После вчерашнего задержания мэра Волгограда Евгения Ищенко, кажется, можно говорить о том, что в России возникла новая административная ситуация. Данный скандал, очевидно, может быть интерпретирован как тенденция, начатая арестом избранного губернатора Ненецкого автономного округа Алексея Баринова. Горячая ситуация и в Челябинске – там осуждены или находятся под следствием чиновники уровня замгубернатора. Новое в том, что руководители уровня губернатора и действующего мэра областного центра теперь могут попасть за решетку.
Это позволяет снова поставить интригующий вопрос о том, кому принадлежит Россия, как можно описать политический класс, стоящий за спиной Владимира Путина.
До последнего времени даже самые одиозные губернаторы при смещении с должности получали отступные административные позиции, и это правило могло распространиться и на бывшего саратовского губернатора Дмитрия Аяцкова, если бы он не вел себя после отставки так вопиюще глупо (перед возможным назначением послом в Белоруссию он посоветовал Лукашенко “перестать дуть щеки”). Мэров небольших городов у нас арестовывали, в том числе и в последнее время (в этом году уже задержали главу Мценска), но это не были фигуры федерального значения. Арестовывали бывших губернаторов, заводили дело на губернаторов действующих и арестовывали их заместителей, но все же есть ощущение определенного качественного скачка.
В логике эскалации значения ФСБ и прокуратуры в разрешении конфликтов во власти-бизнесе из политической симметрии можно было бы ожидать в дальнейшем и громких отставок в федеральных органах власти на уровне министров. Логика политической кампании требует атаки на “преступное чиновничество” по всему фронту.
Впрочем, рисуя любую тенденцию, следует видеть и очевидные различия в конкретных случаях.
Обвинения Евгению Ищенко формально связаны с сокрытием оборота “Волгоградских коммунальных систем” и с лоббированием фирмы “Тамерлан”, имеющей франшизу торговой сети “Пятерочка”. В это наборе, в принципе, нет ничего выдающегося: в нашей системе в число инструментов местной власти обычно входят и способы довольно свободного распоряжения деньгами некоторых компаний, и распоряжение землей и коммуналкой. Тип обвинений не отличается от таковых в Челябинске или в Ненецком округе, и не они являются содержанием конфликта.
Алексей Баринов – последний губернатор, избранный прямым голосованием, – не проявлял особого уважения к центру. Он сопротивлялся инициативе объединения зажиточного Ненецкого округа с менее богатой Архангельской областью. Кроме того, Баринов не повлиял на решение местных парламентариев относительно фигуры сенатора. Мы имеем дело с прямой фрондой центру, но наказанной по-новому.
Ситуация Евгения Ищенко немного иная. Он был втянут (или втянулся) в целый ряд элитных конфликтов в самом регионе: конфликты с Волгоградским губернатором коммунистом (но это – обычно), с местным отделением “Единой России” (что логично – одно из важнейших мест регионального согласования бизнес-интересов)... Понятно, что ФСБ без политического решения в Москве вряд ли бы стало вмешиваться в региональные споры, следовательно, местный конфликт дал хороший повод для демонстрации новой ситуации в управлении страной.
Здесь случай, похоже, сливается с многочисленными и многосторонними конфликтами бизнес-элит в Челябинске и указывает на то, что новая, в том числе силовым образом утверждаемая, система власти в регионах с губернаторами-назначенцами и с “Единой Россией” в роли административного места для согласования интересов порождает ряд проблем.
Первая проблема – нестабильность. Отказ от старых правил игры – с выборами, избирателями, неприкосновенностью ряда фигур – породил ситуацию нового энергичного, почти революционного передела власти и влияния. Отдельные группы в регионах имеют иллюзию, что за счет хорошей игры за местную “Единую Россию”, за силовиков и за губернатора можно получить решающее преимущество и нагнуть другие группы.
Данная ситуация стимулирует вовлечение силовиков и московских лоббистов в различные конфликты, но не видно, в какой момент это приведет если не к улучшению, то хотя бы к стабильности в управлении на местах. Потому что, вообще-то, не ясны правила игры. Так что можно прогнозировать увеличение вмешательства силовиков в конфликты при потере контроля над процессом.
Есть политические системы, где охота на чиновников является частью более или менее стабильного политического устройства. Пример – Италия с ее чрезвычайно сильной судебной системой, взращенной на борьбе с мафией и противостоящей администрации. Но наша ситуация иная: силовые органы развращены, устроены как специфический административный бизнес, и ни один из участников не может заранее спрогнозировать, чем обернется вовлечение прокуратуры или ФСБ в местный конфликт, кто именно сядет. Опять же непонятны правила и принципы. Не исключено, что сядут все.
Все, да не все. Здесь мы возвращаемся к теме “Кому принадлежит Россия”. Понятно, что если смотреть по должностям и позициям, то окажется, что неприкосновенного класса уже нет. Но это не так – дело не в позициях. Атака на олигархов пока остановилась, а не пострадавшие крупные компании интенсивно получают все лучшие возможности для международной легитимации собственных капиталов – ТНК, экс-владельцы “Сибнефти”, теперь “Северсталь”. И это – фантастическая победа дела крупного бизнеса России, достойное завершение пятнадцатилетней истории распределения советской собственности.
Тот же принцип мы, вероятно, увидим и в части большого административного бизнеса, связанного с регионами. Будут показательные дела, будут конфликты внутри бизнес-административного класса. Но правящий класс, занимающийся переводом советских ресурсов в конвертируемые, очищаясь от несистемных и строптивых попутчиков, только сплачивает свои ряды в борьбе.
