Восьмого июня 1606 года указом новоизбранного царя Василия Шуйского инока Кирилло-Белозерского монастыря Стефана, постриженного всего за два месяца до того, велено было перевести в Соловецкий монастырь "под крепкое начало". Это казалось бы незначительное на фоне набиравшей обороты русской смуты событие тем не менее достойно упоминания в истории, ибо своим указом Шуйский вбивал последний гвоздь в политическую карьеру одного из своих потенциальных конкурентов – бывшего некогда вполне реальным претендентом на трон и даже в некотором смысле его занимавшим. В начале жизни его звали Саин-Булат, и был он Касимовским ханом, однако в русскую историю вошел под именем, данным ему при крещении, – Симеон Бекбулатович. Первую свою опалу он получил от Бориса Годунова, сославшего его в подаренный Иваном Грозным Тверской удел. Лжедмитрий насильно постриг его в монахи, а Шуйский, считая это недостаточным, уже на второй неделе своего правления послал туда, откуда не возвращаются, – на Соловки. Там инок Стефан и скончался десять лет спустя, пережив всех своих гонителей.
Начать стоит издалека. В 1452 году, ровно за сто лет до окончательного покорения Казанского ханства русскими, великий князь Московский Василий II Темный пожаловал хану Касиму, сыну Казанского хана Улу-Магомета, в удел Городец Мещерский, переименованный по этому случаю в Касимов. Понять природу этого события довольно сложно. Обычное объяснение через феодальное право вассала на добровольную смену сеньора ("отъезд") выглядит здесь не слишком убедительно, учитывая, в первую очередь, соотношение тогдашних сил России Василия Темного и Казани Улу-Магомета. Казань переживала тогда свой золотой век, а вот Москва едва выбралась из четвертьвековой смуты, в ходе которой (в 1445 году) Василий, потерпев сокрушительное военное поражение под Суздалем, оказался в казанском плену. Выпустили его ценой невиданной прежде контрибуции, вызвавшей в Москве бунт и стоившей Василию временной утраты власти и пожизненной – зрения. Скорее всего, переселение хана Касима на Оку было частью подписанного Василием в плену договора – частью компромиссной, ибо Касим действительно становился его вассалом со всеми характерными для этого статуса обязательствами. Однако Московский князь брал на себя при этом вполне однозначные и определенные в цифрах обязательства по материальной поддержке Касимова – практически принимал на себя новую дань. Эти деньги действительно платились более ста лет – по крайней мере, еще при Грозном. Что получал в результате договора Улу-Магомет – сказать сейчас трудно. Возможно, он имел какие-то виды на организованную таким образом "пятую колонну". Во всяком случае, отдав Касима Василию, он заметно снизил на время накал династического напряжения среди своих наследников. Или ему так казалось.
Надо сказать, что история хана Касима – далеко не единственный случай испомеществления казанских царевичей на Руси. Однако в данной ситуации, по всей видимости, имело место наиболее массовое и длительное переселение татар, достаточное для того, чтобы потомки хана не только строили в Касимове мечети и мавзолеи, но и образовали свою династию Касимовских царей.
Добавим еще, что образование Касимовского удела разом изменило профиль русского государства – теперь оно стало поликонфессиональным, что потребовало определенного сдвига если не в идеологии, то уж в риторике и самосознании правителей точно.
В дальнейшем, при наследниках Василия Темного, Касимовские ханы играли активнейшую роль в казанской политике Москвы. Иван III, взяв в 1487 году Казань, смог посадить на местный трон представителя Касимовской династии, надолго обеспечив тем самым мир на соответствующем рубеже. Войска Касимовского хана участвовали во взятии Казани Грозным в 1552 году, а после – в защите границ от набегов Крымского хана и в походах на Ливонию.
Здесь надо отметить один очень важный нюанс. Касимовские ханы являлись прямыми потомками хана Джучи, а следовательно, и Чингисхана – Чингизидами. То есть, согласно воззрениям русских людей того времени, – были предельно благородного происхождения, царского рода. Каковых на Руси было, как известно, еще только два: Рюриковичи и Гедиминовичи (Бельские, Куракины, Голицыны и т.д.). Таким образом, стоило Касимовским, Казанским или Крымским ханам принять православие, как перед ними открывались самые завидные в государстве матримониальные перспективы. Многие этим воспользовались, и могилы Чингизидов можно сегодня обнаружить в Архангельском соборе Московского Кремля.
В качестве примера приведем выдержки из родословной Анастасии Ивановны, жены нашего героя Симеона Бекбулатовича, дедом которой был князь Ф. М. Мстиславский, прапрадедом – сам Иван III, а вот другим прапрадедом – казанский хан Ибрагим. Стоит добавить к этому, что сестра ее бабки вышла замуж за князя В. В. Шуйского и позднее выдала свою дочь за И. Д. Бельского. Такой вот клубок родства всех вышеназванных "царских" родов.
Из сказанного видно, что назначение в 1575 году Грозным Симеона Бекбулатовича "Великим Князем Всея Руси", возглавлявшим "земщину" (себе Иван оставил, как известно, "опричину"), не стоит воспринимать как исключительно пародийную выходку. Дескать, поставил вместо себя какого-то татарина – все равно, как коня ввел в Сенат. Поставил всерьез или нет, но, как ни кинь, одного из знатнейших людей России!
Осенью следующего, 1576 года Грозный сместил Симеона, дав ему при этом титул "великого князя Тверского" и значительное имение возле Твери. Впоследствии, вплоть до пострижения в монахи, Симеон официально титуловался как "великий князь" и даже "царь".
При Федоре Ивановиче и Годунове Симеон жил в своем Тверском уезде, временами выполняя поручения военно-полицейского характера. Впрочем, Годунов, как мы уже сказали, держал его в фактической опале – и на то была причина. В 1598 году, по смерти Федора Ивановича и пресекновении правящей династии, достаточно мощная группировка в Москве выдвинула идею выбора Симеона полноценным русским царем. Сторонниками подобного развития событий были Бельские, Романовы и близкие к ним кланы – Черкасские, Шереметевы и т.д. Из чего следует, что предприятие не было безнадежным – пассивная фигура Касимовского хана по природе своей была компромиссной, способной примирить боярские группировки. Да и исходная легитимность, учитывая происхождение и опыт 1575-1576 годов, была не меньшая, чем у Бориса Годунова или того же Федора Романова. Тогда, однако, Годунов взял верх, Романовы отправились в ссылку, но "туз остался в колоде", и "убрать" его могла только смерть либо постриг – каковой и навязал Симеону Лжедмитрий.
Теперь слегка напряжем воображение: что бы изменилось в России, если бы из смуты она вышла под скипетром Чингизидов, а не Романовых?..