Смею предположить, что даже если бы не случилась трагедия с Сергеем Магнитским и если бы не нашлось Билла Браудера, одержимого идеей наказать тех, кто убил его юриста, при существующих сегодня в России порядках и при той динамике, которую имеют сегодня отношения России с Западом, законопроект, аналогичный Акту Магнитского, все равно был бы принят, хотя, возможно, носил бы другое название.
Дело Магнитского одновременно высвечивает и затуманивает суть конфликта, реакцией на который и стало практически единодушное принятие Конгрессом и Сенатом США законопроекта, носящего имя Магнитского. Это дело, ужасающее своими трагическими подробностями, стало одновременно символом безысходной, заскорузлой и непроходимой тупости системы правления, не способной во имя собственного же самосохранения ни на какую гибкость, не способной признать частность во имя спасения целого. Дело ведь не в Магнитском, в конце концов, а в общей тенденции, которую оно выражает и на которую на самом деле Запад в силу особенностей своего идеологического строя не может не реагировать.
Суть конфликта между Россией и Западом носит сквозной характер и проходит сквозь толщу веков. Где-то там, в глубине нашей истории остался Герцен с его «Колоколом» и охранка с ее потугами если не достать Герцена, то хотя бы разорить. Где-то здесь, совсем рядом, - Магнитский, а посередине ГУЛАГ и диссиденты. Что их объединяет? То, что во всех этих случаях Россия последовательно отрицала право Запада задавать ей вопрос о соблюдении прав человека, ссылаясь на свой суверенитет, а Запад отстаивал свое право ставить этот вопрос, невзирая на российский суверенитет. Конфликт этот при сохранении существующих политических констант не может быть исчерпан, он может только менять свои формы. Акт Магнитского – это современная форма дискуссии между Россией и Западом по вопросу о правах человека.
Собственно, Запад не горит желанием вмешиваться в дела России. Политическому и экономическому истеблишменту, по большому счету, абсолютно все равно, что происходит в России с правами человека вообще и с делом Магнитского в частности. Более того, смею предположить, что многие «сильные люди» Запада мечтали бы жить в путинской России, которая предоставляет богатому и особенно очень богатому человеку невиданные возможности по сравнению с его «жалким» существованием на Западе. Одна дешевизна российского правосудия чего стоит. Но сама природа западного общества, в том числе США, такова, что оно не может игнорировать эту проблему. Независимый суд и свободная до отвязности пресса являются теми «погонялами», которые толкают элиту западного общества в капкан Акта Магнитского.
В Кремле не могут этого понять и рассматривают Акт Магнитского как исключительно недружественный шаг, продиктованный корыстным намерением коварного Запада подвесить Россию еще на один крючок, чтобы удобнее потом ее было потрошить. Похоже, в России до последнего не верили, что этот закон будет принят. Непонимание природы процесса рождало иллюзорные надежды, что можно запугать, подкупить, обмануть Палату представителей, Сенат и даже американскую Администрацию и заставить их отказаться от этой затеи. Они бы рады на самом деле отказаться, но не могут. Запад только потому и стал Западом, что все время держался своих идеалов. Хорошо это или плохо – другой вопрос, но западное общество идеологически заряжено гораздо круче, чем СССР во времена коммунизма. И тот, кто не в этом мейнстриме, не имеет шансов долго просидеть в том же Конгрессе.
Еще одно заблуждение - связывать Акт Магнитского с «холодной войной». В определенном смысле слова принятие закона Магнитского, как в свое время и принятие закона Джексона-Вэника, свидетельствует как раз об обратном – об отходе от принципов «холодной войны». Поправка Джексона-Вэника, между прочим, была принята в период «разрядки» и кратковременного потепления в российско-американских отношениях, предваряла Хельсинкское соглашение. Когда шла «холодная война», общения практически не было, соответственно не было и его ограничений. Когда появились позывы к оттепели, встал вопрос о том, на каких условиях Запад готов общаться с Россией. Законопроект Джексона-Вэника эти условия обозначил. По сути, он помимо воли его создателей и помимо воли его противников (которые тогда, как и сейчас, доминировали в американской Администрации) стал флагманским кораблем, в фарватере которого выстроилась вся политическая правозащитная философия США.
С падением Берлинской стены, а потом и распадом СССР поводы, породившие принятие поправки Джексона-Вэника, вроде бы отпали. Россия формально признала универсальность прав человека, стала участником великого множества международных соглашений, набрав уйму невыполнимых обязательств. Но консервативный инстинкт американских законодателей все мешал им покончить с этим рудиментом эпохи «разрядки» (а вовсе не «холодной войны»). Дело ограничилось тем, что этот закон превратился в «спящий», из года в год на его действие накладывался мораторий. Практического экономического значения он не имел. Он стал идеологическим символом, напоминанием о том ружье, которое может в нужный момент выстрелить. И момент настал.
К 2012 году политика реставрации, проводимая Кремлем, практически привела к восстановлению всех советских постулатов в отношении прав человека и к соответствующей правоприменительной практике. Конечно, с поправкой на криминальную природу современной российской государственности. Это стало серьезным идеологическим вызовом для Америки и для Запада в целом. Как уже было сказано выше, сама природа западного общества не позволяет ему игнорировать подобного рода эксцессы, где бы они ни случались. В то же время, Западу необходимо общение с Россией, Запад по-своему даже не может сегодня без него обойтись.
В этих условиях логично было бы восстановить поправку Джексона-Вэника, вроде бы принятую при схожих обстоятельствах и с той же целью. Но поправка Джексона-Вэника безбожно устарела. Не только сам повод (запрет на эмиграцию евреев), но и санкции оказывались бессмысленными. В России нет того тоталитарного государства, которое контролирует все процессы. Более того, государство российское чуть ли не само является главной жертвой произвола и беззакония, творимого его чиновниками. Нужны были новые формы, соответствующие духу времени. Сегодня проблема не в том, что кого-то из России не выпускают, а в том, что едет кто угодно. Сегодня Западу угрожает не экспорт революции, а экспорт коррупции (деньги ходят не сами по себе, их люди привозят вместе с собой, своей культурой, своими ценностями).
Если задуматься, закон Магнитского совершенно логичен. Он абсолютно четко встроен в эволюцию отношений России и Запада. Попытка упростить ситуацию, вся списать на случайные частности не поможет. Боюсь, что Акт Магнитского может быть надолго. Как и в случае с еврейской эмиграцией – евреи давно уехали, а поправка Джексона-Вэника жила долго и счастливо. Так и тут, всех виновных в гибели Магнитского накажут (рано или поздно, всякому спектаклю приходит конец), а Акт его имени будет жить и здравствовать десятилетия в качестве нового регулятора отношений России и Запада в области прав человека. Если кому-то в Кремле этот закон так не нравится, раньше надо было думать.
