17 февраля (н. ст.) 1646 г. указом шестнадцатилетнего царя Алексея Михайловича, к этому времени лишь полгода занимавшего московский престол, были резко изменены ставки акцизов на соль – товар, на продажу которого имелась государственная монополия. Ставки выросли с 5 до 20 копеек за пуд – это было довольно круто, однако вместе с этой мерой вводилась другая: отменялись ямские и стрелецкие сборы – довольно значительные и неприятные прямые налоги. В итоге, давление налогового пресса на основных налогоплательщиков несколько ослабло, однако последние это не слишком оценили, что привело, в свою очередь, к довольно значительным и неприятным прямым последствиям для страны и управлявшего ею слоя.
Здесь стоит начать с начала – то есть с описания общей ситуации в России на момент воцарения Алексея Михайловича. А она была крайне непроста. Царь был очень молод, его династическая легитимность - не для всех очевидна, а на передовые позиции в государстве именно в это время вышло поколение тех, кто родился уже после Смуты и кого сложно было призвать к смирению, апеллируя к воспоминаниям о безвластии 1611 года. (Что-то вроде нашей ситуации, как она сложится к 2012 г., примерно.) В общем, в этот период некоторой "задумчивости" в верхах, связанной, разумеется, со сменой персонального состава стоящей у государственного руля команды, самые разные социальные группы начали вслух заявлять о своем недовольстве существующим положением и о своих претензиях к другим социальным группам, разрешить которые могла, понятно, лишь верховная власть. Для нас любопытно то, что все это происходило на фоне довольно спокойной, объективно – неплохой внешней обстановки. Страна ни с кем не воевала уже больше десяти лет, особых катаклизмов не происходило, хозяйство более или менее развивалось – казалось бы, живи и радуйся. Однако, люди, говоря нашим сегодняшним языком, склонялись именно в этот момент подвергнуть ревизии совокупность текущих социальных контрактов. Почему же? Потому ли, что, решив задачу выживания, наполнились уже амбициями развития? Или, наверное, потому что люди просто почувствовали себя обманутыми: контракт 1613 г., когда общество пожертвовало в пользу царской власти столь дорогой ценой обретенной эмансипацией, предполагал, что царская власть, обретя некоторый уровень неподконтрольности и авторитарности, на этом уровне и остановится. Увы, природа верховной авторитарной власти в России такова, что остановиться на своем пути к тоталитаризму она не в силах, если только кто-то не противится этому извне. (С этим же мы, кажется, вновь столкнулись и после 2000 г., не так ли?) Иначе говоря, в отношениях с подвластными высшая власть в России традиционно недоговороспособна. (Договороспособны ли в этом же отношении сами подвластные, мы сейчас обсуждать не станем.)
То есть режим царя Михаила с первого своего часа и до последнего систематически гасил проявления инициативы и самоопределения у своих подданных. Каковые почувствовали, что без их вмешательства это движение по наклонной плоскости продолжится и после смены монарха.
Итак, с середины 40-х годов всякий стремился заявить о своих проблемах и противоречиях: мелкие землевладельцы – о притеснениях от крупных, провинциальные – от московских, стрельцы, пушкари и прочие служилые "по прибору" – о злоупотреблениях начальства и нерегулярности жалования, местные купцы – о привилегиях иностранных купцов, делающих торговые отношения неравноправными и т.д. и т.п. А кроме таковых демонстраций – подачи коллективных челобитных, посылки выборных представителей в столицу и пр. – люди стали пересматривать социальные контракты и делом. Путем разного рода массового самоуправства и разных форм ухода от налогов, например.
В итоге, верховная власть попала в очень сложное положение, что называется, на ровном месте: самый простой способ купировать ту или иную проблему состоит, как известно, в перераспределении в пользу самых недовольных некоторых денежных средств. (Знакомо и нам, не так ли?) Однако для этого пресловутые дополнительные средства надо сперва где-то взять – нефтяной трубы тогда, считай, не было, с заграницей, которую в принципе можно ограбить, был мир, и в этом случае остается единственный источник – налоги. Точнее – дополнительные налоговые доходы.
В принципе, средний уровень налоговых изъятий в то время был сравнительно невелик, однако резко увеличить их сбор было очень трудно в силу целого ряда соображений.
Во-первых, в силу крайне убогой техники обложения. В двух словах, состояла она в следующем. Налоговые обязательства в основном носили не персональный характер, а были приписаны к той или иной общине – крестьянской на селе или, скажем, той или иной слободы в случае посадского (городского) населения. Общий объем таких обязательств определялся исходя из количества налогоплательщиков на момент последнего писцового освидетельствования общины – которое происходило не каждое десятилетие. Имелись некие счетные единицы для расчета налоговых изъятий ("соха", "живущая четверть" и т.д.), но до некоторой степени все-таки объем платежа был традиционным – платили, как исстари заведено. А вот внутри общины, повязанной в плане налоговых обязательств круговой порукой, нагрузка распределялась уже исходя из решений местного самоуправления – в итоге все платили по разным ставкам, причем, богатые, как правило, платили больше: за бедных, беглых, умерших и пр.
Загвоздка, однако, была в том, что во многих городах слободы, платившие налоги исключительно в пользу царя, т.н. "черные", к 1645 г. существенно обезлюдели в сравнении с писцовыми книгами середины 20-х годов. При этом речь идет не о разорении и вымирании людей, а просто об их переходе в т.н. "белые" или "обеленные" слободы, основную часть налогов платившие в пользу частных владельцев. Этими частными владельцами обычно были наиболее крупные собственники русского государства, именно в силу своей мощи способные выдержать низкий уровень обложения своих слобод, что делало их весьма конкурентоспособными в сравнении с "черными" по части борьбы за налогоплательщика. И если в сельской местности миграция крестьян была затруднена целым комплексом законодательных и полицейских мер, то в городах процесс переселения из одних слобод в другие был технически вполне доступен. Он и происходил со сказочной быстротой.
В итоге, те, кто все-таки платил прямые налоги, несли сильно повышенную, относительно расчетной, нагрузку – порой превышающую платежеспособность налогоплательщиков. Благодаря этому росла недоимка – для иных, даже не самых бедных городов составлявшая до 80% налогового задания. В виду сложившейся ситуации, власти сперва пошли испытанным путем – ужесточив сбор. Подати выколачивали не в переносном, а в прямом смысле этого слова – практиковали массовые аресты зажиточных жителей, взятие заложников, батоги и прочее – что, понятно, не добавило популярности властям. В частности, мишенью дистиллированной народной ненависти стал Леонтий Степанович Плещеев, глава Земского Приказа – того самого, который "ведал" московские "черные слободы". Это был человек совершенно необузданный (за что даже побывал в ссылке), феерический коррупционер, склонный к насилию и прочим беззакониям. Другим предельно непопулярным чиновником в то время стал Петр Траханиотов – глава Пушкарского Приказа. Это также был предельно жесткий, жестокий и конфликтный администратор – потомок грека из окружения жены Ивана Великого, Софии Палеолог, приехавшего вместе с ней на Русь в конце пятнадцатого века. Этот человек, однако, вошел в историю как абсолютно неподкупный чиновник – столь редкая на Святой Руси птица, что осталась этим своим свойством в исторической памяти на века. Траханиотов, помимо прочего, был и шурином боярина Бориса Ивановича Морозова – "дядьки" молодого царя, его главного советника и фактического главы правительства страны в тот период. Собственно, Морозов также был тогда крайне непопулярной личностью.
Однако именно Морозову предстояло найти выход из создавшегося положения – и этот выход, как казалось, был найден. Идея налоговой реформы, переносившей центр тяжести сборов с прямых на косвенные налоги, то есть облагающей потребление, принято связывать с именем Назария Ивановича Чистого, одного из влиятельнейших чиновников, протеже Морозова. Это был весьма неординарный человек для того времени. Происходил он из довольно известного и сильного рода ярославских купцов, благодаря чему стал "гостем", то есть членом самой главной привилегированной корпорации торговых людей. По торговым делам Чистому приходилось бывать и за границей – он, в частности, стал фигурантом одного довольно громкого конфликта между русскими и немецкими купцами, послужившего поводом для податия царю челобитной с жалобами на излишне льготный статус иноземных купцов. Как бы то ни было, с начала тридцатых годов Чистой переходит на государственную службу – подобное хотя и случалось время от времени, но все-таки не было типичным видом рекрутинга чиновников в России семнадцатого века. Сперва Чистой служит в аппарате смоленского воеводы, а позднее переводится в центральное ведомство – Посольский Приказ – функциональный аналог нынешнего МИДа. Здесь Назарий делает хорошую карьеру – несмотря даже на иные весьма скандальные эпизоды. Так, в 1639 г. выявилась взятка общей стоимостью в 3000 ефимков (талеров), полученная им от голштинского посольства за обещание поспособствовать интересам этого герцогства. Голштинцы тогда развивали тему организации волжского транзита в торговле с Ираном – ради этого позднее впервые на территории России был построен современный парусный корабль "Фредерик"; построен - и своим ходом (с немецкой командой) спустился в Каспий, где погиб в бурю. Да и вообще, проект не реализовался – однако столь значительная цена взятки говорит о немалом аппаратном весе Чистого. 3000 талеров – это, грубо говоря, 1500 рублей, примерно 10 или 15 годовых денежных окладов Назария – не меньше. Вершины своей карьеры Чистой достигнет в самом начале 1648 г., когда он станет главой Посольского Приказа, Приказа Новгородской Чети (стандартное совмещение для того времени) и думным дьяком – то есть, членом Думы, хотя и самого нижнего из четырех возможных разряда. Но это будет потом, а пока, в феврале 1646 г. по предложению Чистого проводится то самое изменение налогообложения, с которого мы и начали свой рассказ. А вот что из этого вышло – смотрите во второй его части.
