране конференции, посвященной РЖЯ, особенно важно. Конференцию проводили Институт языкознания РАН и Центр когнитивных исследований филологического факультета МГУ. Директор московского Центра образования глухих и жестового языка Анна Комарова рассказала об истории и современном состоянии исследований РЖЯ. За последние годы Центр подготовил ряд учебных видеоматериалов по жестовому языку, его грамматический очерк, учебные пособия. Специалисты центра исследовали ряд конкретных вопросов грамматики РЖЯ, функционирование жестовых имен, описали региональные варианты РЖЯ в десяти странах бывшего СССР. А. А. Комарова упомянула также другие центры изучения РЖЯ, в частности Новосибирский государственный технический университет.
Подтверждая ее слова, на конференции выступила целая группа исследователей из Новосибирска, в докладах которых освещались различные аспекты РЖЯ. Например, Д. А. Бородулина, изучающая выражение императива, обнаружила в РЖЯ средства выражения таких значений, как прохибитив (запрет совершать действие), некатегоричный императив (выражение просьбы), превентив (предупреждение нежелательного действия, типа «смотри не делай этого»), категоричный императив. Были обнаружены типологически общие свойства при образовании императива в звуковых и жестовых языках. Общим для работ новосибирских ученых было внимание к «немануальным маркерам» жестового языка – мимике, движению головы и корпуса, которые при изучении жестового языка осваиваются говорящими неосознанно, подобно интонации в звуковых языках, но также имеют вполне определенную семантическую нагрузку.
Диалектологии РЖЯ был посвящен доклад О. А. Вариновой, которая рассказала об обнаруженных ею и коллегами лексических различиях между "сибирским" и "московским" вариантами РЖЯ. О бимодальном билингвизме и его связи с языковой самоидентификацией личности рассказала Н. И. Семушина (ИЯз РАН). Если билингвизм, давно обративший на себя внимание лингвистов, это попеременное использование говорящим разных языков, то при бимодальном билингвизме один из используемых языков – жестовый. Особо интересный случай для исследователя – освоение звукового и жестового языков в детстве, тогда человек в полной мере владеет двумя родными языками. Как правило, такие бимодальные билингвы – слышащие, выросшие в семьях глухих или слабослышащих.
Нейропсихолог Анна А. Кибрик из московского Центра лечебной педагогики рассказала об адаптации в России языковой программы «Макатон». Это программу 1970-е годы в Великобритании создала Маргарит Уокер, работавшая в интернате для взрослых с различным отклонениями в развитии. Значительная часть ее подопечных не могла общаться при помощи звукового языка, поэтому Маргарит Уокер создала программу развития коммуникативных навыков на основе жестовой речи. В этом ей помогли члены Британской королевской ассоциации глухих Катарина Джонсон и Тони Корнфорс. Из первых слогов имен создателей и создано название «Макатон». Сейчас в «Макатоне» используются как жесты (взятые из национального жестового языка), так и специальные картинки-символы и звуковая речь. Программа помогает освоить навыки общения людям с различными особенностями развития: интеллектуальными, эмоционально-волевыми, речевыми и двигательными нарушениями. Среди таких них, например, люди с расстройствами аутического спектра, синдромом Дауна и другие. В Центре лечебное педагогики адаптируют «Макатон» к русской языковой культуре. Особенно интересно сообщение Анны Кибрик о том, что освоение детьми жестов по программе «Макатон» не создает препятствий для последующего овладения звуковой речью, напротив зачастую оно становится необходимым подготовительным этапом.
Также на конференции были сделаны доклады о выражении условия в РЖЯ, исследовании вопросительных предложений РЖЯ методами генеративистской лингвистики, общении слепоглухих, исследовании лексики РЖЯ и на другие темы. Выступления докладчиков и дискуссии сопровождались синхронным переводом на русский жестовый язык, а доклады, сделанные на жестовом языке – переводом на звуковой русский.
