Мы продолжаем публикацию материалов проекта «Азбука истории от А(вена) до Я (сина)», подготовленного совместно с порталом «Твоя история». В рамках проекта ведущие российские ученые, предприниматели и общественные деятели попытались дать свое личное определение основным терминам и понятиям, в которых Россия осознает себя в последние четверть века.
Каждую неделю по понедельникам, средам и пятницам мы будем представлять вашему вниманию по одной из таких интерпретаций.
Первый проректор Высшей школы экономики, заведующий кафедрой государственного управления и экономики общественного сектора НИУ ВШЭ Лев Якобсон делится с читателями «Полит.ру» и участниками проекта «Твоя история» своим видением того, что в его системе координат означает «социальные реформы».
«С точки зрения институтов социальной политики 90е годы были, с одной стороны, иллюзией, с другой стороны — очень нужных решений. В общем-то, впервые в нашей стране сформировалась социальная политика и ее институты, которые должны были, пусть худо-бедно, пусть как-то, но позволить решать социальные проблемы в условиях строящейся рыночной экономики, каких-то попыток выстраивания демократической политической системы, опыта такого не было. Но было естественное стремление перенести на отечественную почву все самое лучшее, что имелось в мире к тому времени.
Надо прямо сказать — у меня отношение к этим реформам и тогда и сегодня было и остается неоднозначным. Почему? Потому что и тогда я исходил из того, что качество социальной политики, как, впрочем, и качество политической системы, есть производная от состояния гражданского общества. Во многом это верно и в отношении экономических институтов, институтов рынка, но все же в рынке больше спонтанного.
Экономические институты не то, чтобы не предъявляют требований к состоянию гражданского общества, но не настолько следуют за ним, как институты социальной политики. Здесь чрезвычайно важно доверие в обществе, восприятие общего блага, солидарность. Можно законами устанавливать требования к солидарности, перераспределению, но, если оно не укоренено, такое отношение, в самом обществе, оно не будет работать, как следует. Повторяю, я это осознавал и тогда и поэтому довольно скептически относился к перспективе устроить у нас такую замечательную, примерно такую, как в Европе, скажем, систему здравоохранения, пенсионную, образовательную и всякую иную.
Я идеологически был близок к реформаторам, входил в их круг, участвовал в разработках, но всегда выступал в роли градуалиста. Например, предлагал обязательное медицинское страхование не вводить форсированно по всей стране, а хотя бы начать с «пилотов» — с экспериментах в более готовых регионах. Я не очень верил, при том, что идейно поддерживал, во введение накопительной пенсионной системы, потому что она предполагает довольно высокую развитость финансовых рынков, а это вопрос не технический, это вопрос доверия. Доверия людей друг к другу, доверия к бизнесу, доверия к государству.
При нашем уровне доверия в принципе невозможно построить высокоэффективную пенсионную систему. Вот мы сегодня спорим — как сделать ее устойчивой на 20-30 лет вперед? Спросим любого из экспертов, участвующих в спорах, спросим любого гражданина на улице. А он вообще свои деньги готов вложить на 20-30 лет вперед? Не готов, потому что таково состояние нашего общества, нашей экономики, нашей политической системы.
Высокоразвитая пенсионная система не для нас, к сожалению. Не потому, что я — идейно против этого. Я — идейно «за», просто не доросли мы до этого. Что отсюда вытекает? Я считал, что основные усилия надо было все-таки прилагать в сфере развития гражданского общества, в сфере поддержки всяческой самоорганизации. Получается, что я во многом был прав. У нас сегодня, конечно, скорее, имитируется наличие медицинского страхования, особенного обязательного. Пенсионная система живет по принципу «шаг вперед — два шага назад», много проблем в сфере образования, практически не создана система социального обслуживания — настоящая, работоспособная система обслуживания инвалидов и престарелых.
И все-таки, глядя из сегодняшнего дня, я отнюдь не склонен говорить, что — вот же, я был прав, как все правильно... Во-первых, само по себе грустно, что я во многом был прав, а, во-вторых, не во всем я был прав, потому что тоже предавался иллюзиям. Каким? Я понимал, что с помощью одних законов, не адекватных состоянию общества, сильную социальную политику не выстроить.
Кстати, в скобках замечу, что дело ведь еще в нехватке ресурсов, мы заимствовали институты, предполагающие весьма щедрое финансирование социальной политики, при явном недостатке этих ресурсов. Отсюда все эти «серые схемы», коррупция — все это расцвело в здравоохранении, в образовании. И, тем не менее, я уже сказал, что я тоже предавался иллюзиям — иллюзиям в отношении темпов развития гражданского общества. Мне что казалось? Ну, еще 10 лет, 20 лет, если этим всерьез заниматься — будем иметь такое качество гражданского общества, при котором сможем эти передовые мощные институты у себя выстроить. Ну, а сейчас, может быть, строить, но не так быстро. Все оказалось гораздо сложнее. Конечно, и в области развития гражданского общества можно было сделать больше, гораздо больше, чем мы сделали.
И тем не менее, я сейчас вижу, что это очень длительный процесс. А уж коли это длительный процесс, такое введение «недоношенных» институтов имело немалое позитивное значение. Да, работают они плохо. Но само их присутствие задает некую планку, меняет общественную атмосферу, поворачивает в правильную сторону мозги, формирует запросы — по крайней мере, в среднем классе. Они не столько работают, как таковые, сколько воспитывают, обрисовывают перспективу. Ну, и конечно, в определенной мере работают позитивно. Поэтому я решительно против демонтажа этих институтов, например, накопительной пенсионной системы, хотя в текущем периоде от нее проку мало. Но демонтировать нельзя, надо двигаться вперед, а не назад.
В этом отношении та повестка дня социальных реформ, которая возникла в 90-е годы — я к ней сегодня отношусь по принципу, сформулированному Кон-Бендитом: «Будьте реалистами и требуйте невозможного». Да, планка была поставлена выше, чем мы реально могли достичь. Но это было полезно, это было нужно. Особенно это относится к принципам открытости, прозрачности, конкуренции в сфере социальной политики. К тому, чтобы она ориентировалась на реальные запросы граждан, чтобы они могли выбирать, что им нужно, чтобы не государство им навязывало те или иные условия жизни.
Надо сказать, что замыслы, которые сформировались в 90-е годы, они были на уровне законов во многом реализованы в самом конце 90-х — начале 2000-х годов. Но, если мы посмотрим, как эти законы на практике работают — посмотрим на подзаконные акты, на бюрократические практики, мы увидим, что этого выбора, по сути, нет, или он очень узок. Вот в этом отношении мне кажется, что даже в пределах вполне возможного следует проявлять гораздо большую настойчивость, чем это было до сих пор».
