В четверг, 11 апреля, в московском клубе «Клуб» в рамках Публичных лекций Полит.ру Кирилл Сафронов поговорил с режиссером Александрой Кармаевой и актрисой Мусей Домажор об их работе над фильмом «Хуже всех», попавшего в конкурс «Российские премьеры» ММКФ-2024.
К. Сафронов: Прочитаю, с вашего позволения, аннотацию, взял с Кинопоиска. У Ксюши Субботиной скоро выпускной, и это ужасно. Что делать с жизнью, она не знает. Песни для самопальной группы не пишутся, родители никак не могут подать на развод. А красавчик Погуляев, в которого Ксюша влюблена, не обращает на неё внимания, ведь Ксюша толстая — ну, так считают все вокруг. После очередной порции насмешек Ксюша заводит блог. Отныне она — Жируха, королева кринжа, которая стебёт сама себя, а заодно и весь мир. Слава приходит быстро: сначала это прикольно, потом ещё прикольнее, а дальше станет уже не до смеха.
Какая-то предыстория, откуда ноги растут? Что сначала появилось — сценарий или продюсер?
С. Кармаева: Сценарий не мой. Его написала девушка Лика Панкратова. Лика рассказывала, что она нашла эту историю. Однажды она бродила по YouTube и обнаружила какой-то YouTube-канал молодой девушки, у которой было примерно 5 подписчиков, и она очень вдохновилась этой историей. Дальше, я думаю, что Лика ходила с этой мыслью, разрабатывала её и в какой-то момент, видимо, почему-то решила затронуть тему буллинга и вообще неконвенциональной красоты и какой-то такой необычной внешности, которая почему-то у нас не котируется, почему-то мы считаем её дурацкой. Дальше она поучаствовала в каком-то конкурсе, и там её нашли ребята из «ВГИК-Дебюта» и, собственно, каким-то образом, потом они нашли меня и предложили мне снимать эту историю. Я её прочла. Там была такая штука, что краткое описание было немножко жестковатое и немножко чернушное, что для меня не супер близко. И я такая подумала, что, наверное, не смогу снять эту историю, потому что это не мой вайб. Написала, что могу предложить свою одногруппницу, которая как раз снимает такое более чернушное кино, и ей это будет классно, и пожелала удачи. Потом поговорила со своим одногруппником. Он сказал: «Ну, слушай, вообще, я бы на твоём месте не выпендривался, взял себя в руки и подумал, что можно с этим сделать». И дальше я ходила-думала, что можно с этим сделать, и обнаружила какую-то невероятную красивую обложку «Vogue» журнала, где была плюс-сайз модель в купальнике — это было супер невероятно сексуально, и я подумала: блин, а вот такого же не было, такого не делали! А что, если переиграть эту историю, превратить её из чернушной во что-то весёлое, задорное и интересное. Вот и, собственно, дальше я написала своему другу Егору Гуськову, написала ребятам из продакшена, что да, давайте попробуем. Сделала презентацию, познакомилась с продюсером, и они мне сказали, что нам нужно будет снимать видео-презентацию для того, чтобы в Минкульте защищаться. И я попросила Егора Гуськова посоветовать мне девочку нужных размеров, но харизматичную и классную. Он мне очень советует Мусю, я открываю инстаграм (запрещён на территории РФ), у меня до сих пор есть эта переписка, где, значит, в общем…
К. Сафронов: А версия Муси?
М. Домажор: Я хотела после выпуска фильма выгрузить истории, мол, с чего все начиналось, потому что Саша присылала эти скрины и там фотография с моего выпускного, где я стою со своим педагогом по актёрскому мастерству, и я там, ну… мне лично не нравилась эта фотография. Именно до того момента, пока Саша не сфокусировала своё внимание на том, что это идеально, это то, что подходит.
С. Кармаева: Да, и я сразу написала Егору: «Это оно!». А дальше Муся может рассказать, как я ей написала. При этом я была дома в Тольятти. Вокруг меня 3 собаки, мама, мне вообще не до фильма, потому что салаты тут мама готовит. И я параллельно пишу Мусе.
М. Домажор: Это был конец августа. В тот момент я очень сильно похудела, и мне пишет Саша и говорит: «Мы тут собираемся снимать тизер для презентации по защите». Я такая: «Окей, что требуется?». Она мне скидывает презентацию. Первое, что я делаю – пишу Егору Гуськову и говорю: «Егор, скажи, пожалуйста, дорогой мой друг, в каком месте ты увидел во мне полную неуверенную в себе девочку?». Он такой: «Муся, это не то, что ты подумала». Но, поговорив с Сашей, я поняла, что это наоборот про красоту не общепринятую, а про красоту внутри.
К. Сафронов: А режиссёр же должен как-то через себя пропустить сценарий и нащупать какие-то слова, в том числе и для артистов, чтобы вдохновить. Что это за слова были?
С. Кармаева: Я думаю, что на самом деле, ты просто чувствуешь. Ну вот я почувствовала, что Муся — это оно. Я не знаю, что за чепуху я говорила. Я могла вообще ничего не говорить. А могла говорить очень много, но глобально – из-за того, что внутри понятно, что я чувствую, и у меня есть какая-то энергия в этом – мне кажется, Муся её и почувствовала.
Я стараюсь отталкиваться от реальности. У меня, может быть, есть какое-то впечатление. Я не знаю, откуда это берётся. Я ходила к психологу во время съёмок, потому что во время подготовки на самом деле достаточно большое напряжение. Вместе с психологом мы пытались разобраться, как строится творческий процесс и пришли примерно к следующему: есть, значит, какой-то «эфир» над нами, там плавают идеи. У меня темечко меньше зашито, чем у остальных людей. И иногда какие-то идеи мне капают сюда, в макушку, а дальше отсюда их очень сложно выбить. И вот я влюбилась в Мусю, и это невозможно было выбить. Мы отсмотрели порядка 1000 девушек… у нас поменялось, между прочим, 2 оператора в подготовительном периоде. Приходили замечательные чудесные девочки, но она вот упала с небушка сюда, и все. Я не знаю, не выветривалась ни ветром, ни спорами, ни обсуждениями, ничем. Оно вот как бы засело. И все. Да, это все было примерно полтора года.
К. Сафронов: Почему полтора года, я не понял?
С. Кармаева: Вопрос, который хотелось избежать. Ну, у нас с командой были разные представления о том, как должна выглядеть толстая девочка в фильме. Очень уклончиво отвечу. В кино просто такое иногда бывает, у него три головы, как у Змея Горыныча. То есть там не только режиссёр принимает решения, есть ещё некоторые люди. И эти 3 головы никак не могли договориться между собой. Я была той головой, которая стандартно хотела Мусю, но все хотели по-разному.
К. Сафронов: «Муся Домажор» – это псевдоним. В честь песни «Муси-пуси» или Муси Тотибадзе?
М. Домажор: Этот псевдоним появился в 12 лет. Моя мама очень грамотно заметила в мои 12 лет, что лучше в социальных сетях под своим настоящим именем не регистрироваться. Моя любимая тональность — до мажор. Все меня называют Мусей дома — буду Мусей Домажор. И с тех пор это и пошло. Это мой личный бренд уже можно сказать.
К. Сафронов: Муся Домажор и Римма Латышева — это два разных человека?
М. Домажор: Римма — больше про рационализм и про прямую какую-то штуку, а Муся Домажор — про абсолютное бешенство и творчество. Ну, я не знаю, как это объяснить, даже если увидеть меня в работе с детьми – это Римма Латышева. А если в работе с Сашей на площадке – то там не то, что Муся, там Мусяка Домажор, и она носится, орёт…
К. Сафронов: Например?
С. Кармаева: У меня есть любимая история про сцену. У нас в фильме есть монолог. Главная героиня, которая вещает его со сцены, это почти третья треть фильма. Финал. Мы пришли. У нас, значит, сцена, чтобы вы понимали: зрительный зал, примерно 150 детей. Муся на сцене, с ней героиня, тоже на сцене и, к сожалению, не могу прям совсем подробно рассказать. Ну, кратенько вот так, в общих чертах: сцена, оформленный задник. Все оформлялось одним днём и на один день, очень сжатые сроки и очень все ограничено. Снимаем монолог Муси. А Муся в него, блин, не верит. Мы один дубль-второй-третий-восьмой. И не происходит то, что мне нужно, да?
М. Домажор: И все это время мы все переглядываемся, и все понимают, типа, что-то не то.
К. Сафронов: Именно по содержанию не веришь или по форме?
М. Домажор: По содержанию.
С. Кармаева: Там героине Ксюше нужно полюбить себя, наверное, за весь фильм впервые, это вот какая-то такая важная общечеловечная, штука. Когда надо было шутить и придуриваться – все было отлично, а когда случился трогательный нежный момент — стало очень сложно. Мы сняли. Я сдалась. Подумала: «Ладно, Бог с ним. Ну, не получилось. Бывает, что подделать. Че-нибудь там смонтируем, как-нибудь разберёмся». Я пришла домой ночью, включила видео. Попыталась даже смонтировать – никому не советую монтировать по ночам. Смонтировала, написала Маше (оператору), что все плохо, все ужасно, нам надо переснимать. Пришли туда утром. Я не знаю, возможно, Муся переспала с этой информацией, как бы в неё вжилась, но утром у нас не было людей в зале, он был абсолютно пустой. Были остатки задника, которые нам худо-бедно довесили. Была вторая героиня, у которой не было костюма, а она тоже должна была быть в кадре. Поэтому мы снимали только сверхкрупный Мусин план. И у нас получилось. И в монтаж вошло вот это видео со второго дня. Казалось, что это вообще в принципе не склеится, а оно взяло и склеилось, и это все выдержалось на сверхкрупном плане, настолько Муся поверила.
К. Сафронов: Так что произошло за эту ночь?
М. Домажор: Я честно, нормальное не помню ни дня со съёмок. У меня все в такой дымке, мягко скажем. Но этот день я помню очень хорошо. У меня нет манеры плакать – в принципе, я не плачу практически. Заплакать для кадра — да, вообще без проблем, это нормально. А вот плакать от жизни своей тяжёлой-несчастной я не умею. А тут че-то вскрылось очень неприятное из старой жизни. Мы же все любим наши мысли блокировать, прошлое обязательно. И вот это все вылезает потом очень неожиданным образом сквозь слезы. И вот я проревелась. И Саша такая: «Ну все, давай в кадр, поехали!». Я вошла в кадр и уже поняла, что да, вот сейчас будет то, что нужно.
С. Кармаева: Я была жестоким тираном.
К. Сафронов: Так, ну, это уже интересно!
С. Кармаева: Конечно, режиссёр, на самом деле, это ужасная вообще специальность. Ты ищешь болевые точки, которые тебе нужно расковырять, чтобы из человека вылезло то, что тебе нужно. Бывают роли, в которых актёр может сыграть просто что-то типа «прочитал текст и окей», вот. А есть моменты, когда тебя нужно выжать («выжать» — это ужасное слово). Меня недавно спросил знакомый: «Саша, я хочу в первый раз проводить кастинг. Что ты мне посоветуешь, чтобы на пробах из актёров выжать все по максимуму?». Я подумала в тот момент «выжать все по максимуму» — это будет очень жестоко. Ты выжал и выпустил лимон, как-то по-дурацки. В итоге, ну, на площадке, к сожалению, да, бывают такие моменты, когда тебе нужно выжать. Я помню, что у нас были между дублями достаточно большие разговоры и по секрету всем скажу, но на многих людей очень сильно действует, когда ты говоришь: «Ну, кино не получится, если сейчас мы это не сделаем». И вот как бы вынь, да, положь. На самом деле такие дурацкие манипуляции. Я не помню, что такого я сказала Мусе, но подозреваю, что весь свой арсенал манипуляции я, конечно, использовала, потому что понимала, что это ключевая из сцен. Если сейчас героиня не примет себя, не полюбит себя, не оценит себя, если не случится вот этой какой-то вселенской любви, то у нас её не случится в фильме. А все фильмы, мне кажется, о любви.
К. Сафронов: Мусь, чего было сложно? Там же были профессиональные артисты, Евгения Добровольская, взрослые люди. А Муся — не профессиональный артист. Музыкант, повар, человек-оркестр, но ВГИКов, МХАТов, ГИТИСов и Щук не кончавшая.
М. Домажор: Наверное, то, что им давался анализ гораздо легче, чем мне, потому что их этому учат. Я закончила актёрскую школу. Основы понимаю и знаю. А в остальном, чему чаще всего учат в высших заведениях, — ломают, потом собирают заново, чтобы у тебя был вот этот вот переход, скажем так, из человека в артиста, потому что после после всех этих школ студии МХАТ это уже не люди, это артисты определённого характера. У каждого есть свой типаж. Мне, наверное, было сложно понять структуру, параллель с тем или иным человеком. Ну, на самом деле, спасибо Саше огромное, потому что она правильные вещи сказала ещё на пробах, когда мы выбирали маму и папу.
С. Кармаева: У нас была Евгения Добровольская. Это прекрасная невероятная женщина, но когда вы сталкиваетесь с актёром такой величины, он заходит к вам в комнату и ты не можешь обращать внимание ни на кого больше. Мы снимали в квартире у Муси. И в какой-то момент мы решили провести там пробы. Приезжает Евгения. Заходит, смотрит на это все и говорит: «Простите, а можно тапочки, что ли?». И нам всем становится супер неловко в этот момент, мы все просто хотим провалиться, конечно, под землю. Секундный барьер. Он, конечно, потом разваливается, дальше Женя сделала невероятные какие-то пробы, на которых она сидела, разыгрывала по сцене, и где-то за окном лаяла собака. И вот эта собака лает, лает, лает. И, значит, они отыграли с Мусей сцену. Она там плакала, плакала. Собака лаяла, лаяла в какой-то момент, а я все не говорю «стоп». Собака лает, Женя плачет и она такая: «Да когда же уже замолчит эта собака! И лает, и лает!!!». Это была такая классная импровизация, что стало все понятно, и нам было очень сложно найти маму для Муси, потому что ну, Муся обладает невероятной огромной харизмой, в которой просто какой-то, не знаю, гигабайты, вообще терабайты энергии. И вот если вы видели Мусину маму, которая здесь в зале где-то блуждает. То это чудесная женщина и найти ей аналог в киномире было крайне сложно, потому что породу, знаете, не пропьёшь. И когда к нам пришла Женя, то стало понятно, что вот из такой женщины вот такой ребёнок может выйти. Маму мы искали очень долго.
М. Домажор: Наконец-то я смогла сформулировать, пока Саша рассказывала, как мы искали маму. Сложность была в том, что мы очень были похожи чем-то внутри. Я не понимала до конца, чем, пока мы в последний съёмочный день не поговорили. Ну, мы разговаривали на протяжении всех съёмок, но как-то все вокруг да около. А в последний день мы нормально так сели, поговорили по-человечески. Я поняла, чем мы похожи с Евгенией Владимировной. Мнением по поводу человеческой души в театре и в кино. То есть как это все вместе работает, что театр это и есть кино, кино и есть театр. Саша, конечно, сейчас расстроилась, наверное, из-за этих слов. Потому что я, например, я люблю как кино, так и театр. Вот даже сейчас я работаю в Театре Маяковского. Я фанатка абсолютная театра, безумная. Вот и мы на этом сошлись.
К. Сафронов: Я шутку придумал: собака лает, пробы идут. Если еще позовут кино… а, уже звали?
М. Домажор: А я уже снялась. Сейчас вышел великий фильм Сарика Андреасяна «Онегин». У меня там эпизодник — дочка Скотининой.
К. Сафронов: Открыли звезду, да? Круто! Другая тема: деньги, быт, оргпласт. Можно чего-нибудь? Я понимаю, что, скорее всего, без продюсеров не обо всем можно говорить.
С. Кармаева: Так, ну мы снимали Мусину квартиру. Муся в ней ночевала. Я не знаю, как это выдержали её мама, её две собаки и кошка. Мне на самом деле нравилось снимать в квартире у Муси, потому что нам разрешали там ходить в туалет. И ещё мы могли пользоваться столовыми приборами. Вот что говорить о съёмках – это всегда киноеда, которая приходит в пакетиках-конвертиках. Пластиковые вилки, ложки. Даже если ты заказываешь, это все равно пластик. А у Муси можно было наложить в тарелочку. Вилочку взять и нормально, как человек за столом поесть — это было супер прекрасно, приятно. У нас все снято в Москве и в ближайшем-ближайшем Подмосковье, но никто не верит, что это Москва. Вот, поэтому мне будет интересно узнать, когда вы посмотрите фильм, похоже ли это на Москву или нет. У меня, как у режиссера, видимо, есть такая особенность. У меня есть короткий метр про моего папу, и, значит, там как бы история в Тольятти происходит. Мы снимали это в Мытищах. И как итог, я приехала показывать в Тольятти и мне говорили: «Ну да-да, это же вот у нас там, вот, вот там!». Я говорила: «Ну, как бы, ребята нет, но допустим».
К. Сафронов: А бюджет?
С. Кармаева: Бюджет у нас понятный, нам выделяет Министерство культуры тридцать тысяч рублей… ой, тридцать миллионов рублей. Я точно не помню, но это открытая информация. На самом деле, в кино деньги разлетаются как пирожки. Тебе сначала кажется, что это много. Потом ты узнаешь, сколько стоит аренда камеры. И в общем, деньги разлетаются как птички из гнезда, потому что это очень много.
К. Сафронов: Я про это и говорю: только Минкульт или еще «ВГИК Дебют»?
С. Кармаева: Конечно, они докладывают денег. Я точно не знаю, но думаю что мы не уложились в тридцать миллионов. Съёмочных смен было 19-20. Это не очень много.
К. Сафронов: Ну, и оборудование же вы просто арендовали на общих условиях? Это не ВГИКовские камеры, грубо говоря?
С. Кармаева: Ну, почти все продакшны так работают, да. Ну, там, наверное, есть какие-то подвязки. Ну, у нас все, на самом деле, многое строится в мире кино на знакомствах. Понятное дело, что если вы оптом берете на 10 проектов, то вам могут сделать какую-то скидку. Вот. Я это не уточняла, но подозреваю, что мы искали что-то хорошее, но максимально в бюджете.
К. Сафронов: Ну, вы хоть ничего не разбили? А то мы один объектив разбили на съемках.
С. Кармаева: Нет, мы ничего не разбили. Даже у Муси дома. Или что-нибудь сломали у Муси дома? Представляете, у них дома есть рояль. И мы его даже не сломали.
К. Сафронов: Окей. А прокат? Вот вы сейчас попали на ММКФ. А после этого же еще будет прокат. Прокат — это еще отдельные деньги, сумасшедшие причем там, ну, миллионов 10, наверное.
С. Кармаева: На ММКФ мы попали как и все. Мы заполнили заявку на сайте ММКФ и отправили туда фильм. Вот. И, значит, в какой-то момент ММКФ присылает вам такое официальное письмо и говорит: «Поздравляем! Вы участник русских премьер! Но просим вас до официального объявления никому ничего об этом не говорить». Поэтому мы долгое время никому ничего не говорили. А в какой-то момент они объявили. И я такая шла в спортзал, довольная, счастливая. Вообще солнышко было, как раз тепло. И, значит, мне приходит сообщение «ММКФ». И куча сразу смс-ок. «Саша, поздравляем! Поздравляем! Вау! Ты в ММКФ!» И ты такой «Блин, а мне вообще на тренировку!». Ну ладно, я вам потом отвечу. Вот. Короче, да. И в ММКФ вот так попали. Ну, как на все фестивали, на самом деле, ты можешь отправиться напрямую отборщикам, если ты их знаешь. Особенно в России многие этим пользуются. На самом деле, киномир такой маленький, что глобально как будто без разницы. Если у тебя классный фильм, отборщики его посмотрят. Ну и плюс я считаю, что, наверное, все отборщики… На самом деле, правда, это люди, которые супер любят кино, и они готовы смотреть его тысячами. Я сейчас вот зову на пресс-показ иногда кого-то из кинокритиков и говорю, вы знаете, у нас пресс-показ в 10 утра. Я не знаю, как вы придете, они такие: «Саша, мы приходим и в 8 утра, мы привыкшие, смотрим по 10 фильмов в день». И я такая, ладно, ладно, в 10 утра — так в 10 утра, велкам, я вас жду, я буду сонная. Ну вот, поэтому это, правда, люди, которые любят кино. А так всех жду все-таки 20 числа, вот. Прокат. Что прокат? Да это еще так долго, это так через год. Вот давайте встретимся через полтора года.
К. Сафронов: То есть сейчас будет ММКФ, потом еще другие фестивали и прокат будет… где-то через год?
С. Кармаева: Мы пока еще даже не знаем прокатную компанию, которая у нас будет, поэтому я про это пока вообще просто тупо не могу рассказать. Я могу только слухи от других.
К. Сафронов: Какие фильмы вы вообще любите? Вот, например, из последнего. «Идеальные дни» Вендерс — гениально. «Зона интересов»… Что понравилось, что не понравилось, хотя бы из последнего?
М. Домажор: Последний, который я посмотрела и который мне безумно понравился, это был январь месяц, «The Holdovers», «Оставленные». Вот я такое кино люблю, чтобы с флером легкого безумия и при этом, чтобы в самое сердце било. Не люблю кино про грубость и про смерть.
К. Сафронов: Тогда не ходите на «Падение империи».
С. Кармаева: Слушайте, я вам скажу, мое последнее очень яркое впечатление, это был спектакль. Вот так вот я отвечу на этот вопрос. Значит, спектакль моего друга Ильи Носаченко. Он делал документальную историю про человека, у которого болезнь, и у него там что-то с позвонками, и он умирает. Ну, то есть, он очень медленно, и в какой-то момент его должно парализовать. Он не знает когда. Он сейчас на коляске. И в общем, там сидел в зале. Вот, представьте, на сцене был актер. В зале сидел документальный персонаж. А потом, после всего спектакля, включили видео. И я разрыдалась. И они вышли на поклон. Я рыдала. Мы говорили с Ильей после спектакля. Я рыдала. Я не могла остановиться. Это было очень яркое впечатление о силе человека, который каждый день встает с дикой болью и каждый день продолжает делать. У него есть дочь. Он дважды был женат. У него... Он возит такси. И ты просто сидишь и думаешь, господи, какие у меня вообще проблемы. У меня ничего не болит. Я прекрасно живу. Пойду больше, еще больше работать. Вот. Наверное, это вот прям очень яркое впечатление за счет того, что там еще был в зале человек. И он вышел в конце на этой... Ну, выехал на коляске. И я... Все. И вот, в общем, я потерялась.
К. Сафронов: А это не запрещенный прием?
С. Кармаева: Это была концепция всего. Это было в рамках «Голоса страны». То есть они все брали документальные истории. То есть это такой вербатим. Вот. Наверное, возможно, это запрещенный прием, но это был первый показ. И как бы это не было запланировано, он просто был в зале. Это так совпало. То есть это не то, что они его вывозят, и нам, как обезьянку, мы такие все «Ха-ха!». Мне понравилась «Дюна», конечно же. А вообще, я люблю Годара. Он прекрасный. Особенно поздний, поздний, поздний, максимально поздний.
М. Домажор: А я очень сильно люблю Уэса Андерсона. Да простят меня все. Я знаю, что это поп-кино считается уже сейчас. Почему-то все вокруг говорят, что это попса, и вообще надо смотреть Бертолуччи и Годара, да. А я как бы безумно люблю Уэса Андерсона. Гениально, абсолютно красиво. И именно как он выстраивает кадр. Цветокор, я вообще молчу. С цветокором очень большие проблемы есть у некоторых режиссеров.
С. Кармаева: Короче, я расскажу вам смешную историю про Годара, значит, меня и мое вдохновение, и фильм. Значит, я очень люблю Годара, и в какой-то момент, возможно, мы с Никитой помним, мы сняли сцену про любовь, над которой все смеялись немножко в момент съемок. В фильме вы ее не увидите, потому что я очень восхищалась Годаром, но в фильм она не вписалась, потому что фильм у нас не как у Годара. И я очень расстроилась. И это, знаете, самый трогательный момент в кино, когда ты собрал «колбасу», ты смотришь, что вот это вот… И ты все время чувствуешь, что на самом деле надо вырезать. То есть ты, как Микеланджело, в принципе, понимаешь, что надо отсечь, и ты такой сидишь, и ты вот знаешь, что вот эту сцену надо, вот эту сцену, но ты так ходишь до последнего, такой мнешься, такой, ну, вот все-таки, может быть, ну, ребята, ну, посмотрите, ну, она такая прекрасная. У меня была прекрасная девушка, Анна Крутий, монтажер. Вот, невероятно ее убеждала. А говорила, Аня, ну, давай подумаем, может быть, все-таки, как бы… Причем я знала, конечно, что надо ее вырезать, ну, в общем, я ходила, как бы… И в итоге я сказала, вырезаем, и очень долго плакала потом дома в подушку, что я не сделала оммаж Годару. Так вот, знаете, что он предполагался, но не срослось!
К. Сафронов: У меня почти заключительный блок вопросов. Скоро будет возможность задать вопросы из зала. Образование. 2010-2014 — Литературный институт имени Горького, художественная критика и драматургия. Так. 14-19-й — ВГИК, режиссура игрового кино, мастерская Меньшова. Про вот эту траекторию. То есть, во-первых, 10-й год, значит, между окончанием школы и поступлением в институт было еще годик или два?
С. Кармаева: Значит, я родилась в Тольятти, значит, в семье, где папа был аферист, а мама помогала папе воспитывать нас.
К. Сафронов: А что это за профессия такая? Может, я тоже аферист?
С. Кармаева: Ну вот папа, да, примерно этим занимался, только он искал деньги, успешно иногда их находил в всех местах, в которых, в принципе, они не предполагались. Но папа был смешной персонаж, и я очень надеюсь, что когда я тебе сниму фильм такой бесподобный Мистер Фокс. Папа у меня в районе Легенд находится, ну, то есть это человек, который мог продать вам, например, что-то, потом выяснится, что вот вы купили этот дом, продали вам только половину дома, а вторая половина оформлена на несовершеннолетних детей, поэтому вы выкупить эту долю не можете. Да, и поэтому придется вам заплатить чуть больше, чтобы вы ее получили. И в общем вот папа занимался вот такими какими-то странными штуками во всех сферах. Вот, он очень хотел уехать в Москву, но по семейным обстоятельствам с родителями своими он не уехал. Мне кажется, он был суперумный чувак, и у него были какие-то такие странные мозги, которые все время что-то конструировали, у него была мечта создать что-то для автоваза, типа какого-то каталога, прям каталог запчастей. Это очень сложная схема, я не всегда, ну, в детстве я не очень понимала, сейчас еще более смутно и не помню, но в общем вот. И мама у нас была домохозяйкой, она нас воспитывала, мы не ходили в садик с сестрой. Вот, и значит, что я закончила 11 класс, в 9 классе я решила, что я буду бухгалтером. Был у меня такой момент, когда я почти что поступила на бухгалтера. Потом у моей мамы был бар, вот, в какой-то момент папа перестал работать, начала мама, и у нее был свой бар. И в общем, значит, я там подрабатывала тоже бухгалтером, и решила, что вот, отлично, это карманные деньги, и тетя бухгалтер. Так вот, у тети есть квартира в Подмосковье, а у меня нет. У меня есть фильм. Вот, а к тому, что если вы учитесь на режиссера, может, вам на бухгалтера надо. Вот, короче, значит, дальше я после этого поступила. Я побоялась поехать в Москву, я испугалась, вот. Мне почему-то казалось, что я плохо сдала ЕГЭ, я уже не помню, насколько.
К. Сафронов: Ну, а почему Тольятти, если есть еще Самара-городок?
С. Кармаева: Неспокойная я. Ну, потому что не учат на творческие профессии. У меня была возможность на филфак поступить. Да ладно, ну, кого я обманываю? Конечно, я не пошла бы ни на кого бухгалтера, я просто была влюблена, и мой молодой человек тоже уходил из школы, и он не шел в одиннадцатый класс, и я подумала, что мне тоже надо уйти, а в колледжах-то, вы сами понимаете, выбор профессий вообще невелик. Вот, поэтому я пошла на бухгалтера. Короче, я, в общем, за высшее образование в сфере культуры. Оно, скорее всего, вам не сразу принесет денег, но оно прекрасное. И, в общем, я всегда писала, всегда что-то творчески делала, несмотря на то, что я профессионально занималась спортом. Да черт его знает. Я, короче, училась на филфаке в Тольятти, и в какой-то момент я почему-то… мне было там душно, мне не нравилось, мне было скучно. Я не понимала, зачем я учу древнегреческий, зачем мне старославянский, почему мы мало пишем, и почему-то я… Хороший вопрос, надо спросить у психолога. Короче, в какой-то момент мне показалось, что это будет весело, если я поступлю в литинститут. Вот, и я, значит, написала папку, и, значит, сказала папе, что вот я ухожу. Папа сказал: «Я скажу все маме». Мама сказала мне: «Я тебя никуда не пущу». Я сказала: «У меня есть пять тысяч рублей, я сама себе куплю билет и уеду». И в итоге я поступила в Литинститут, там познакомилась с прекрасным другом моим, до сих пор мы с ним дружим, Сережей Алексеенко, который познакомил меня с кино. Он показал мне Хичкока, на что я сказала, ну, знаешь, дорогой, такое, конечно, уже делали все сто раз. Он такой, ну да, учитывая, что Хичкок это сделал первый. И так я немножко сбила свою интеллектуальную спесь и поняла, что мне дофига чего надо узнать, потому что в Тольятти, когда люди перепродают машины, перебрасывают через заборы карбюраторы, им не до того, чтобы показывать своим детям Хичкока. Мы вчера с подружкой обсуждали. Она говорит: «Кинокритики – ты знаешь, я недавно прочитала, что – это те люди, которым просто страшно снимать кино». Я говорю, ты знаешь, вот если бы у меня не было литературного прошлого, я бы, наверное, согласилась. Меня сейчас туда не затащишь. Вот кино, несмотря на то, что это – ад, тяжело и сложно – гораздо легче мне дается, чем бумага. Вот сесть и писать критическую статью… наверное, убегу.
К. Сафронов: Ну, а это же Годар как раз говорил, что кинокритик это просто тот, кто тренируется. Не боится, а просто у него пока нет возможности. Он тренируется, чтобы потом снять кино.
С. Кармаева: Ну, вот я потренировалась в Литинституте. И вот, короче, да. Но тренировка – это не страх. Это разные штуки. Вот. Поэтому, мне кажется, что кино, оно, короче, органично вписалось в мою жизнь. Потому что я всю жизнь занималась командным спортом, волейболом. И я работаю в команде. И мне кажется, что команда – это вообще лучшее. И поэтому, мне кажется, работать в кино – это вот как раз работать с кучей людей, много. Вы все время в стрессе. Вы все время в панике. У вас все время что-то идет не так. И надо все время принимать решения, решения, решения, решения. Вот. И плюс у меня есть хорошее культурное образование за счет Литинститута. Вот. И поэтому супер вообще классно. И оно все так скомбинировалось. И у меня вопрос к Мусе: почему ты не учишься на актрису?
М. Домажор: Я не хочу, чтобы меня ломали и строили заново. Я такая, какая есть. Это тоже неправильно, кстати. Вот Музыкальное училище РАМ им. Гнесиных эстрадно-джазового искусства. Я занимаюсь музыкой с четырех лет. Я играю на огромном количестве инструментов для своего возраста. Саксофон, фортепиано, кларнет, блокфлейта, аккордеон, гитара. Что еще нужно для счастья? В принципе, ногой могу что-то еще. Такое тоже было. В четыре года я поступила в музыкальную школу. Потом в десять лет начала думать, что хочу связать свою жизнь с музыкой. Это классная тема. Потом в четырнадцать лет поступила в школу «Класс-Центр» Сергея Зиновьевича Казарновского, где отучилась до одиннадцатого класса, получается. И… Там меня познакомили, прям так конкретно познакомили с театром. На самом деле, мне отбил все желание поступать в театральный мой педагог по актерскому. Олег Владимирович Долин, спасибо большое. Люблю его страшно. Впоследствии я узнала, что он как бы хотел, чтобы я училась. Но делал, видимо, все возможное, чтобы я туда не попала. Именно со своими собственными мыслями. И я отучилась одиннадцать лет в школе. Параллельно с одиннадцатым классом я поступила на первый курс Химкинского губернского колледжа искусств, где я проучилась год в параллель с одиннадцатым классом, закончила первый курс и перепоступила заново на первый курс в училище РАМ им. Гнесиных. Рассказываю очень интересную историю. Год назад, когда уже начались съемки, было это двадцать девятое апреля, как сейчас помню, в день рождения папы Саши, я точно все это помню, я закрыла двадцать восьмого апреля один из экзаменов очень сложных. Я сказала своим педагогам, что я ложусь в больницу. И мне пришлось страшно наврать им, что я ложусь в больницу, потому что мне нужно сессию закрыть досрочно, все четвертого курса, а ГОСы я сдам. Сдам ГОСы, уже выйду из больницы. Там такая больница интересная, вот такая, очень-очень хорошая больница, люблю такие больницы. И в параллель со съемками я иногда забегала на учебу и дирижировала оркестром. У меня есть видео эти очень смешные. Я прихожу, такая вся артистка-артистка, прям в кино, когда побываешь, вот это сразу немножко в тебя появляется. Тайные, сакральные смыслы, кинокартины — вот это вот все, оно появляется как бы когда-то вот в этом состоянии. Очень быстро потом это все отметается, когда ты понимаешь, что кино – это труд в первую очередь, физический. И это все сразу как бы вот эти все великие мышления в какой-то момент отлетают, и остается только чистая голова, чистое тело и чистая душа. Вот так вот. Ну, короче, да, не учусь на актрису. Извините.
К. Сафронов: Тогда последний мой вопрос, и готовимся к вопросам из зала. Ну, а правда, вот после этого опыта, после Литинститута, после ВГИКа, после съемок, после джазового училища, после съемок, сейчас мир, он же вообще в целом сильно меняется, и даже не про какие-то события, а про скорости какие-то, про то, что раньше надо много было чего знать. Сейчас это можно посмотреть в Википедии. Раньше там было по одному, сейчас по другому. А система образования – вещь такая медленная, которая медленно так меняется. И вопрос вот какой: как вы думаете, где сегодня стоит учиться творческой профессии? Есть ли смысл идти в творческие вузы или можно это сделать на площадке?
С. Кармаева: Так, ну я уже говорила, что я адепт высшего образования, поэтому я, конечно, считаю, что высшее образование надо, вне зависимости от того, где вы будете его получать, оно все равно базово: ты четыре года что-то делаешь, ты стараешься, я не знаю, честно, у меня нет просто друзей, у которых нет высшего образования. Я понимаю, что это определенный какой-то срез. Я сейчас начала читать чудесную книжку, «Безумно богатые русские». И там анализ современных олигархов и очень вот элитных штук и обнаруживается там интересная штука, о которой я никогда не задумывалась, что у них у всех есть высшее образование и ученые степени, и в большинстве своем они выходцы из постсоветской интеллигенции, родители советской интеллигенты, они вот такие штуки. И я лишний раз убедилась, что высшее образование, наверное, не помеха, оно вряд ли вам навредит. Вот это вот я прям точно могу сказать. История про «я всему нахватаюсь на площадке». Ты нахватаешься навыком бытовым вот здесь и сейчас. То есть невозможно придумать классную монтажную сцену, находясь даже плейбэкером на площадке, даже скриптом. Невозможно. Просто ты должен смотреть кино. Если ты можешь смотреть это, например, во ВГИКе, почему нет? Ты приходишь там в 9 утра, спишь полфильма, но ты все равно его смотришь, у тебя есть какая-то программа. Короче, не вижу проблемы. Если ты взрослый, типа Ромы Михайлова, и у тебя там суперматематическое образование, и тебе вообще не до этого, возможно, есть смысл идти в какие-то короткие программы, потому что если у тебя уже есть одно высшее, не обязательно четыре года учиться, как я, во ВГИКе, еще раз. Чем мне нравится кинообразование? Почему для режиссеров, почему, мне кажется, это полезно, и для актеров тоже — это практика. Тупо практика, в которой вы практикуетесь. Я могу собрать дома сама команду из оператора, режиссера, я буду там условно режиссером, и каких-то актеров. Но светиков, например, я на свои деньги уже не позову. Скорее всего, я даже не додумаюсь до этого. И плюс у меня не будет опыта взаимодействия со студией, как вообще с институцией, потому что, мне кажется, в принципе, это супер важный навык, которому не научишься нигде, кроме как на практике, именно из кресла режиссера. Я не научусь нигде в другом месте принимать решения в бесконечном количестве и решать, вот эта актриса или вот та актриса, или другая актриса. И это все практика. И будем честны, короче, вы поступаете во ВГИК, и вам там каждый год говорят: ты должен снимать, ты должен снимать. И ты волей-неволей снимаешь. Будем честны, если ты дома сидишь на диване, ты не факт, что поднимешься ради того, чтобы идти что-то снимать. Я знаю очень много людей, которые мечтают быть режиссерами, но в итоге ничего не снимают, просто потому что не находят поддержки, не решаются, я не знаю, по каким-то другим причинам. Во ВГИКе тоже куча балбесов, которые ничего не делают, но там их все-таки меньше. Высшее я, даже несмотря на то, что оно старперское, даже несмотря на то, что оно отстающее... Господи, ты бы знал, как мы критиковали Литинститут, когда мы там учились. Поверь, мы хотели реформацию, мы хотели с ног на голову снести этого Герцена несчастного во дворе и перевернуть этот двухэтажный домик и просто его перепрошить весь, потому что это там была бесконечная эклектика. Там с одной стороны советский ремонт, с другой стороны парты из двухтысячных, а особняк 19 века. Это просто супер эклектично, странно, ужасно, и ты все время хотел вдохнуть туда чего-то живого. Ты все время хочешь вдохнуть в эти помещения и во ВГИК, еще куда-то что-то свежее, новое. И сталкиваешься с этими мастерами. Но мне кажется, что все равно в этом что-то может родиться. Но может и сломаться. У нас есть одна грустная история. У нас есть мальчик, я очень считаю, что он талантливый, он поступил с нами во ВГИК, учился с нами, и, к сожалению, не разошлись во мнениях с мастером, и он до сих пор ничего не снимает. Хотя, на мой вкус, он один из наших прикольных ребят, и мне супер жаль. Так бывает. Но это один из 17, еще 7 отвалилось, дай Боже, 8 закончилось, и трое снимают. К сожалению, я не питаю иллюзий, что образование прекрасно, чудесно, с учетом еще современного, того, что меняется. И когда я захожу сейчас во ВГИК, и там везде замечательные плакаты: «давайте туда, давайте сюда, давайте снимать то, давайте снимать это», и мы все понимаем, о чем я, наверное, говорю. Это супер не радует, это ужасно, вообще цензура, конъюнктура, это отвратительно, это больно. Но все мы знаем советский опыт, поэтому не нам привыкать к этому. Короче, я за образование в любом случае, за самообразование. Но если даже мы вспомним Тарантино, который просто сидел в видеопрокате и кучу фильмов посмотрел — это тоже образование. Примерно это для меня ВГИК. Ты много смотришь, и ты общаешься, и ты дружишь с кем-то. Короче, вроде, мне кажется, я все, что думаю, об образовании сказала.
М. Домажор: Высшее образование дает три основные вещи суперкрутых. Это структура в голове, вот за четыре года у тебя появляется какая-то структурированность. Второе — это связи. И получается, что один знает другого, и таким образом ты из одной сферы, как я из музыки, например, переходишь в другую, в третью, в четвертую, вот так начинается, значит, взаимодействие. И третье...
С. Кармаева: Друзья приезжие, общежитие — прекрасная вещь. Когда вас кармане 5 тысяч рублей, и мама вас не отпускает поступать, знайте, что высшее образование — залог того, что вы поступите, приедете и будете платить там, я не помню, 200 рублей за то, что вы живете в комнате с тремя людьми и ходите мыться в подвал, потому что душевая у вас только там, потому что это не предполагалось иначе. Короче, общежитие — прекрасная вещь. Как я могла забыть про это? А все пьянки в общежитии, господи, ну куда же без высшего образования? Ну как вообще? Все. Если я вас еще не убедила поступать в институты, не знаю, что даже вам предложить.
М. Домажор: И социализация. Это очень круто на самом деле.
К. Сафронов: Контакты и социализация — примерно одно и то же же? Или в смысле социализация, как работа с собой?
М. Домажор: Работа с собой скорее, да. Вот. И на самом деле знание, знание — штука классная, реально. Что-то в голове-то откладывается за 4 года примерно. Откладывается что-то, а потом ты можешь их на практике использовать. Это вообще такой шок вызывает у тебя. Это что-то с чем-то, да.
К. Сафронов: Ну вот, защитили высшее образование. ВГИК — это кинопрокат и общежитие. И связи, и социализация. Окей, класс. Зритель 1: У меня вопросы от моей супруги, потому что она прийти не смогла. Она, в общем, поступила у меня на курс в МШК на режиссуру. Мы сняли короткий метр зимой. Ну, как выпускную работу. Вот. И что делать дальше? Вопросы, что делать начинающему режиссеру, как снять свой первый полный метр, где брать деньги? И хочется, чтобы кино было не ехать в Москву за этим, а снимать там, вот у себя, и там кино развивать.
С. Кармаева: Так, короче, по поводу регионального кино. Его пытаются развивать. Это как раз-таки ребята с патриотическими взглядами чаще всего. Значит, Союз молодых кинематографистов. Они проводят питчинги дебютантов. Не обязательно, что там должна быть какая-то тема, но какие-то темы там точно не должны быть. Вы можете поучаствовать в этом питчинге и, значит, там получить финансирование. По-моему, даже полмиллиона сейчас дают миллион на свой короткий метр. Вот. Если вы снимаете его в регионе, то точно в Самаре. Меня недавно приглашали. Я с вами недавно приглашали на открытие, что самарские ребята… К сожалению, еще не пришел Андрей, который хотел прийти. Вот он бы вам лучше рассказал. Но Андрей, короче… Они заключили вот эту штуку про ребейт, по-моему, так называется, когда ты приезжаешь в область, платишь, там, снимаешь, а тебе область выплачивает какую-то сумму обратно. Потому что ты тем самым продвигаешь Самару. Вот. Они сейчас подписали эту штуку, поэтому Самаре выгодно снимать его. Там точно проводятся питчинги вот этих вот дебютантов, и вы можете получить денег там. Вот. Это если отвечать на последний вопрос. Я знаю точно проводят такие штуки очень много. В Архангельске снимают прям дофига. Значит, что делать молодому режиссеру, если ты хочешь снять полный метр? Ну, снять короткий. Это уже неплохо. Дальше, скорее всего, он у вас получится средний. Нет. Бывает такое, что получится классный, но чаще всего это что-то среднее. Это проба пера. Вот. Поэтому надо снять второй. Вот. Дальше знакомиться с продюсерами, ходить на супер банальные, тупые ответы, которые прочитать можно в любой книжке, но глобально, к сожалению, они ведь так и работают. Короче, вы ходите, знакомитесь с какими-то продюсерами и пишете сценарий. Вот. Я недавно ходила к ребятам в ГИТР, и мне кажется, у меня вся лекция была посвящена как раз вот тому, что… Я рассказывала. Короче, вы снимаете, пишете сценарий. Ну, надо писать сценарий полного метра, чтобы… Или заявку. Ну, лучше сценарий, потому что если у вас нет опыта, то заявки недостаточно. Короче, писать полный метр и его пытаться продать продюсерам. В Минкульте получить денег без продюсера невозможно, потому что это большие деньги и, понятное дело, не 30 тысяч рублей, как я сказала, а 30… Сейчас, по-моему, дают 60 миллионов рублей или даже уже 70. И это, ну, юридическая ответственность и финансовая ответственность, и, понятное дело, что это должен быть хороший продакшн. Вот. Поэтому это надо ознакомиться с продакшнами, вот, и продюсерами. Желательно средней руки и большими. Зритель 1: А по поводу сценария. Стоит ли попробовать самим написать полный метр или лучше, ну, найти сценариста хорошего?
С. Кармаева: А сколько вашей жене лет? Зритель 1: 30.
С. Кармаева: А какое у нее до этого образование? Что она делала? Зритель 1: Она художник. Педагог-художник. Ну, вот этот сценарий короткого метра выпускного мы сами написали, конечно. Но он очень простенький, естественно. Ну, вообще, это стоит делать или лучше не заморачиваться, как бы не тратить время на это?
С. Кармаева: Как вам Боженька велит. Ну, на самом деле, просто я не люблю писать сценарии. Я люблю в команде работать и люблю в команде разрабатывать. А если ваша жена любит писать сценарии, ей это суперинтересно, то я ни в коем случае не смогу сказать ей «нет», что не стоит. Конечно, стоит. Напишет один дурацкий, потом напишет второй получше, потом третий, и, глядишь, четвертый будет вообще огонь, его быстро купят. Вот. Может быть, и первый будет классный. Тут как ей душа велит. Вот это правда. Если у нее есть энергия, желание и силы – welcome, пусть пишет. А если, как и я, не любит, то пусть не заставляет себя, расслабится. Найдет сценариста, найдет экранизацию или что-нибудь еще. Зритель 1: Как думаешь, удастся собрать в Самарской области из местных ребят такую команду, чтобы полный метр получился ничем не хуже московского?
С. Кармаева: Нет.
М. Домажор: Про региональное кино мне недавно рассказывали, как ребята на Байкале снимали полный метр. И вся команда была из Москвы. Было только четыре человека из Иркутска. Зритель 1: А речь больше о техниках или вот, так скажем, о творческой части команды?
С. Кармаева: Ну, творческой вообще 100% нет. Ну, это мое мнение, опять-таки. Это вот прям точно лично мое мнение. И со мной могут поспорить ребята, которые продвигают региональные кинематографы. И вот чуваки, которые делают что-то не в Челябинске, не в Екатеринбурге. Как-то есть киностудия. Якутское кино, безусловно. Вот, да. Они, конечно, со мной точно поспорят. Но, по-моему, там они все поехали, поучились, вернулись. Это вот, если мы такой вариант рассматриваем, если я приеду в Тольятти, мы скажем, о, она есть в Тольятти. Но давайте будем честны, я уже лет десять в Москве. Поэтому, как бы, да, я из Тольятти, но это фикция. Давайте будем честны и вспомним, почитаем титры, кто в создателях «Тесноты» и узнаем, что там оказывается, дай Боже, через одного, а то и каждый, москвич. Боже мой, как так вышло. Короче, я к тому, что… Да. Я к тому, что на самом деле нет образования там и поэтому из-за этого нету кадров. Ты, ну, где ты найдешь операторов в Тольятти. У меня очень, ну, на самом деле достаточно жесткая на это позиция, потому что пока нет образования в регионах, у тебя не будут там кадров. И пока, ну, все приезжают из Москвы и я не вижу возможности… Ну, то есть я вижу региональный кинематограф и как они его делают и что там обычно происходит. Это дешевое небольшое кино, которое можно сделать. Да, дешевое небольшое. Ну, в Канны ты вряд ли с ним поедешь, если только оно не опозиционное. Ну, тут свои штуки, вот. Ну, не конъюнктурное для фестиваля, например. Вот, тогда можно. Ну, и то, блин, творческие все равно будут из Москвы. Ну, вот, короче, в моем мире нет. Но я очень надеюсь, что существует исключение из моего правила и это 100%, типа там, в общем, в 8 случаях из 10, невозможно, но есть 2, на которые я надеюсь, но пока не очень верю. Зритель 2: Александра, мне, как начинающему режиссеру, было очень интересно узнать, почему монтировать ночью вредно, почему не стоит это делать?
С. Кармаева: Потому что режиссер должен спать 8 часов, потому что вам нужно каждое утро будет принимать кучу решений. Ну, на самом деле, видишь, я не следую этому совету. Но, на самом деле, я недавно поняла, что вот, когда я готовилась к съемкам, и мне казалось, что самым важным нужно сделать, это то, чтобы я, Господи, простит меня эта сцена и мои эзотерические сейчас речи. Ну, в общем, ты должен быть в ресурсе. Ну, на самом деле, ты должен быть выспавшийся, сытый, и еще наполненный какой-то внутренней эстетикой, добротой, терпением, смелостью. Добротой, терпением, смирением, терпением, смирением, терпением, смирением, во огромных количествах, чтобы, если вдруг что-то идет не так, ты не просто бегал такой... А-а-а! А-а-а! Все сломалось, все сломалось, я убегаю? А чтобы ты в этот момент видел пути, как бы, что, ну да, это не получилось, ну, давайте попробуем так, еще вот так. И, в общем, на это нужны силы. Если ты не выспавшийся, сил на это нет. Ты просто истеришь. У меня однажды была ужасная история. Я снимала не этот проект, а другой. Я уже даже не очень помню, какой. В общем, там был актер, не профессионал. И он в какой-то момент мне что-то... И, в общем, было утро, и он все время ругал нашу съемочную группу, что мы все делаем не так. А он озвучен. Я сижу все время в ушах. Я говорю второму, пожалуйста, слушай, скажи ему, что он в петле, я все слышу, пожалуйста. Я не могу больше слушать, что мы не умеем снимать это, мы не умеем делать то. Эту строку они поставили неправильно. Вообще они придурки, идиоты. Я говорю, я не могу, пожалуйста, попроси его, скажи ему, что он озвучен. Второй режиссер идет, говорит ему, слушай, ты озвучен, я это слышу. Значит, проходят два часа, и это опять нас поносит просто что-нибудь. Я понимаю, что это уже намеренно. Смена заканчивается. Я такая, значит, это, не выспавшаяся на утро, в 9 утра, в 8 утра, где-то мы хрен знает где. И, значит, этот актер мне что-то опять говорит. И опять мне прям в уши. Значит, наливает вот этого всего. Я подхожу и говорю, слушай, дружище, ну, без обид, конечно, я матом сказала, но тут я вежливо скажу. Но не мое лицо в кадре, поэтому мне как бы плевать. Дальше случается истерика. Истерика на три часа. Три часа. Приезжают продюсеры, поднимаются договоры. Он говорит, что я не буду сниматься. Я буду сниматься. У меня истерика, у него истерика. Я плачу, что я подвела всю команду. Мы придумываем, как переснять эту сцену без него. Что он умер в середине сцены. Они позвонили по телефону, сказали: «Алло, он умер. Да, какой ужас!». Показали труп. Короче, все закончилось тем, что я позвонила ему в какой-то момент. Там продюсеры, агенты, агенты, продюсеры. Выяснилось, что с ним договор криво подписали, еще не поставили его подпись. И он может уйти, ничего не заплатить. Но при этом агент его напугал. Короче, в общем, четыре часа внутри. Не знаю, какое-то время. Мне казалось, что это вечность просто. Мы потратили на выяснение отношений. Закончилось все тем, что он приходит. Я ему говорю, слушай. Слушай, чувак, я понимаю, что это какой-то второсортный проект. Мы тоже не дебилы. Спасибо, что ты нам каждую минуту об этом говоришь. Но вот девочка, вот ты видишь, вот сейчас ты сидишь в тужурке. Вот эта девочка вчера, позавчера, вот перед сменой, ночью, поехала, забрала у своего друга эту тужурку и привезла для тебя ее вот сюда в кадр. Так что, пожалуйста, давай будем уважать друг друга хотя бы здесь. И он мне говорит, а вы знаете, я вообще режиссер. А вообще я драматург. А вообще я сценарист. И я такая, ну понятно, короче. В общем, ты мне сразу мог об этом сказать, и мы бы не тратили 4 часа времени. Короче. И я в эту секунду поняла, что очень много сил, очень много нервов ушло на то, что надо было решить по-другому. Надо было просто сказать ему, малыш, ты такой хороший. Ты такой классный. Я так рада, что ты к нам пришел. Слава Богу, что ты пишешь сценарий. Присылай посмотреть. Не обязательно настолько, но в общем в моменте мне бы хватило какого-то внутренней стойкости, не вестись на чужую манипуляцию и истерику. И это вот эти 4 часа, я вам так долго про них рассказывала, о том, что мы часто попадаем в эту ловушку, ну какой-то вот энергетической, а еще там же все невыспавшиеся. И все начинают такие, да нет, ты ему скажи, да пусть знает свое место. И ты такой, да, знай свое место! И вы начинаете сраться, ругаться. И ты такой потом выходишь из этого, сидишь и думаешь, господи, боже мой. Мы же кино снимаем, а не ругаемся. Отсюда лучше всего полетело. Короче, поэтому надо иметь вот эту вот стойкость, нежность внутри, любовь к миру и терпение, смирение, терпение, смирение. Вот, поэтому лучше не монтировать ночью, но это полезно. Поэтому вот так. Зритель 2: Отсюда у меня есть вытекающий вопрос. К Мусе: может быть вы знаете какие-нибудь способы, как можно справиться со стрессовыми ситуациями, потому что вот начинающие специалисты, работающие в сфере кино, они часто связываются со стрессом? Они часто связываются с разными стрессовыми ситуациями. Бывает такое, что им, ну, сложно с ними справиться, сложно их пережить. Там, то есть они могут там ситуации, например, долго из головы не выкидывать или очень долго злиться там из-за того, что вот это вот, как сказать, ну, приток нервов идет, да, из-за стресса, там, из-за горящих дедлайнов, из-за того, что нужно все делать быстренько, а там уже время выходит. Что вы делаете с этим?
М. Домажор: Легче всего справиться со стрессом, это правда, а — это сон, б — это сесть, желательно отгородиться от всех. Это как на поступление всем советуют отходить от народа и стоять как бы сам с собой. Когда стоишь сам с собой, да, это не так. Когда стоишь сам с собой, начинаешь слышать себя, и это очень хорошо работает, потому что именно вот это дает тебе какой-то внутренний стержень и внутреннее успокоение, что ага, вот мы можем, значит, пойти сейчас вот так сделать, вот это вот, вот так вот. Ага, вот таким образом пойдет работа быстрее. Ага, вот этот сейчас, если я ему скажу вот это слово, он сразу поймет, что типа все нормально, и мы можем работать дальше. И вот, вот, вот составляя вот этот пазл только у себя в душе и в голове, вытекает все это всегда в успокоение всего, особенно если ты руководящая должность. Потому что если ты руководящая должность, ты, ты, ну, не обязан, ты чаще всего должен быть суперспокоен, что бы ни происходило на площадке.
С. Кармаева: У меня вот есть телеграм-канал, я там студентам своим как-то присылала 8 советов режиссерам, ну, в общем, подпишитесь и найдете их. Зритель 3: Вы не помните, как звали того актера, который истерил на съемочной площадке?
С. Кармаева: Нет. Зритель 3: Просто у меня по описаниям такое ощущение, что, кажется, я с ним снимался.
С. Кармаева: Нет, я, к сожалению, к счастью, может быть, своему не помню, этого актера. Зритель 3: Это был не основной вопрос. Мой основной вопрос. Чтобы снять такое кино, интересное, как мы все видели из трейлера, нужно многое уметь, много чувствовать. Вот на том уровне умения, навыков есть ли ощущение, что хочется научиться чему-то еще? И чему бы хотелось научиться? И следующий вопрос. Что хотелось бы снимать дальше?
С. Кармаева: Так, ну, я бы, наверное, хотела научиться такой же поставленной речи, как у господ актеров, конечно же. Это первое. Вот. Второе. Ты каждый месяц чему-нибудь новому хочешь научиться. Ты пока сидишь, ждешь новый сценарий, ты мечтаешь научиться керамике, значит, танцам, стрип, я не знаю, стрип-танцам. Потом ты думаешь, а может быть, надо в повара пойти, а может быть, в швеи, а может быть, в мотористки. Ну, короче, вот. Но так, я, наверное, сейчас смотрю в сторону нейронок, конечно же, и вообще взаимодействия с нейронками. Дальше мне хотелось бы снять сериал. Потом фильм, потом еще один фильм. И так до девяносто девяти лет, чтобы и Годара пережить. Он там до девяноста трех снимал, а я вот до девяносто девяти. Хотелось бы снять веселый фильм, хотелось бы снять фильм о любви. Как говорил Гаспар Ноэ, фильм про секс и любовь, в общем, и сперму, в общем, вот про это что-то хотелось, конечно же, фантастическую историю, про невероятные красивые миры и что-то такое прекрасное, вот, про любовь, про собак, в конце концов.
