Российские СМИ активно обсуждают так называемый Проект «70/70» и основные задачи, которые, по их мнению, встанут перед администраторами выборов при попытке выполнения этого проекта.
Ряд положений этого обсуждения имеет интересные аспекты, которые, однако не оценены еще в достаточной мере. Такое мнение высказал в беседе с «Полит.ру» обозреватель Андрей Щербаков, анализирующий тему «70/70».
«Средства массовой информации активно обсуждают Проект «70/70», начало чему положили мы на «Полит.ру». Но, естественно, разговоры уже заходят существенно дальше, чем это можно было предположить недели две назад. Так, в частности, сегодня, газета «Коммерсантъ» опубликовала большой материал, в котором утверждает, что одной из приоритетных задач предстоящей кампании будет мобилизация потенциала государственных корпораций.
Известие это понятное – еще в конце пятницы мы из своих источников знали о чем-то подобном. Известие это ожидаемое, поскольку и Сергей Владиленович Кириенко, и Александр Дмитриевич Харичев как руководитель блока, и их ближайшие сотрудники умеют работать в государственной корпорации и понимают, как там устроен механизм взаимодействия с персоналом и механизм установления обратной связи. Однако каждое решение имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Поэтому та версия предстоящих событий, которая изложена «Коммерсантом» и которая уже начинает обсуждаться в публичном пространстве, не может быть идеальной – о чем мы и хотим сказать несколько слов.
Первое обстоятельство, на которое следует обратить внимание, – это то, что, как мы много раз говорили, цитируя Алексея Константиновича Толстого, «есть мужик и мужик». То есть, есть корпорации и корпорации. А именно: есть Росатом, который нельзя сказать, что один такой, но который, в общем, на особом счету. Поскольку люди там работают с очень серьезным образовательным цензом. Производства там такие, что надо думать головой, иначе не оберешься, скажем осторожно, хлопот. Пространственная локализация предприятий довольно непростая, что налагает на себя дополнительные особенности во взаимодействии с тем или иным проектом, той или иной территорией. А есть другие корпорации.
Есть, например, корпорация Ростех. Ни в коем случае не желая кого-то уязвить, скажем, что корпорация эта неоднородна и куда как более сложно организована, нежели корпорация Росатом. А есть, например, компания «РДЖ», в которой есть замечательная история, связанная с регулярностью и управляемостью, но в которой практически отсутствует внятная политическая или околополитическая история.
Есть какие-нибудь «Северные верфи» и ряд корпораций военно-промышленного комплекса, которые всем хороши, но сложно мобилизуемы. И есть, например, нефтяные компании, которые и вовсе находятся на особом счету, так как делают значительную часть ВВП, и всякое дополнительное социальное обязательство значительной частью их персонала, полагаю, воспринимается очень и очень нервно.
У меня, например, был опыт работы с крупными рыбопромысловыми компаниями. Потрачены были огромные трудовые, временные и прочие ресурсы и даже был достигнут какой-то результат – лучший по сравнению с предыдущими периодами. Но с точки зрения здравого смысла и того, какие ориентиры ставились перед этим сегментом бизнеса, гора родила мышь.
Для чего все это говорится? Говорится это для того, чтобы напомнить: гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Последние десять лет или чуть меньше проходили под знаком постепенного, но неуклонного сокращения участия крупного корпоративного бизнеса в политической жизни страны. Доходило до того, например, что когда на выборы в Государственную Думу (не эти, а предпоследние) мои коллеги заезжали в одно из подразделений «Северстали», их просто аккуратно разворачивали, когда они говорили о том, что надо бы поучаствовать и помочь партии власти. И этот случай не был единичным.
Да, все понятно, все ситуативно. Возможно, тогда, в тех конкретных обстоятельствах такой-то партии на такой-то территории не нужно было помощи и, скажем так, не было команды помогать. Но, тем не менее, многое разворачивается на моих глазах и на глазах моих более искушенных коллег, и никто не даст соврать: то, как работалось и каких успехов добивались в, предположим, 2003-2005 годах и в 2013-2015 годах, ни в какое сравнение не идет. Поскольку машинизация прибыли приводила к деполитизации хозяйственных процессов.
Понятно, что для собственника главное – получить максимальный экономический результат. Любое отягощение его очень сильно напрягает – и не может не напрягать. Тем более, что много раз на всех уровнях по крайней мере предыдущая администрация говорила, что хозяйственное у нас – само по себе, а политическое – само по себе.
Сегодня мы приходим к чему-то другому. Задача организаторов, администраторов процесса, понятна: они полагают (и, наверное, справедливо), что необходимо просто привести максимальное количество людей к урнам для голосования, а с тем рейтингом, который есть у первого лица (а главное, что произошло, пока мы с вами говорили о проекте, – это что первое лицо нашего государства вроде как определилось со своим следующим сроком), агитация уже не нужна. То есть, люди просто приходят к урнам, а голосование как бы идет само собой. Процесс агитации как таковой упраздняется, и на его место приходит процесс мобилизации.
Но и здесь нас ждут, скажем так, несколько очень серьезных подводных камней. Подводный камень номер 1 заключается в вопросе «А кто будет контролировать мобилизацию?». Кто и как будет отслеживать процентовку тех людей, которые должны прийти и пришли в день голосования туда, куда им было сказано? Дело не в фамилиях и не в персональной ответственности – мол, здесь начальник цеха, здесь начальник участка, а тут начальник смены. Дело в том, что это в наших условиях, конечно же, приведет к массовым нарушениям того, что сегодня является избирательным законодательством. И все усилия, которые предпринимает Центральная избирательная комиссия во главе с Эллой Памфиловой, пойдут прахом, поскольку должной мерой законопослушности и правильного исполнения избирательного законодательства тут и пахнуть не будет.
Потому что производственники – грубые люди, своего рода армия. Им сказано тогда-то сделать то-то, и они так и будут делать, совершенно не обращая внимания на то, что в каких-то бумажках написаны какие-то буквы, которые что-то им запрещают. Они отвечают за результат головой и, в известном смысле, своей зарплатой. И это куда важнее, чем сухая ткань юридических процедур.
Вторая история, которая возникает, когда мы говорим о корпоративной мобилизации, – это история так называемых «закрытых» избирательных участков. Это отдельная песня, которая была очень популярна в середине предыдущего десятилетия, когда просто-напросто, в силу разных обстоятельств, для того, чтобы добиться той или иной цели, избирательные комиссии по договоренности с руководством того или иного предприятия, комбината, подразделения, выдавали разрешение на организацию избирательного участка на производстве. Что создает практически неограниченные возможности для манипуляций.
У меня коллеги в свое время любили рассказывать историю о том, как они проиграли выборы на большом сибирском избирательном участке, где было, по-моему, около 120 тысяч избирателей. И проиграли они, вы будете смеяться, 43 голоса. А проиграли потому, что, в общем-то, выиграли, но у их соперника было два «закрытых» избирательных участка на одном из целлюлозно-бумажных комбинатов, куда не имел доступа никто, кроме дирекции и внутренней охраны. Ребята из его команды находились на телефонах со своими коллегами в избирательной комиссии, и как только узнавали, что у подопечного моих друзей появилось, условно говоря, 100 голосов, быстренько «добрасывали», чтобы у их подопечного было 120. И так делали пять или шесть раз.
В результате, конечно, человек, у которого в досягаемости был «закрытый» избирательный участок, не то чтобы убедительно, но выиграл. И эта история не единична. О ней надо помнить: не надо думать, что кто-то, в том числе в так называемом Политбюро 2.0, будет искать какие-то долгие пути решения задач. Самый простой и эффективный способ решения такой задачи – это создание «закрытых» избирательных участков и практически полное игнорирование современного избирательного законодательства.
Ситуация, в общем, понятна: думаю, что в течение полугода нас ждут достаточно существенные корректировки того, с чем мы имеем дело на предстоящих выборах. Я думаю, что в законы или подзаконные акты будут внесены необходимые изменения, которые позволят максимально широко использовать административный ресурс именно в том понимании административного ресурса, о котором мы только что говорили. Однако приведет ли это к увеличению легитимности? Не знаю. Скорее, нет. Можно ли исключить подобные истории? Наверное, можно, но это потребует очень серьезных издержек, связанных с контролем выборов. Готова ли на это наша избирательная комиссия? Посмотрим.
Но что это мы все о плохом да о плохом? Есть и хорошее. Решение использовать корпоративный фактор очень верно аппаратно. И с этой точки зрения Сергей Владиленович, безусловно, выигрывает. Поскольку то, что до определенного момента Х являлось только сферой его ответственности, теперь будет являться сферой ответственности и в том числе других людей, которые ничуть не менее Сергея Владиленовича заинтересованы в сохранении хороших отношений с первым лицом.
Более того: у него и, так скажем, у его коллег появляется прекрасный стимул к созданию тех или иных предизбирательных, избирательных и постызбирательных коалиций, содержанием которых будет являться степень отмобилизованности и готовность к демонстрации именно того результата, который нужен администраторам выборов.
А это говорит о новом руководителе внутриполитического блока не просто как об опытном чиновнике, но и как об опытном чиновнике, прекрасно понимающем, где, когда и в каких обстоятельствах ему приходится работать. С чем мы Сергея Владиленовича в очередной раз и поздравляем», – сказал Андрей Щербаков.
