Сама идея Назария Чистого – перенос центра тяжести налоговых сборов с прямых налогов на косвенные – была в то время вполне революционной: крупные страны Западной Европы пойдут по этому пути лишь десятилетия спустя, однако пойдут гораздо увереннее и, в конце концов, получат тот эффект, на который рассчитывали. Надо также заметить, что, в принципе, объективно интересы государства и его законопослушных граждан в ходе реформы совпадали – правительство пытается распределить налоги на большее число плательщиков, т. е. за счет повышения равномерности обложения снизить индивидуальную нагрузку. Кроме того, косвенные налоги вообще справедливее – кто больше потребляет, тот больше и платит. Казалось бы, сказанное должно обеспечить поддержку нововведений – тем более что текст царского указа о них содержал в преамбуле прямое обоснование принимаемых мер, выраженное вполне ясно и честно.
И все-таки реакция населения была совсем иной, чем думали в Кремле. Ибо, помимо рациональных материй, в общении с народом весомо всегда и иррациональное начало. Попробуем его смоделировать.
Во-первых, имеет место определенная асимметричность: отмена налогов воспринимается как само собой разумеющееся – чуть ли не как личная заслуга налогоплательщиков. А вот повышение соляного акциза – как несправедливость, ущемление прав, причиненное государством. Мы, в принципе, и сейчас склонны все улучшения нашей жизни относить за наш собственный счет, а во всех ухудшениях винить сторонние силы, не правда ли?
Во-вторых, имел место естественный рефлекс шокового отказа от потребления – это мы тоже знаем по себе: резко подорожавшую вещь покупать рука долго не подымается. Тем более что у многих имелись запасы – как знать, не было ли здесь даже утечки инсайдерской информации? Следует понимать, что соль – это в те времена была не только вкусовая добавка, но и главный консервант при отсутствии холодильников. А значит, входила в состав стоимости многих перемещаемых пищевых продуктов – мяса, рыбы и пр. То есть в первые месяцы, до того, как цепочка неизбежного подорожания дошла до своего естественного конца, страну накрыла волна катаклизмов – на складах гнили сотни пудов непросоленной рыбы, в пустых лавках отсутствовало мясо, а то, что имелось, из-за дефицита взлетело в цене гораздо сильнее, чем того требовало подорожание просолки и т.д. В принципе, властям надо было просто выждать время, не делая никаких резких шагов. Также властям следовало проявить твердость по отношению к многочисленным и порой весьма влиятельным просителям соляных льгот. Зачастую прошения выдвигались в форме заявок на право, допустим, вываривать сколько-то соли для собственных нужд – ну, а мы с вами уже по опыту нашего времени хорошо знаем, как работает такое игольное ушко, способное пропустить сквозь себя любого верблюда.
Короче, правительство дрогнуло. Растеряв за два десятилетия спокойного бытия психологический навык проведения в жизнь непопулярных мер и не вполне адекватно понимая масштабы и характер всеобщего недовольства властью, оно приняло решение отыграть реформу назад. Но даже этот неправильный шаг оно сделало неправильно! (И что характерно – ничему при этом в плане техники реформ не научилось: так же будут годы спустя отыграны назад реформа оборота алкоголя, реформа наличного денежного обращения – и только церковная реформа, породившая знаменитый Раскол, будет проведена до конца, жестко, грубо и бескомпромиссно – при том, что именно ее-то и стоило отыграть назад или уж, во всяком случае, сильно скорректировать.)
В декабре 1647 г. акцизы на соль вернули к дореформенному уровню. Однако, нужда в деньгах осталась и правительство Морозова не нашло ничего лучше, чем потребовать уплаты стрелецких и ямских денег за то время, когда эти сборы были отменены, т.е. примерно за два года. Да, это традиция русского государственного управления – перманентная пересдача карт во время игры. Но все-таки данное придание обратной силы налоговому закону возмутило людей несказанно, а в сочетании с последовавшим возвратом к интенсивным силовым методам взыскания недоимок породило вполне стройный фокус народной ненависти: эти люди из царского окружения сперва придумали налог на соль, чтобы обогатиться, потом стали собирать старые налоги – и все ради личного обогащения, зачем же еще?! Ну, а молодого царя они просто держат в неведении относительно реальной жизни и реальных проблем. (Последнее, в общем, до известной степени соответствовало действительности.) Тучи сгустились необычайно – и грядущая гроза стала лишь вопросом времени.
Гром грянул в конце весны 1648 г. В мае недавно женившийся царь вместе с супругой – Марией Милославской (ее родная сестра являлась, кстати, женой Б.И. Морозова) - покинул столицу ради богомолья в Троице-Сергиевом монастыре. В его отсутствие брожение в Москве приняло критические размеры – среди посадских жителей циркулировали различные петиции с жалобами на Л. С. Плещеева. Первая попытка вручить эти челобитные царю имела место 1 июня, когда царский поезд возвращался в Москву. Попытка не удалась, и несколько человек было арестовано. Повторили ее в тот же день, когда толпа встретила поезд царицы – здесь события приняли более решительный характер, и в сопровождающих полетели камни. 2 июня во время возвращения царя с крестного хода в Сретенский монастырь толпа сумела оттеснить охрану и сопровождение и пробиться непосредственно к царю – иные, говорят, даже повисли на узде царского скакуна. В сущности, это и был момент истины для Алексея Михайловича – настоящее начало его правления: обретение понимания, что царская должность - это не только богомолье и ястребиная охота… Короче, царю пришлось лично говорить с челобитчиками – пообещав им рассмотреть их петиции и распорядившись об освобождении схваченных накануне. Это была первая победа – почувствовав свою силу, толпа ворвалась в Кремль - и тут… и тут на ее сторону перешли стрелецкие караулы, которым Морозов приказал зачистить от посторонних лиц режимную территорию. Положение власти разом стало аховым: к восставшим были посланы знатные парламентеры, которых, однако, едва не убили. Вместо переговоров "чернь" занялась много более приятным и полезным делом – было разграблено несколько десятков дворов бояр и других значительных людей. В частности, люди ворвались в усадьбу Морозова и растащили наполнявшие ее предметы – кое-что из морозовского добра даже было пожертвовано грабителями в церкви! В тот же день в своем доме был убит Назарий Чистой – накануне он упал с лошади (!) и лежал в постели – возможно, именно это помешало ему спастись. В общем, ему тут же припомнили соляную реформу, а найденная в доме малая государственная печать возбудила слухи об "измене" думного дьяка. На следующий день погромы продолжились, а общение с властями уже приняло вполне ультимативный характер: народ требовал смещения Морозова, Плещеева и Траханиотова, а также довольно эффективно препятствовал созыву на защиту царя дворянского ополчения. Лишенное военной силы царское окружение судорожно искало посредников для диалога с мятежниками – и такими посредниками стала-таки тогдашняя боярская оппозиция – те, кого Морозов оттеснил от власти.
Вождями ее стали довольно популярные у московского люда царский родич Н. И. Романов и князь Я. К. Черкасский. Эти люди и начали переговоры, исподволь стремясь к собственной цели – удалению Морозова и его людей от власти. Как бы то ни было, царская сторона сразу же пошла на уступки: думая отделаться малой кровью в прямом смысле этого слова, сперва "сдали" Плещеева. Утром 4 июня палач вывел его на Красную площадь – однако, толпа решила сама получить удовольствие, и несчастного боярина забили камнями раньше, чем он достиг плахи.
Но этой жертвой мятежники не насытились – к тому же, в Москве начался мощный пожар, традиционный спутник каждой доброй замятни. В пожаре, как водится, обвинили Морозова, после чего градус радикализации достиг предела: Траханиотов бежал из Москвы, а последовавшего его примеру Морозова принудили вернуться, и ему насилу позволили спрятаться в царских хоромах. Теперь у царя Алексея заступников не осталось вовсе. И тут он совершил, наверное, самый отчаянный поступок в своей вполне ламинарной, главным образом, жизни. Выйдя на дворцовое крыльцо, он выступил перед собравшимся народом – произнес кроткую речь, едва ли не со слезами, обещая удалить Морозова от дел и прося сохранить ему жизнь. А на съедение восставшим была отдана очередная жертва – специально посланный князь Пожарский настиг в Троице-Сергиевом монастыре Траханиотова и в позорной телеге стремительно вернул его в Москву. Уже 5 июня ему осекли голову "за многие вины, измену и поджог". Впоследствии его реабилитируют – но вот конфискованное имущество не вернут. Что, впрочем, не помешает представителям этого рода занимать в управлении страной весьма важные, преимущественно финансовые позиции. (В общем, можно сказать, что отдача бояр на съедение восставшей черни – довольно традиционная царская забава на Руси: в 1547 г. молодой Грозный отдал мятежникам своего дядю Василия Глинского, а позже, в 1682 г. во время Хованщины под раздачу пойдет сразу несколько родственников малолетнего царя Петра.)
Царь слово свое сдержал: Морозов был отстранен от дел, и был дан старт довольно интенсивному процессу замены его людей в администрации государства людьми Романова и Черкасского. Царский дядька еще попытается вернуться в политику, купив поддержку московских стрельцов, однако обретет неудачу и уже 12 июня отправится из столицы в Кирилло-Белозерский монастырь "на богомолье". Фактически, это была ссылка и политическая смерть.
Но кризис разрешила не эта мера. И даже не объявленный новым правительством отказ от взимания недоимок задним числом. Определяющим стало решение о созыве Земского Собора – наиболее всеобъемлющего на тот момент вида народного представительства – с известными оговорками дающего возможность высказаться всем вовлеченным в конфликт категориям населения. Он был собран в Москве 16 июля, и основную массу делегатов на нем составили те самые челобитчики, что съезжались в столицу со своими петициями до и во время Соляного бунта. Именно на этом Соборе было принято решение создать комиссию – Уложенный Приказ, – призванную разработать и кодифицировать новый свод общегосударственного законодательства, гармонизирующий интересы разных социальных групп. Это и было сделано, и Уложение 1649 г. послужило основой законодательства Российского государства вплоть до 1917 г. Но это уже тема другой истории.
