В четверг, 8 февраля, в московском клубе «Клуб» в рамках Публичных лекций Полит.ру Лера Антонова расспросила Варвару Краминову («Хадн дадн») о музыке, гастролях по России и новом альбоме.
Л. Антонова: Я думала о том, с чего начать. И вообще для того, чтобы узнать, что за человеком кроется, можно его попросить чуточку рассказать о детстве. Я почитала о тебе в интернете и выяснила, что ты начала петь с детства. В какой момент стало понятно, что ты хочешь связать свою жизнь с музыкой?
В. Краминова: Так, ну начнем с того, что мой дед, его звали Борис Вахнюк, был бардом. И поэтому частенько меня брали с собой на всякие вечера, которые он проводил вечера в Центральном Доме работников искусств. И там были разные концерты, он тоже пел свои песни. Вот один раз он попросил меня спеть, потому что я уже тогда написала свою первую песню, по-моему, в 6 лет. Вот, я ее сыграла. Ну как бы у меня было какое-то призрачное ощущение, что я должна быть на сцене. То есть я закрывала глаза и представляла себе, что скорее всего, так и будет. Но потом еще, когда я смотрела сериал «Каменская», мне хотелось очень стать следователем в какой-то момент — расследовать преступления. И я даже делала ужасные вещи. Там была одна серия про невесту. И там эта невеста получала окровавленные записки. И на записках было написано «Не делай этого!». Я подкладывала соседям под двери такие записки. И мазала там красным фломастером, чтобы было стремно. Вот, но поскольку я была единственным ребенком на лестничной клетке, они, мне кажется, догадались, что это я. Потом еще какое-то время в школе я мечтала стать математиком. Потому что мне очень нравился этот абстрактный мир. Вот, в общем, хотела связать с этим свою жизнь. Но в итоге как-то я пошла на экономический, училась во ВГИКе на менеджера-продюсера, но все равно каким-то образом... Потом я хотела быть режиссером. В итоге оказалась вот на сцене.
Л. Антонова: Интересно, как раз я читала про ВГИК. Ну, у меня был вопрос: как творческий человек вообще решил связать свою жизнь с продюсерским факультетом ВГИК? Потому что это все-таки скорее не такая творческая история. Как так получилось?
В. Краминова: Изначально я поступала на журфак. И там была страшная история, потому что там были какие-то вступительные испытания. И, короче, получилось так, что это были фальсифицированные вот эти испытания. То есть там кому-то, каким-то своим чувакам начислили большие баллы, а мне начислили очень маленький балл. И потом оказалось, что все это была ложь. И вот, типа, настоящие результаты, у меня очень высокий балл. Я подумала, блин, не очень хочется идти в такое место. И потом позвонила мамина подружка и сказала, а может быть, вы пойдете во ВГИК? Это же возле дома прямо находится. И, типа, там кино, а еще там какая-то странная кафедра менеджмента, куда вообще не нужно вступительных испытаний. И я такая, ну, окей. С одной стороны кино, с другой стороны математика. Короче, тогда еще я не знала, что я хочу делать. Поэтому мне нравилось, что там можно все было делать. Там можно было и считать, и еще там книжки читать. Все подряд.
Л. Антонова: А что за журфак был?
В. Краминова: Журфак МГУ!
Л. Антонова: А режиссура в итоге не понравилась?
В. Краминова: Я пыталась три раза. Это были абсолютно позорные поступления, потому что я срывалась на каком-то из этапов, потому что мне, видимо, не хватало внутреннего стержня. Вот сейчас мне кажется, что я могу уже поступать на режиссуру, потому что все-таки там что-то появилось. А до этого, например, в последний раз нам показывали фильм. Там нужно было посмотреть фильм и сказать, что в этом фильме происходило. И там был фильм про человека, который раньше был художником, а потом он стал священником. И там они плывут, там очень красивый кадр, как он плывет, одинокий, со своим псом в лодке, и туман, и ему вообще отлично. Ему эта новая жизнь очень нравится. И потом еще есть сцена, где он встречается с друзьями, и они говорят: «вот, мольберт». И он берет и не может его разложить, потому что он уже очень давно этого не делал, да ему это и не нужно. И вот пока мы сидели перед входом в кабинет и уже готовились отвечать по этому фильму, мимо проходил педагог, который специально был подослан, и он сказал: «Ну вы что думаете, разве он был счастлив? Это же несчастье какое-то: он же занимался творчеством». И короче все, меня это сбило с толку, и все. Естественно, меня никто не взял никуда. И потом я сказала родителям, что если не получилось, значит я буду рок-звездой. И просто начала там играть все время.
В. Краминова: А группу создать, это тоже из детства шла история какая-то, что вот нужен коллектив музыкальный, или потом пришло?
Л. Антонова: В школе у меня была воображаемая группа, там была история, у меня была подружка Катя, и мне очень хотелось, чтобы она встретила настоящую любовь в 15 лет. Потому что мне казалось, что у меня там уже все было, хотя у меня тоже не было никакой настоящей любви. И я решила, что нужно ей тогда, раз она еще не познала, что такое любовь, и она такая одинокая и прекрасная, надо создать ей парня. Парня в интернете. И, в общем, я создала страницу этого парня, и Катя, естественно, не поверила, что этот парень настоящий. И тогда я подумала: наверное, у этого парня должна быть группа. И я начала писать для него песни, для этого чувака. И еще потом меня спалили одноклассницы один раз, что я с этой страницы сижу. И они такие: «Ну тогда мы будем с тобой в группе». И мы там брали инструменты, записывали, потому что мы записывали на вебку, нужно было очень далеко отходить в коридор, потому что вебка была чувствительная. И мы там играли какие-то песни, которые мы сочинили. И потом мы понижали очень кондовым способом на несколько тонов вниз, чтобы голос был мужской. И вот у нас были такие песни, это все ужасно звучало, но песни были неплохие. И в итоге Катя уверовала, и это была просто драма, ужасная, конечно, история, потому что она реально в него влюбилась. И ужас, ужас. В общем, с тех пор у меня не было группы, до того, как у меня возникла уже настоящая группа.
Л. Антонова: Как возникла настоящая группа?
В. Краминова: Один раз Искандер, с которым мы сейчас играем в «Созвездии отрезок», собирал какой-то весенний концерт, и он знал, что я пишу песни, он сказал, что надо выступить. И я позвала сразу Никиту, с которым мы уже были знакомы на тот момент, с которым мы уже играем до сих пор уже сколько лет? С 2016 года. Вот, я позвала его для того, чтобы он мне помог. Мы репетировали один раз, а он до этого работал в отеле, и пришел как раз со смены пришел. И он был в такой белой рубашке, а я сидела за пианино. То есть было ощущение, что он вообще солист этой группы, и он на гитаре фигачил, и еще все говорили, что он как будто вообще охранник, который на гитаре играет. Вот так прошел первый концерт, и с тех пор мы поняли, что надо играть. И мы играли вообще абсолютно бессознательно, мне кажется. То есть мы просто что-то делали, нас куда-то звали, и потом это как-то начало развиваться. Еще мой парень на тот момент, Антон Моисеенко, он такой режиссер, вот вообще, во всем разбирается, и он просто чуть-чуть там что-то вкидывал, и это все прорастало: давай снимем клип, давай что-то еще сделаем! И вот так он нас, в общем, развивал.
Л. Антонова: А название это же, я просто читала, что «Хадн Дадн» – это слова, которыми ты в детстве называла все, что видела вокруг себя, правильно?
В. Краминова: Это так!
Л. Антонова: Это продуктивное использование своего воображения!
В. Краминова: У меня не было выбора просто, надо было быстро придумать, я вспомнила.
Л. Антонова: В интернете очень много пишут про стиль, жанр, который вы сами для себя определяете, «ляоакын», так, правильно? И вот в одном небезызвестном лайфстайл медиа SRSLY пишут про этот стиль так. Они чуть выше объясняют, что это такое, так, как это, видимо, объясняли однажды вы, и это вот везде копируют. И они пишут так: «Именно этим словом ребята описывают свою философию в музыке. Ничего не поняли? Не переживайте, мы тоже. Но главное, концептуально и звучит красиво». И я такое очень не люблю, потому что я считаю, что концептуальное лучше подается разбору на запчасти. В нем есть какая-то идея, в отличие от неконцептуального. И так как авторы материала не особо запаривались, мы разберемся по порядку.
В. Краминова: Проведем расследование!
Л. Антонова: Первая часть слова означает «залихватство», этнические мотивы?
В. Краминова: Да, да. Это такое скорее даже междометие «ляо».
Л. Антонова: Хорошо. Вот давайте в эту сторону. Какое место вообще фольклор занимает в вашем творчестве? Почему это важно?
В. Краминова: Вообще, все мое творчество началось с фольклора, потому что я очень часто, когда оставалась дома наедине с телевизором, включала Первый канал. Там шло шоу, которое называлось «Играй, гармонь любимая!». И родители вешались, потому что я все время включала эту передачу на полную громкость, и там эти бабульки прыгали, ухали, и мне почему-то дико это все нравилось! Еще моя прабабушка очень любила частушки, но я уже не помню этого времени, но мне говорили, что она постоянно тоже что-то такое выдавала. И еще, конечно, группа «Иван Купала» на меня сильно повлияла, которая тоже такая... Вы знаете такую группу? Легенды! Там такой тоже фольклор. И как-то так получилось, что это были какие-то истоки, которые, может быть, потом были... В голос, может быть, это все куда-то перешло, потому что все говорят там, у меня фольклорный голос. Я вот этого, например, не очень замечаю, но мне вот нравится вот этот напор, когда поешь с напором, это вот точно оттуда все, вот этот надрыв из мира фольклора. И темы тоже самые разные, что там, может быть, например, короткая, какая-то песня, но ужасно грустная. Мне вот еще очень нравится, например, песня, «Колечко» Аигел и Zventa Sventana — просто душераздирающее. В общем, мне нравится такой яркий, мажорный контекст и при этом ужасное содержание абсолютно такое жизненное, драматичное.
Л. Антонова: А я думала, связано там с корнями какая-то история с родственниками. Вот к этой теме. У меня вот такой вопрос был: у меня старший коллега недавно снимал фильм про региональных музыкантов. Там были разные республики, Якутия, Ингушетия и так далее. В общем, огромное количество коллективов, я для себя открыла, по крайней мере, совершенно неизвестных раньше, у которых есть, там, своя какая-то аудитория небольшая, в том числе, ну, молодые ребята. Нет ли такого, вот, по вашему наблюдению, что среди молодых музыкантов идет тенденция на самоопределение через национальную идентичность какую-то? И если есть, если вы это замечаете, то с чем это может быть связано? Потому что мне кажется, это из-за того, что наша страна оказалась в изоляции, и начинают подсвечиваться определенные моменты.
В. Краминова: А национальные мотивы, это какие например? Типа кто? Ну, типа что, Скриптонит из Казахстана или что?
Л. Антонова: Ну, нет, я говорю про тех национальных музыкантов, которых я увидела в фильме моего коллеги — там прям костюмы национальные, инструменты какие-то определенные национальные, то есть что это очень такая узкая история.
В. Краминова: У нас просто очень много удивительного в стране. Я просто не смотрела этот фильм. Если бы я смотрела, я бы могла как-то прокомментировать. Что я еще знаю из такого неожиданного, например, что есть город Чайковский...
Л. Антонова: Да, я там жила!
В. Краминова: Да? А ты знаешь, что там проходит каждый год какой-то безумный фестиваль современной музыки? Короче, в Перми есть филармония частная, единственная частная филармония вообще в России. И они все время какие-то приколы рассказывают. И вот есть этот город Чайковский, в котором ежегодно проходит в каком-то музыкальном колледже грандиозный фестиваль современной музыки. И там люди, например, играют на выключателях от лампы. То есть стоят лампы, и они играют щелчки и свет, и все это вместе. Еще там приезжала какая-то женщина, которая специалист по игре на пупырке, например.
Л. Антонова: Пупырка — это пакет?
В. Краминова: Ну вот этот, который лопается. Пупырчатая пленка.
Л. Антонова: Специалист?
В. Краминова: Да, в смысле, она профессионал вообще. Ей нет равных! И еще она говорила, что эта пупырка недостаточно хорошая, которую ей предоставили, типа, плоховато, не такая тугая, как должна быть. Но это как бы не совсем про национальность, скорее про какие-то удивительные места, в которых что-то происходит, о чем мы даже и вообще не подозреваем.
Л. Антонова: А если говорить про национальное чуть шире, условно, про голос поколения. Мы просто звали администратора паблика «Тихое место», редактора ВК Музыки. Вот с ним разговаривали на эту тему, рассуждали. У нас есть голос поколения? Молодого.
В. Краминова: Мне кажется, что, возможно, еще он не народился. Но какое-то бурление уже точно происходит. Из каких-то крупных поэтов, рэп-поэтов, мне кажется, Хаски — хороший пример. Потому что него все крепкое, все какое-то образное. Он немножко похож на голос поколения, но, с другой стороны, прямо голоса поколения у нас сейчас нет. У нас сейчас все очень разрозненно. Есть Монеточка (признана иноагентом на территории РФ), которая уехала из страны и пишет песни про то, что она обрела дочь — это замечательно. Короче, все на разных волнах абсолютно.
Л. Антонова: Но есть… Шаман.
В. Краминова: О, да! Есть, конечно, и такое, но такое мы, мне кажется, не можем рассматривать. Справедливо, справедливо.
Л. Антонова: Так, ну, мы возвращаемся к этимологическому разбору слова «ляоакын». Вторая часть слова означает познание мира через личное переживание.
В. Краминова: Да. Ну, акын — это же певцы, которые что видят, то и поют. Поэтому они видят, чувствуют и что-то там поют.
Л. Антонова: Хорошо. Можно ли тогда говорить, что музыка — это продукт вашей собственной рефлексии?
В. Краминова: Думаю, что, конечно.
Л. Антонова: И тогда музыка для того, чтобы утешиться и утешить своего слушателя. Или есть какая-то другая цель? Мне интересно — музыка зачем? Чтобы что?
В. Краминова: Мне кажется, изначально это все было только ради веселья. Теперь это все, да, утешиться, утешить, проникнуть, что-то понять, что-то отрефлексировать. Еще просто музыка, это же не только музыка, которую мы создаем, это еще, например, и концерты. Концерты, которые в последнее время у нас вообще уже превратились в какие-то процессии и мистерии. И мы будем дальше это все усложнять, потому что, мне кажется, это очень прикольно.
Л. Антонова: Для авторов лайфстайл медиа SRSLY: с идейной основной мы разобрались! Теперь к вопросу практическому: как менялась индустриям в последние пять лет? От греха подальше пока в ту сторону, к пандемийным временам условно, я узнала, пока готовилась к нашему разговору, что, оказывается, были виртуальные концерты. Я просто в то время к ЕГЭ готовилась тогда, у меня другие были интересы. И вы в одном, говорили в одном интервью по этому поводу, что было ощущение, как будто это последний концерт. Почему такое ощущение, и как этот опыт воспринимается, оглядываясь на него из сегодняшнего дня?
В. Краминова: Ого! Там просто было, на самом деле, несколько виртуальных концертов — штуки четыре. То есть какой-то из них, возможно, действительно чувствовался. Возможно, самый первый чувствовался, как последний, потому что это был первый виртуальный концерт. Ну, потому что это очень странный формат еще, потому что находишься в закрытом помещении, у тебя нет слушателей, они как бы есть, но они там могут тебе прислать какие-то письма, ты вообще ничего не понимаешь, не понимаешь, где ты находишься. Какая-то более студийная история. Поэтому, да, наверное, казалось, что это был последний концерт. Был концерт прямо перед началом, уже пандемия почти началась, и был вот этот концерт большой, самый классный, мне кажется, в Агломерате. И там мы презентовали альбом «Ностальгия». И вот казалось, что вот этот концерт был тоже последний. Может быть, так все время кажется.
Л. Антонова: Хорошо, а что это вообще за опыт? Ну, вот онлайн-концерт — почему это сложно? Потому что взаимодействия с публикой нет?
В. Краминова: Нет взаимодействия с публикой, да. Еще, сложный звук — у тебя все в ухе, и ты не знаешь, насколько ты можешь вообще шевелиться с этим, и насколько ты можешь себя в камере как-то куда-то пойти, и все такое. Короче, чувствуешь себя скованным.
Л. Антонова: А ты пересматривала? Ну, я просто видела скрин, как это выглядит, что сбоку в зуме там вот сцена, ты поешь, а с другого боку люди в экранах своих танцуют.
В. Краминова: А, это было на виртуальной «Боли».
Л. Антонова: Да-да.
В. Краминова: Нет, «Боль» я не пересматривала. Ну, да, интересно посмотреть, что там было.
Л. Антонова: На самом деле, это немножко дико выглядит. Для меня сейчас, я говорю, тогда не знала, но я посмотрела, и смутило меня, в общем. А, еще интересно, я прочитала в одном интервью, что вы в 2020 году, в карантин, когда песню «Мы сегодня дома», тогда много цитировали, ты сказала такую фразу: «Мне кажется, что, когда эпидемия закончится, песню «Мы сегодня дома» будут вспоминать как страшный сон. Из-за этой ассоциации она умрет». И вот, что удивительно: мне кажется, эта песня вообще не имеет никакой негативной коннотации сейчас в умах людей, которые ее знали, знают. Наоборот, какая-то отсылка к чему-то там светлому.
В. Краминова: Да, это очень странно вообще, это очень мистическая песня. В смысле, она неубиваемая, действительно. Все время находятся люди, которые говорят: «А я не слышала эту песню, какая хорошая!»
Л. Антонова: Меня в комментариях обвинили в излишнем градусе политизированности диалога, но мало кто знает, что на самом деле мне просто интересно, как время меняет все вокруг нас и нас самих. И в этой связи у меня вопрос про февраль 22-го года. То есть вот была пандемия, один удар, онлайн-концерты, понятно, как это все воспринимается. И вот как раз после февраля 22-го я разговаривала с разными артистами. Есть какие-то трудности общие, есть частные. Вот, какие у вас в коллективе были сложности, связанные как с индустрией, ну, то есть там, понятно, я не знаю, там, организация концертов, может быть, что-то еще в этом духе, потому что люди уезжали. Или, может быть, что-то в целеполагании вашего дела изменилось?
В. Краминова: Ну, я вот сама уезжала в Узбекистан на месяц. И это была очень интересная жизнь, потому что я никогда до этого... Вы были в Узбекистане? Это такой край… Вообще, это край, где ты приходишь в магазин, и с тобой вообще никто не здоровается. Типа ты такой: «Здравствуйте!», а им абсолютно все равно. Еще там все вывески с ошибками. И мы даже думали, что можно открыть бизнес, чтобы исправлять, потому что там типа «Салон красАты». И это ужасно мило, ты хочешь... Еще мы там столько мяса съели! Короче, очень было такое время шашлыков этот месяц. Но потом я поняла, что я не могу там больше находиться, потому что мне уже нужно работать и нужно возвращаться в Москву. А еще было очень странно, потому что мы пошли на какой-то рейв. И в 10 часов вечера все резко выключилось. Открылись двери. Возле дверей выстроилось много-много полицейских. И все ждали, пока мы выйдем. И там еще в толпе один мальчик меня узнал и сказал: «Варя, я так рад, что ты здесь!» А потом он сказал: «Ну… я надеюсь, что вы здесь надолго не задержитесь». И я такая: супер вообще!
Л. Антонова: А это какое было время? Ну что за месяц? В смысле, прям сразу с началом событий?
В. Краминова: Это был март, мне кажется.
Л. Антонова: И всего на месяц хватило? А потом было еще желание вообще уехать? Ну куда-нибудь, я не знаю, в Европу?
В. Краминова: Ну было, конечно, было. И еще потом мы уезжали в Грузию уже в прошлом году. Вот совсем недавно. Но там меня только на три месяца хватило. Тоже. Потом я вернулась и начался какой-то движняк. Но все равно, конечно, с чувством родины вообще ничего не сравнится. То есть я думала, когда я из Грузии уезжала, что я просто заеду на чуть-чуть и вообще у меня уже там свой дом и все. Но потом я приехала и это такая вообще волна какая-то из-за того, что места, из-за того, что люди, из-за того, что дом, из-за того, что там куча всяких предметов, с которыми что-то связано. В общем, просто магнит.
Л. Антонова: Я думаю про чувство родины. Ну, ты просто говоришь о том, что уезжала, подумала, что нужно работать, вернулась назад. То есть ты не воспринимала свой отъезд как место, куда ты едешь со всеми своими делами и заморочками?
В. Краминова: Нет, каждый раз, конечно, так было, что я раз и навсегда уезжаю!
Л. Антонова: А оказалось — просто поесть мяса.
В. Краминова: А потом, да, оказалось, просто поесть мяса. И так было все время. Хочется доехать до Европы, наконец. Хочется сделать себе какую-то визу и поехать в Европу, потому что по Европе действительно какая-то у меня тоска была. Именно еще это все связано с тем, что я много путешествую по России, и там естественно ты сталкиваешься всегда с такой сложной атмосферой. То есть сначала тебя там бьют по голове, а потом тебе показывают какую-то божественную живопись, икону, какие-то древние прекрасные Иисусы, которых вырезали руками — великолепно. И это все время такой коктейль. И хотелось бы уже просто попасть в такое место, где все эстетически не напрягает. Но я попала в такое место случайно, и оно оказалось в России, это город Сортавала. Вы были в Сортавала? Там просто кайф вообще! Там финская архитектура осталась, всякие церкви очень прикольные, которые изначально были тоже православные, и уже и в Финляндии тоже. И, в общем, в России много этих мест странных. Вот в Калининграде я была тоже прошлой весной. У меня случился просто переворот в сознании, потому что такая: «Что, почему Кант здесь?»
Л. Антонова: Куда хотелось бы вернуться еще раз из всех городов России? Сортавала, окей.
В. Краминова: Ну в Калининград тоже!
Л. Антонова: Не считая Калининграда, ну, в другую сторону. Ну ты говоришь, что много была по России. Какие города? Какие города больше всего запомнились, какие понравились? Я не жду Нефтекамска какого-нибудь, ну, хотя я не знаю… что понравилось больше всего, какие впечатления?
В. Краминова: Мне бы в Вологду хотелось вернуться, потому что это тоже было сильное впечатление. Там очень активное деревянное зодчество. Они делают из дерева какие-то сумасшедшие плетеные там кружевные заборы, там у каждого дома, и ты ходишь, просто думаешь: «Что??» — тоже очень странно. И тоже как-то освежает. Вот, еще хотелось бы попасть в Рыбинск, потому что мы только мимо проезжали, и там тоже ощущение от этого города, что там светло и приятно. Питер еще, конечно, тоже!
Л. Антонова: Любишь Питер?
В. Краминова: Да, блин, и в Москву тоже! Хотелось бы просто выходить и исследовать территории, потому что на это вообще нет времени. А в Москве очень много тоже странных мест.
Л. Антонова: А предпочтение Москве, а не Питеру отдаешь?
В. Краминова: В Москве я родилась, поэтому тут себя чувствую закорененной. Но в Питере тоже отлично.
Л. Антонова: А множество посещенных городов связано с турами или нет?
В. Краминова: Да, с турами. Еще мы с моей лучшей подружкой Варей… была у нас одна вылазка, очень серьезная — мы хотели попасть в Череповец. И мы взяли Мерседес ее мамы, такой старый Мерседес, но с очень дорогими колесами, и решили поехать. И мама говорила: «Только берегите колеса, вы лучше там их прячьте, там, накрывайте листвой!». И мы поехали с Варей на Мерседесе. Мы очень долго ехали. Сначала проехали через Великий Новгород, в котором мы до этого никогда не были. А нет, до этого был еще Ярославль, мы там походили, погуляли, потом Великий Новгород, потом как раз Вологда, и потом уже был Череповец. И пока мы ехали, там все наши вот эти раздолья бесконечные, еще там было очень много мест без связи. И единственное радио, которое ловило и иногда пропадало, вот в моменты, когда прям страшно становилось — это радио «Вера». Оно было с нами. И мы ехали, слушали эти все истории, житие.
Л. Антонова: Это здорово! Ну, вера необходима сегодня, как и всегда.
В. Краминова: Это правда!
Л. Антонова: Так, а если говорить про туры-концерты, в каком городе был самый крутой концерт? Или там, может, самая крутая публика?
В. Краминова: Сейчас надо подумать. Ну, везде, конечно, разные вайбы. Но все всегда складывается в такое полноценное, насыщенное впечатление. А если говорить про какие-то прям лучшие-лучшие концерты, даже не знаю. Вот в Твери был очень интересный концерт! Мы туда ездили, по-моему, в позапрошлую Пасху. Это была целая эпопея, потому что мы туда приехали, там льет дождь, все серое, все залито водой. С нами при этом в компании девочка на костылях, которая увидела нас в вагоне, и такая: «Можно я с вами поеду?» Мы такие: «Ну, хорошо!», Еще там приезжает вот моя подружка Варя, которая говорит: «Я не спала всю ночь, и вот я приехала в Тверь в 6 утра, и мне было некуда идти, я пошла в храм. И я уже хотела сесть на лавку, но бабка с пакетами начала меня прогонять, и в итоге я типа ходила час под дождем». И мы побитые приезжаем, начинается концерт, люди сидят очень далеко — там уже их даже и не видно. Они сидят все и пьют пиво. Это вообще любимый формат, конечно. Я говорю: «Ну, ребята, давайте, вы подойдете?!», и кто-то кричит: «Давай играй уже»! И я просто начинаю, такая, так, ну, вот, либо я сейчас уйду со сцены, либо вообще, я не знаю даже, что. Но там как-то Никита как-то очень красиво все решил. Короче, концерт продолжается, потом прибегает мальчик, который говорит: «Я все пропустил! Давайте, сыграйте мне «Киви кошелек», давайте быстро!». Мы такие: «Ну, мы не можем, нам уже нужно, как бы, собираться…», а он просто в ярости. И он прям бешеный, как будто бы. Вот, и мы такие: «Нам уже нужно на поезд». Он такой: «Да? А вы едете в Москву? А на какой электричке? На той-то?» И Никита ему говорит, что да. А я такая: «Зачем ты ему сказал?». В общем, этот чувак едет с нами, и оказывается, что он пришел в таком состоянии, потому что он тоже поехал в Тверь в этот день. И они пошли гулять в поле со своей девушкой, а потом хотели попасть на концерт Хадн Дадн. И девушка в этом поле его бросила. У него там сел телефон, он шел два часа под дождем на наш концерт, я не знаю, видимо, он спрашивал там у прохожих, и вот он пришел на наш концерт, и оказалось, что он пропустил «Киви кошелек», и поэтому он так орал. В общем, впечатлений масса!
Л. Антонова: Потрясающая история! Я вернусь: февраль 22 года. Если мы говорим про те же туры, про концерты, что изменилось? Ну там, я не знаю, людей меньше стало.
В. Краминова: Все! Все отменилось. Если про февраль мы говорим, то все вообще отменилось, и первое время, естественно, мы просто не понимали там. Ну, в смысле, я сначала уехала, потом я вернулась. Хотя кажется, что я уехала, это было долго, но это был всего месяц. И потом мы решили возобновить концерты, потому что поняли, что иначе мы просто с ума сойдем. То, что нужно как-то там все вместе держаться, друг другу дарить радость, и все. И был первый концерт в Питере. Я вспомнила как раз. Это был отличный концерт, потому что все были такие приятные, и друг друга поддерживали. Вот, и так все началось заново.
Л. Антонова: Есть ощущение, что отечественной музыкальной индустрии грозит опасность вымирания?
В. Краминова:Ну вот тут сложный вопрос, потому что с одной стороны, конечно, мы видим, что у нас пропадают всякие крупные фестивали. Да, да. Там... Но при этом у нас открывается место «Склад №3». Ты была там?
Л. Антонова: Нет.
В. Краминова: Это феноменальное место, где теперь выступают все. В прошлом году про это место писали, что это вообще самое популярное место для выступления. Сначала я думала, что это за место, какое-то маленькое место. А теперь там и «Антон тут рядом» — благотворительный фестиваль, и «Дом прекрасных аустов» там выступает. Короче, там вообще жизнь! То есть жизнь как-то, она находит какие-то дорожки. Естественно, конечно, жалко, что нет фестиваля «Боль». Но, конечно, хочется верить, что найдутся люди, которые начнут это как-то все заново организовывать, потому что... Пока, конечно, это все сложно, потому что еще куча музыкантов уехало.
Л. Антонова: А есть ли вообще надежда на то, что мы вернемся вот в ту допандемийную, условно, фестивальную атмосферу?
В. Краминова: Хотелось бы, конечно, очень! Я об этом мечтаю. Хотелось бы попасть на привозы, потому что когда были привозы, меня они не очень интересовали, а вот сейчас очень они, конечно, интересуют. Вся эта зарубежная музыка недоступная… Начинаем ценить, когда уже... Недоступная.
Л. Антонова: Я просто много думала про фестивали, про то, что нас этого лишили. Но мне кажется, вот как: несравнимо доброжелательная атмосфера, которая была на фестивалях «Боль», «Мазерленд» и прочие штуки, которые крутились там ежегодно, условно. Вот прям такого формата, скорее всего, уже не будет, потому что все поменялось у нас.
В. Краминова: Но с другой стороны, мы выступали вот в прошлом году, на Детском Архстоянии. И это вообще прекрасный фестиваль. Мне бы хотелось, чтобы все туда ездили каждый год с детьми. Это все продолжается. Они делают инсталляции в поле для детей. Там была гигантская инсталляция, как будто из жвачки сделана, и она пахла жвачкой, и там все ползали, и потом у них у всех ладони пахли жвачкой. И мы сделали такой концерт там, что мы сказали: «А давайте сейчас все залезут на сцену, и мы будем вместе разучивать «Песню школьника»!». И они все забирались на сцену, а это человек 40 детей, наверное, было. И охранник такой: «Что вы делаете??? Сцена не выдержит, сейчас все провалится!». А я такая: «Давайте только быстренько разучим песню». И они стоят, эти дети, и прекрасная вообще обстановка. Они все ужасно клевые, милые, щедрые, дарят потом подарки. А потом еще, когда я говорю, что уже пора уходить со сцены, они, естественно, не уходят. Кто-то цепляется за мою ногу, кто-то раскрутил Сереже бас за время, пока они были на сцене. И «Сигнал» был в прошлом году. Все сейчас делают шоу все равно. Гигантская была лазерная проекция. И еще светодиодные экраны и сцена такая круглая, странная. В общем, все меняется, но что-то остается.
Л. Антонова: Что вдохновляет вас? Ну, вот вас, как коллектив вообще в целом. И ты говорила про города России. Я так поняла, что это вообще интересная для тебя тема. Ну, вот там разное там искусство какое-то определенное там поизучать на местах. Все в этом духе. И кроме этого что-нибудь? Не знаю, откуда рождаются идеи?
В. Краминова: Просто у меня огромное уже количество написанных песен. Их, наверное, штук сто. И сейчас остается только это все как-то собирать в кучу. То есть новые песни приходят по кусочкам. Но я еще пока не совсем готова с ними работать. Потому что сейчас очень много всякого другого движняка, связанного с альбомом. Всякие там хитрые штучки, которые вы все увидите там. Вот. Так, про вдохновение, меня сейчас очень вдохновляет Роман Михайлов, например.
Л. Антонова: О! Меня тоже!
В. Краминова: Да? Замечательно! А вы знаете Романа Михайлова?
Л. Антонова: Роман Михайлов вдохновляет как режиссер или как писатель? Что тебе нравится?
В. Краминова: Как режиссер, и как писатель тоже. Ну, я вот сейчас читаю «Дождись лета и посмотри, что будет».
Л. Антонова: Потрясающая книга!
В. Краминова: Прекрасная, да. Да и вообще, все, что он делает, оно такое. И каждый фильм у него. Там такая радость в этих диалогах, вот этих напряжения слов, которые он создает. Это вообще очень, очень светло.
Л. Антонова: Круто. У нас, кстати, в книжном есть, насколько мне известно, книжки Романа Михайлова. Зайдите, посмотрите. Можно что-нибудь взять. Так. Ну, кстати, про ваше творчество: были запросы узнать про новый альбом. Я читала небольшое интервью по поводу «Щепок». И там как раз упоминается вот новый грядущий альбом. И ты там говоришь, что его бывшее название «Фатальный». А название, которое в итоге будет, скорее всего, которое, я так понимаю, уже есть, это «Поцелуйчик солнышка». Очень интересная смена настроения! Можно нам приоткрыть шторку небольшую, рассказать, что вы планируете сказать, новым альбомом?
В. Краминова: В общем, изначально вот это название «Фатальный альбом», там действительно в этом альбоме собраны такие, и очень серьезные песни, и местами тяжелые, местами они красивые и там, в общем, нелегко. Все это нелегкое и все действительно фатальное. Но в какой-то момент мне уже стало душно от этого названия, потому, что это «фатальный» альбом, «фатальные» песни. Было принято решение поменять название. Там как раз есть песня, которая называется «Поцелуйчик солнышка». Потому что этот поцелуйчик может быть и нежным, но может и обжечь, уколоть, убить тебя или наоборот, утешить. И это все — наш альбом такой.
Л. Антонова: А какую музыку ты слушаешь?
В. Краминова: Сегодня я слушала Алексея Хвостенко. Хочу, кстати, сказать вам, может быть, наверное, это как бы много кто знает, но вот вы знаете, что песню «Под небом голубым», например, написал не БГ (признан иноагентом на территории РФ)? Потому что я смотрела фильм про Хвостенко, и он там говорил достаточно обиженно, что, ну, вообще-то там это средневековая музыка и стихи Волконского. В общем, я сегодня слушала как раз Хвостенко, и он очень-очень классный, очень хороший. Просто я уже давно собиралась его послушать. Там у него много всяких переводных песен, какие-то немецкие переводные. Английская переводная песня про живых улиток — вот я сегодня слушала. Там живые улитки. Еще что я слушаю? Ну, пока только вот Хвостенко приходит в голову. До этого мы слушали наш альбом, потому что мы его сводили очень долго. По 15 часов в день.
Л. Антонова: А когда будет в итоге альбом?
В. Краминова: 1 марта. Да, уже совсем чуть-чуть. Еще до этого будут выходить две песни. Заранее. Типа два сингла.
Л. Антонова: Можно какую-то рекомендацию дать из твоей музыки людям, которые вообще никогда ничего не слышали? Вот они случайно тут оказались сегодня, и ты им советуешь песню, и они прям сегодня ночью, или если не в состоянии, то завтра утром слушают и погружаются в творчество.
В. Краминова: «Мы сегодня дома».
Л. Антонова: Ну неет! Это не считается.
В. Краминова: Это входной билет в творчество Хадн Дадн! Нет, ну чтобы в душу прям залезло, можно послушать «Дарсонваль», например. Или можно «Куда зачем», чтобы встряхнуться. Вот, наверное, такие.
Л. Антонова: Страшная песня, кстати.
В. Краминова: Она такая, да. Случайно такая получилась. И страшная, и такая сумасшедшая тоже. А вот «Щепки» — как это возникло? Это же просто фрагменты текста.
В. Краминова: Вот как у рэперов есть луперы и лупы, и они на этом лупе тусуются и что-то наслаивают. Вот я также просто ходила с телефоном и наслаивала, потому что мне было... Короче, мне очень нравилось сочетание нот и разных тембров голоса. И в общем, я этим очень увлеклась. И ходила и наслаивала. И вот наслоила там 10 песен сначала. Потом еще. Потом прошло время, я там еще чуть-чуть понаслаивала. Потом уже в телефоне это было невозможно делать, потому что было очень много дорожек. Я уже пересела за компьютер и делала там. И в итоге вот так вот получился альбом. И мне кажется, что эта история будет еще повторяться. Потому что таких кусков очень много. Типа куски, которые приходят и которые не могут стать песней, но могут стать таким типа вокально-симфоническим произведением, когда много-много всего происходит. Этот жанр будет развиваться.
Л. Антонова: Хорошо, а почему «Щепки»?
В. Краминова: Кусочки!
Л. Антонова: Почему не «Кусочки»?
В. Краминова: Ну, потому что кусочки и щепки это разные вещи. Ну, и щепки это часть чего-то, часть большого бруска какого-то. И все они как бы часть такого щепочного бруска. Деревяхи.
Л. Антонова: Круто! Зодчество!
В. Краминова: Зодчество, все-таки, да!
Л. Антонова: Наверное, последний мой вопрос тогда. Вот. Говорила сегодня ты о том, что тебя вдохновляет. Что бы ты посоветовала людям, которые не занимаются, например, пением, у них нет группы, у них там, ну, есть какое-то свое дело, но у всех бывают моменты, когда руки опускаются, особенно сейчас много происходит событий, в связи с которыми хотят руки опуститься. Что можно поискать, попробовать, почувствовать, пощупать для того, чтобы обрести какие-то новые силы?
В. Краминова: Мне кажется, важно очень ездить на природу. Всегда. Природа — это сила. Там леса, поля — природы просто куча вокруг. И на самом деле, чтобы доехать туда, не требуется каких-то больших усилий. Надо просто тепло одеться и пойти блуждать в любую погоду, даже в самую мрачную. В лесу всегда будет отлично, мне кажется. Или возле какого-то большого водоема. Когда еще вот сейчас все будет подтаивать, можно будет съездить там на озеро, на Дзержинский карьер даже, пока там нет купальщиков этих ужасных.
Л. Антонова: Хорошо, спасибо большое! Давайте, можно задавать вопросы. Вот сюда вот подходите, в микрофон. Я жду. Обязательно должны быть вопросы.
Зритель 1: Добрый вечер! Вопрос у меня такой. Ваша музыка звучит много в сериалах сейчас и в фильмах используется. Все я не назову, но точно слышала, даже если человек, например, увидел трейлер и знаком, он такой подумал: о, круто. И вопрос человеку, который связан с режиссурой в том числе. Есть ли какие-то проекты, которые очень нравятся или режиссеры, с которыми бы хотелось поработать и вот услышать в их фильмах, в их сериалах свою музыку? Вот что-то такая мечта была.
В. Краминова: Мечты, наверное, такой, ну, не знаю, честно, просто я как раз недавно думала про то, насколько музыка вообще сильный инструмент, когда речь идет о кино, об этих пластах. Потому что даже если ты видишь какой-то бесхребетный фильм, а потом появляется трек, то это все вообще меняется и там у тебя могут даже слезы выступить. Ну, вот Роман Михайлов, например. Сейчас я еще что-нибудь подумаю, когда у меня мозг отойдет от Романа Михайлова. Куча же других режиссеров. Ну, вот, не знаю, братья Сафди, например. Ну, короче, у больших режиссеров хочется, конечно, чтобы звучала музыка, но для этого нужно создать такую музыку, которая подошла бы этому фильму.
Зритель 1: Все впереди! Спасибо.
Зритель 2: Варвара, здравствуйте! Такой необычный вопрос: часто ли вы ходите в Ривгош и посещаете ли вы Золотое Яблоко?
В. Краминова: Ну, я, на самом деле, сейчас больше по Подружке стала. Потому что Подружка всегда радует и поражает. И там она действительно... Мы вот обсуждали с моей подружкой Любой, что она действительно тебе руку на плечо кладет. Ты каждый раз туда заходишь, и там шипучки, блестки — все есть.
Зритель 2: А еще хотел тоже по поводу режиссуры. Вам нравится Лантимос, как режиссер, если слышали?
В. Краминова: Я очень жду этот фильм «Бедные несчастные», чтобы его посмотреть. А так, а до этого что он снял?
Зритель 2: «Лобстер», «Фаворитка», «Убийство священного оленя».
В. Краминова: Вот мне понравился фильм про эту женщину, которая жила вместе с королевой! «Фаворитка» мне очень понравилась. А «Лобстер» мне не понравился, потому что мне показалось, что он какой-то такой немножко пустой. А вот «Фаворитка», наоборот, очень мне зашла.
Зритель 2: Посмотрите «Клык» еще!
В. Краминова: «Клык» я смотрела. Не в моем вкусе. Ладно.
Зритель 2: Ладно, ну «Бедные несчастные»…
В. Краминова: А вы уже посмотрели?
Зритель 2: Нет, мне приятель рассказывал, что там весь фильм насилуют Эмму Стоун.
В. Краминова: Да?
Зритель 2: Да, он такой извращенческий очень.
В. Краминова: Будем следить!
Зритель 3: Привет. У меня вопрос такой. Я, можно сказать, начинающий музыкант. У меня скоро тур через месяц. И я хотел у тебя спросить. Вот самый первый тур. Что было сложно? Что бы хотелось знать перед этим туром? И какие советы, может быть, ты можешь дать?
В. Краминова: А сколько у тебя городов тур?
Зритель 3: Восемь.
В. Краминова: О! И концерты каждый день будут? Это уже второй.
Зритель 3: Нет, в течение месяца.
В. Краминова: Типа вы будете ездить на три, например, дня в неделю? Тогда... А ты поешь?
Зритель 3: Да, пою и играю.
В. Краминова: Тогда тебе совет — не курить табак, не пить алкоголь, чтобы голос звучал нормально. И еще нормально спать. Если будет возможность, надо спать, короче, без разгулов. Только так можно выжить нормально, провести тур и сохранить нервную систему.
Зритель 3: Окей. Хорошо.
В. Краминова: Окееей… как скучно!
Зритель 4: Варвара, Здравствуйте! Очень стесняюсь. Меня зовут Андрей Троицкий, а там сидит мой лучший друг Михаил. По счастливому стечению обстоятельств у него прозвище Хадн Дадн.
В. Краминова: Вааау!
Зритель 4: Мы ваши главные фанаты, естественно. Конечно. Имеете ли вы возможность усыновить нас? А, если нет, можно я вручу там... Михаил очень стесняется. Я стесняюсь чуть поменьше. Вручу вам. Михаил только что нарисовал вас. Можно?
В. Краминова: Да, спасибо! Прекрасно! С усыновлением не получится, а вот… да! Спасибо большое вам!
Зритель 5: Спасибо за выступление. Очень интересно было слушать. Два вопроса: С кем бы хотела записать совместный трек? И второй: хотела бы записать совместный трек с Шуфутинским?
В. Краминова: С Шуфутинским… На самом деле, я честно скажу, что я мало знакома с его творчеством. Но как я понимаю, это у нас шансон. Наверное, вряд ли. А вот если говорить про совместные треки, то хотелось бы сделать совместный трек с Аркой. Очень сильно.
Зритель 5: Артик и асти?
В. Краминова: Нет, Арка. Арка!!!
Л. Антонова: Спасибо большое! У нас была в гостях Варвара Краминова, Хадн Дадн. Аплодисменты очень громкие! Спасибо!
