4 и 5 августа 2007 года Международное общество «Мемориал», Международный благотворительный фонд имени Д.С.Лихачева, правительство Республики Карелия и администрация Медвежьегорского района Карелии провели в городе Медвежьегорске и на Мемориальном кладбище «Сандормох» Дни Памяти жертв «Большого террора» 1937–1938 годов. В траурных церемониях приняли участие делегации, представляющие разные регионы России: органы государственной власти, научные и культурные учреждения, общественные организации и пр., – а также Латвию, Литву, Польшу, Украину, Финляндию, Швецию и Эстонию.
В Медвежьегорске состоялся круглый стол и дискуссия на тему «Выявление, учет и мемориализация мест захоронений жертв террора», открылась выставка «История одного расстрела».
Большой террор
Этим летом исполняется 70-лет с начала массовых «спецопераций НКВД» по репрессированию так называемых «наиболее активных контрреволюционных элементов» или «врагов народа» в июле-августе 1937 года.
«Большой террор, как пишет Ирина Флиге, – термин, введенный американским историком Р. Конквистом (1971) для обозначения массовых репрессий в СССР в 1937-38 годах (в отечественной традиции – "ежовщина" – по фамилии наркома внутренних дел СССР Н. И. Ежова, или просто "37-й год")». «Большой террор» был развернут по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 июля 1937 года, начало операции с 5 августа 1937 определено оперативным приказом наркома НКВД СССР от 30 июля 1937 [утвержден ЦК ВКП(б) 31.7.1937]». В оперативном приказе Наркома Ежова № 00447 изложен механизм «спецопераций» НКВД: главным инструментом Большого террора стали Особые Тройки Управлений НКВД; устанавливались «контингеты», количественные «лимиты» для каждого региона, категории (первая – расстрел, вторая – заключение в лагерь) и т.п.
В ходе этих преступных операций с августа 1937 по ноябрь 1938 года в СССР было арестовано по политическим обвинениям – в подавляющем большинстве случаев вымышленным – около 1,7 миллиона человек; и более 700 тысяч из них казнено.
Из «статистических итогов» Большого террора:
По делам, которые вели органы госбезопасности (органы ГУГБ НКВД)
· Арестовано – не менее 1710 тыс. человек
· Осуждено – не менее 1440 тыс. человек
· В том числе приговорено к расстрелу – не менее 724 тыс. человек
Из них:
· «Тройками» по приказу № 00447 НКВД СССР – не менее 436 тысяч человек
· Комиссией Наркома Внутренних дел СССР и Прокурора СССР («двойками») до сентября 1938 и «особыми тройками» в сентябре–ноябре 1938 по «национальным операциям» – не менее 247 тысяч человек
· Военной коллегией Верховного суда СССР, спецколлегиями областных судов, военными трибуналами – не менее 41 тысячи человек.
Кроме того, за тот же период:
· Осуждено «милицейскими тройками» как «социально вредный элемент» (СВЭ) – не менее 400 тысяч человек
· Подвергнуто высылкам и депортациям в административном порядке – не менее 200 тысяч человек.
Много ли нам стало известно о «Большом терроре» с тех пор, как тридцать семь лет назад Роберт Конквест придумал название этим зловещим шестнадцати месяцам массовых расправ государства с собственными гражданами?
Да, во многих субъектах РФ в 1990-х-начале 2000-х изданы и кое-где до сих пор продолжают издаваться (например, в Республике Коми или в Новгородской области) поименные книги жертв со списками расстрелянных и краткими биографическими справками. Заложены памятные знаки, кое-где открыты мемориальные кладбища жертв террора и установлены памятники. Опубликованы многие отдельные документы, появились некоторые исследования (например, серия «Россия. ХХ век. Документы», изданная Международным фондом «Демократия» А.Н.Яковлева, или – из недавних – семитомник «История сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов», изданный РОСПЭНом в 2004-2005).
В январе этого года на сайте «Мемориала» появилась страница «1937». Она регулярно пополняется новыми текстами и ссылками. Многие материалы на этой странице опубликованы впервые, например, «Краткая хроника» «Большого террора» (сост. Н.Охотин и А.Рогинский) с его «статистическими итогами».
28 марта «Мемориал» опубликовал свои тезисы «1937 год и современность». В тексте говорится об «особом месте в истории и огромном влиянии» «Большого террора», «которое он оказал — и продолжает оказывать — на судьбы нашей страны». «И сейчас, семьдесят лет спустя, в стереотипах общественной жизни и государственной политики России и других стран, возникших на развалинах СССР, явственно различимо пагубное влияние как самой катастрофы 1937–1938 гг., так и всей той системы государственного насилия, символом и квинтэссенцией которого стали эти годы. Эта катастрофа вошла в массовое и индивидуальное подсознание, покалечила психологию людей, обострила застарелые болезни нашего менталитета, унаследованные еще от Российской империи, породила новые опасные комплексы…» Эти тезисы растиражировали некоторые отечественные электронные СМИ, на них откликнулись где-то в Италии, но не более того.
Никто из представителей власти в этом году пока не задался «целью обеспечения надлежащего увековечения памяти жертв политических репрессий "Большого Террора"», в отличие от президента Украины Виктора Ющенко. До сих пор не создано ни общенационального музея, ни общенационального памятника жертвам государственного террора. Вот и стало урочище Сандормох, расположенное на 19-м километре шоссе Медвежьегорск – Повенец, центральным местом международной акции памяти жертв «Большого террора».
«История одного расстрела»
В 1930-е годы урочище Сандормох использовалось как место тайной казни. «Непроницаемая секретность вокруг расстрельных полигонов и мест захоронений казненных, систематическая многолетняя официальная ложь о судьбах расстрелянных: сначала – о мифических “лагерях без права переписки”, затем – о кончине, наступившей будто бы от болезни, с указанием фальшивых даты и места смерти» названы в тезисах Мемориала одной из главных особенностей и наследием «Большого террора».
История поиска этого места началась с поисков следов большого соловецкого этапа, пропавшего осенью 1937 года, и так называемого «большого соловецкого расстрела 1937-1938 годов». Вокруг этого пропавшего этапа десятилетиями складывались легенды и мифы: «утопили в море», «угнали в Норильск» и т.п. Но поскольку время исчезновения людей совпадало с периодом «Большого террора», постепенно все версии отпали, за исключением расстрела. И расстрела поблизости от Соловков. Подробное описание поиска Сандормоха может служить иллюстрацией не только состояния дел в области истории, государственной политики, состояния архивного дела, в особенности архивов ведомственных (ФСБ, МВД), в основном, закрытых для исследователей, но и состояния памяти и представлений о трагическом прошлом в нашей стране. Хранителями этой памяти, как правило, являются частные лица: родные и близкие погибших, их солагерники и друзья, независимые исследователи – те, «кому небезразлично прошлое».
Но вначале о людях «большого соловецкого расстрела», жертвах «Большого террора». Лучше всего о них написал главный исследователь этой темы Вениамин Иофе в статье «Большой террор и имперская политика СССР. По следам большого соловецкого расстрела 1937 года» (1998). Далее приводится часть этой статьи:
В.В.Иофе: «<…> История "большого соловецкого расстрела" 1937-38 годов, <…> позволяет понять, против кого же было направлено острие террора.
История большого соловецкого расстрела такова.
Особая Тройка Управления НКВД по Ленинградской области (протоколами от 09.10.1937, 10.10.1937, 14.10.1937, 10.11.1937, 25.11.1937, 14.02.1938) приговорила к расстрелу 1825 заключенных Соловецкой тюрьмы особого назначения. Основанием для вынесения приговора служила справка начальника Соловецкой тюрьмы Апетера (а после его расстрела, сменившего его Раевского) с характеристикой, в которой кратко излагалась суть обвинения, приведшего этого человека на Соловки, и дополнительно (хотя и не всегда) имелось резюме агентурных сведений, собранных во время пребывания его в заключении. Текст был краток, и занимал от половины до целой машинописной страницы. Никакого специального следствия не проводилось, приговор был заочный, поэтому осужденные даже не могли предполагать о грядущем изменении в своей судьбе.
Во исполнение этого решения
1111 заключенных были вывезены в город Медвежьегорск и расстреляны в его окрестностях (27.10.1937; 01-04.11.1937),
509 человек были отправлены в Ленинград и расстреляны там (08.12.1937),
а последние 198, которых не успели вывезти до окончания навигации, расстреляли прямо на Соловках (17.02.1938).
Для целей нашего рассмотрения представляет интерес контингент жертв расстрела. Все эти люди, как и тысячи других, были ранее выявлены и осуждены, как враги советской власти. Это был первичный акт отбора, маркирующий их как нежелательных для советской власти лиц. Факт отправки на Соловки доказывал, что репрессивные органы придавали им повышенное значение, так как Соловецкий лагерь считался местом заключения для особо важных заключенных. Это можно рассматривать как акт вторичного отбора. На Соловках летом 1937 года они были переведены на тюремный режим (Соловецкая тюрьма ГУГБ НКВД), что не распространялось на все население лагеря и было отбором следующей ступени. Персональный выбор именно этих людей для расстрела в октябре 1937 года (из всех заключенных Соловецкой тюрьмы был уже четвертой и окончательной селекцией. Это позволяет нам считать, что мы имеем дело с группой людей, маркированных, как особо неприемлемые для советского режима, и тайное устранение которых отвечало действительным намерениям власти. Пересмотрев этот список и исключив некоторое количество случайных лиц, которые все-таки были присоединены на различных ступенях отбора (так администрация тюрьмы, воспользовавшись благоприятной для себя возможностью включила в расстрельный список несколько уголовников, нарушителей местного режима), мы получаем то, что с полным основание можно назвать квинтэссенцией террора.
Поэтому на этой стадии мы можем отойти от статистического подхода (эффективного при анализе больших чисел большого террора) и сосредоточиться на выявлений категорий жертв и отдельных лиц, так как в данном случае под покровом массовости репрессий обнаруживается истинная сущность и смысл происходивших событий.
Прежде всего среди жертв расстрела присутствуют те представители национальных элит, которых можно было посчитать носителями идей политического национального сепаратизма, действительного, потенциального или воображаемого. К ним относится:
1. Украинские политические деятели периода независимой Украинской республики, ориентированные на независимость Украины, такие как члены петлюровского правительства А.В.Крушельницкий (с семьей), А.Барбар, офицеры Украинской Галицкой Армии. Но здесь же оказываются и политические деятели Советской Украины, члены КП(б)У и советские патриоты, которых можно тем не менее воспринимать, как защитников национальных украинских интересов, и тем самым как потенциальных национальных лидеров, такие как члены Советского правительства УССР М.Н.Полоз, В.А.Олейник, М.Р.Павлов, И.П.Тур-Запаренок и др (как мы знаем, действительно, при развале Советского Союза партийная элита оказалась ревнительницей независимой Украины).
2. Белорусская политическая элита. Безусловно не имевшая выраженных сепаратистских политических установок, однако в силу своего положения и ориентации на местные интересы воспринимавшаяся, носительницей потенциальной политической угрозы (замнаркомхоз БССР Ф.Волынец; ранее осужденный по делу “Белорусского национального центра”, экономист М.Бурсевич и др.), а также большое количество белорусов-священников католической церкви.
3. Татарская политическая элита включающая в себя 9 человек, ранее осужденных по так называемому "султан-галиевскому делу", т.е. за реальный татарский политический автономизм во главе с Измаилом Фирдевсом (Сталин писал, что в действительности Фирдевс руководил Султан-Галиевым).
Вторую группу представляют носители альтернативных идеологий, угрожающих идеологической монополии ВКП(б). Это в первую очередь носители идей русской национальной государственности: участники гражданской войны, бывшие офицеры, бывшие участники народных восстаний (например, 36 человек осужденных в Новосибирске). Сюда же повидимому по логике власти относятся те заключенные представители интеллигенции (научные работники Н.Дурново, В.Розенмейер, Г.Тюрк, осужденные ранее по “делу славистов”), которые были маркированы, как носители идей русского национализма, в номенклатуре властей - “национал-фашисты”. Во время противостояния СССР и гитлеровской Германии, национал-фашизм воспринимался как серьезная потенциальная политическая угроза режиму.
Второй идеологической опасностью власть считала собственную, но ненормативную коммунистическую (социалистическую) идеологию, исповедуемую вне рамок бюрократически заданных форм и указаний, то, что в эту пору покрывалось термином “троцкизм”. В эту категорию попадали представители вполне лояльной советской интеллигенции и рабочих, всерьез озабоченных проблемой “улучшения” социализма или ранее где-то, когда-то неправильно голосовавших.
Третьей конкурентной идеологической опасностью власть воспринимала религию во всех ее формах и конфессиях. Поэтому в списках соловецкого расстрела мы обнаруживаем четырех православных епископов: известного деятеля оппозиционного иосифлянского движения, епископа воронежского Алексия (А.В.Буй), но также и курского Дамиана, тамбовского Николая, самарского Петра. Среди расстрелянных один католический епископ – апостолический администратор Грузии Шио Батманошвили, и более 30 католических священников из Украины, Белоруссии, Республики Немцев Поволжья, а также миряне - католики восточного обряда России. Среди расстрелянных и священник Петр Вейгель командированный Конгрегацией восточных церквей Ватикана для проверки фактов притеснения католиков в СССР. Протестантское направление христианства представлено в списках соловецкого расстрела В.И.Колесниковым, председателем Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов (ВС ЕХБ).
По-видимому, эти три идеологических направления в глазах советской администрации воспринимались равно враждебными, что приводило к парадоксальным, но характерным контаминациям. Известный христианский богослов (совершенно очевидно “восхвалявший Христа”) П.А.Флоренский (он был в этапе направленном “для исполнения” в Ленинград) был первоначально осужден за “восхваление Гитлера”, а к расстрелу приговорен за “восхваление Троцкого”.
И, наконец, третью группу составляют представители национальных культурных элит, не имевщие специальной политической ориентации, но обладавшие духовным, нравственным или культурным авторитетами в своей среде. Сюда относятся:
1. Русская национальная группа.
Национальная интеллигенция: литераторы В.Бестужев-Рюмин, Г.Жантиев, уже упомянутый богослов священник П.Флоренский; защитник в деле Бейлиса, а в советское время Пуришкевича адвокат А.Бобрищев-Пушкин и др.
Советская интеллигенция. Писатели: Л.Грабарь-Шполянский, А.Бескина, Е.Мустангова и др., преподаватели, научные работники, служащие.
Квалифицированный пролетариат (в понятиях официальной идеологии считающийся национальной элитой). В том числе осужденные в Ленинграде 16 человек рабочих судостроительного завода им.Жданова, 9 человек рабочих Пролетарского паровозоремонтного завода, 13 человек рабочих Охтенского химкомбината и т.д.
2. Украинская национальная группа
Национальная интеллигенция (режиссеры А.Курбас, Д.Ровинский, литераторы Н.Кулиш, В.Пидмогильный, академик С.Рудницкий, профессора Н.Зеров, В.Пидгаецкий, П.Филиппович, Е.Черняк, В.Чеховский, М.Яворский
3. Немецкая национальная группа
Священники приходов Республики Немцев Поволжья.
4. Польская национальная группа (всего 98 человек)
Священники католической церкви (всего 34 человека),
5. Узбекская национальная группа
Ранее (в 1932) осужденные по делу “Милли истикляр” в Ташкенте В.Абду, И.Мулла, А.Ходжаев.
6. Удмуртская национальная группа
Национальные просветители: К.Чайников (писатель Кузебай Герд), поэт К.Яковлев, И.Бурдюков
7. Цыганская национальная группа
Избранный цыганский король Гого Станеско и его окружение.
8. Корейская национальная группа
Представитель Корейского союза в Москве Ан-Тай-До.
Подводя некоторые итоги рассмотрения этого уникального списка можно определенным образом увидеть, что истинным внутренним смыслом террора было уничтожение национальных элит и достижение идеологической унификации советского общества, т.е. целью государственной политики советской власти был не геноцид населения, а осмысленный этноцид, как уничтожение национального своеобразия народов населяющих СССР, и лишение народов национального личностного образа. Разумеется, это неизбежно вело к уничтожению носителей национального самосознания.
Кроме этого общего итога следует отметить одну неожиданную особенность данной операции. Среди отобранных для уничтожения категорий высокий процент занимают, во-первых, римо-католики и во-вторых, рабочие ленинградских заводов, т.е. тот самый передовой питерский пролетариат, именем которого и легитимизировала свою деятельность коммунистическая власть страны. Это можно признать местной особенностью, но при этом она с трудом поддается объяснению. В качестве рабочей гипотезы предположим, что коммунистическая идеология, отвергая на словах тезис о том, что сознательное рабочее движение в действительности тяготеет скорее к социал-демократии, чем к большевизму, втайне признало, что квалифицированный рабочий класс не является базой для коммунистической власти, а скорее противостоит ей (что еще в 1921 году продемонстрировали массовые стачки на петроградских заводах)<…>».
Поиск Сандормоха длился восемь лет; для питерского «Мемориала» он начался в июне 1989 года в поезде Ленинград-Мурманск, во время поездки на Соловки на первые дни памяти, организованные Соловецким музеем-заповедником. На нескольких свидетельствах о смерти, полученных родственниками, даты совпадали или были очень близкими. Из воспоминаний и свидетельств бывших заключенных было известно, что осенью 1937 года заключенных Соловецкой тюрьмы особого назначения несколькими этапами вывезли в Кемь. Дальше их след терялся. В ответах из разных ведомств, в справках, в официальных свидетельствах в качестве места смерти фигурировали: Ленинград, Кемь, Соловки, иногда даже Архангельск.
Дальнейшие сведения собирались В.В.Иофе буквально по крупицам. В начале 1990-х удалось документально установить, что все эти люди были расстреляны по постановлению Ленинградской тройки. Но где и когда это произошло? Где покоятся их останки? В 1995 году в архиве Архангельского УФСБ сотрудником Соловецкого музея А.Сошиной были найдены полные списки лиц, осужденных тройкой УНКВД по Ленинградской области в 1937 г., отбывавших наказание в Соловках и впоследствии расстрелянных. По подписям на документах стали известны имена людей, причастных к смерти «соловецких этапов», впервые появилась фамилия ленинградского капитана НКВД М. Матвеева, который собственноручно расстрелял весь этап.
Весной 1996 года в опубликованной книге работника ленинградского УФСБ Е.Лукина «На палачах крови нет» было упомянуто о том, что капитан Матвеев в 1938 году был сам приговорен к 10 годам лагерей. Там же говорилось, что в 1937 году, отправившись для исполнения расстрела на Соловки, он почему-то проезжал через Медвежьегорск. В Санкт-Петербургском управлении ФСБ архивно-следственного дела Матвеева не оказалось. Однако председатель Карельского «Мемориала» И.И.Чухин, занимаясь историей Белбалтлага, обнаружил сведения о том, что Матвеев был осужден по групповому делу бывших оперативных работников Белбалтлага. Дело хранилось в Карельском Управлении ФСБ в Петрозаводске, и можно было надеяться, что в этом деле могут обнаружиться какие-то сведения о «соловецком этапе».
В июле 1996 года поисковой группе Санкт-Петербургского НИЦ «Мемориал» Карельским УФСБ (начальник архива Г.Свидский) была предоставлена возможность частичного ознакомления с архивно-следственным делом № 11602 в отношении привлеченного и осужденного по нему капитана М.Матвеева. Дело оказалось не политическим и не подлежащим реабилитации. Все осужденные обвинялись в превышении власти при проведении расстрелов под Медвежьегорском («в обычном месте исполнения приговоров над заключенными Белбалтлага»), поэтому дело содержало большое количество документов, как фиксировавших саму технику исполнения приговоров того времени, так и относящихся к обстоятельствам исполнения Матвеевым полученного задания. Таким образом, из показаний осужденного Матвеева стало известно о подробностях расстрела самого большого соловецкого этапа.
В 1997 многолетний поиск следов «соловецкого расстрела», который вели санкт-петербургский и карельский Мемориалы, завершился. Документы, найденные В.В.Иофе (Петербург) и И.И.Чухиным (Петрозаводск) в архивах, указывали на определенное место вблизи 19-го километра шоссе Медвежьегорск-Повенец. В районе 16 км дороги Медвежегорск-Повенец (ныне это 19 км) расположен песчано-гравийный карьер, который к этому времени уже был известен местным краеведам (в частности, много сил сбору свидетельств отдал покойный Н.И.Ермолович) и местной администрации, как место, с которым жители округи связывали проведение расстрелов довоенного периода. В послевоенный период карьер был перепрофилирован с песка на песчано-гравийную смесь, расширен и занял площадь более 1 га, в связи с чем, по документам землеотвода, предварительно была выявлена довоенная его часть.
И вот, 1 июля поисковая группа Мемориала в составе Иофе, Флиге и Дмитриева, при содействии администрации Медвежьегорского района (В.Каштанов), при участии и помощи местной воинской части (А.Ждан), обнаружила, наконец, это место.
Примерно в пятистах метрах севернее карьера непосредственно у дороги, ведущей вглубь леса, были замечены очертания первых расстрельных ям. Они опознавались по небольшим провалам в земле и правильной четырехугольной форме. В первых же раскопах на глубине двух метров были обнаружены скелеты, уложенные на неопределенную глубину залегания при размере ямы в плане 4 на 4 метра. Во всех черепах были отверстия в затылочной части. Всего было зафиксировано около 150 ям, пять из которых были вскрыты в присутствии районной прокуратуры. Таким образом, летом 1997 года место расстрела Соловецкого этапа было найдено.
Обнаруженное массовое захоронение помимо жертв «соловецкого этапа» хранит останки расстрелянных в ходе той же кампании «большого террора» жителей близлежащих районов Карелии и заключенных Беломоро-Балтийского лагеря НКВД. А с 27 октября по 4 ноября 1937 в Сандормох были все по тому же приказу № 00447 привезены и тут расстреляны 1111 заключенных Соловецкого лагеря. Среди них многие выдающиеся деятели науки, культуры, религиозной и общественной жизни Татарии, Удмуртии, Республики немцев Поволжья, Украины, Белоруссии, Грузии, Азербайджана и других регионов бывшего СССР.
По предварительным документальным оценкам общее количество расстрелянных может достигать 5 тысяч человек.
Международные Дни памяти проводятся в Сандормохе ежегодно, начиная с момента открытия здесь в 1997 году Мемориального кладбища.
О поисках соловецкого этапа и создании в Сандормохе международного мемориального кладбища рассказывает новая выставка «История одного расстрела». Выставка подготовлена Научно-информационным центром «Мемориал» (Санкт-Петербург) при содействии Фонда имени Д.С.Лихачева (над выставкой работали Т.Воронина, А.Даниэль, Т.Косинова, Т.Моргачева, И.Флиге; дизайн и допечатная подготовка О.Русинова и А.Лобанов). Копия этой выставки останется в двух карельских музеях: в Медвежьегорске и Сегеже. После Медгоры выставка будет демонстрироваться на Соловках.
В тексте использованы материалы выставки «История одного расстрела», а также тексты и разработки В.В.Иофе, Н.Охотина, А.Рогинского.
Первоначально для проведения в Карелии операции по чистке «бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» на республику был выделен лимит в 1000 человек, из которых 300 предписывалось приговорить к расстрелу. Однако уже с августа нарком внутренних дел НКВД Карельской АССР Теннисон начинает бомбардировать Ежова и Фриновского телеграммами, в которых требует увеличить отпущенный ему лимит «по 1-й категории» (т.е., на расстрелы).
20 октября 1937 Фриновский распоряжается дать Теннисону дополнительный лимит по 1-й категории — еще на 1000 человек.
30 ноября лимит на расстрелы вновь увеличивается еще на 700 человек. Однако к Новому году эта цифра заметно превышена: в рамках приказа 00447 в Карелии расстрелян 2341 человек, что на 341 превышает суммарные отпущенные лимиты.
17 января 1938 Фриновский разрешает Карельскому НКВД казнить еще 300 человек, а 30 января — еще 500, а также «осудить по 2-й категории» еще 200. Одновременно вновь и вновь продлевается срок действия приказа.
19 марта, уже по просьбе Карельского обкома ВКП (б), Политбюро выделяет Карелии новый дополнительный лимит на 600 человек по первой категории и 150 — по 2-й. Тем не менее, к середине апреля 1938 года количество расстрелянных вновь превышает отпущенные лимиты примерно на 500 человек.
Вероятно, поэтому 4 мая Карелии, как и ряду других регионов, выдается еще один, последний лимит в размере предыдущего — чтобы покрыть «перерасход». Таким образом в чекистской статистике концы сводятся с концами, и к окончанию операции по 447-му приказу имеет место даже небольшой «недорасход»: в республике расстреляно на 65 человек меньше, чем это позволяется совокупным объемом всех лимитов.
Кроме того, для заключенных Белбалтбага приказ №00447 устанавливал отдельный лимит — 1200 человек (только 1-я категория, иных приговоров в отношении данного контингента приказ не предусматривал).
Среди расстрельных приговоров, вынесенных карельской «тройкой», не менее 3300 относится к заключенным Белобалтлага и спецпоселенцам.
Последний расстрел заключенных по постановлениям «тройки» — 189 человек — был произведен 27 ноября 1938 года, через десять дней после официального окончания массовых операций и запрета на исполнение приговоров к расстрелу, вынесенных тройками.
Приведенные данные не включают 1111 заключенных из «соловецкого этапа», приговоренных к расстрелу ленинградской «тройкой» и казненных 27 октября –4 ноября 1937 в Сандормохе.
Одновременно с реализацией приказа №00447 в республике развернулись аресты, осуждения и расстрелы по другим массовым операциям НКВД — национальным.
В этих операциях очевидным образом сказалась карельская специфика: подавляющее большинство арестованных и осужденных «в альбомном порядке» специальной Комиссией НКВД и прокурора («двойкой»), а с 20 сентября по 10 октября 1938 «особой тройкой», — не менее 3436 из 3917 осужденных по «национальным» и другим массовым операциям — проходили по «финской линии» (это составляет не менее 31% от всех осужденных по «финской линии» в СССР в ходе Большого Террора).
Одновременно с политической чисткой в Карелии проходила и чистка социальная. Особым «милицейским» тройкам было дано право без суда приговаривать к заключению лиц, отнесенных милицией к «социально-вредным элементам»: бомжей, алкоголиков, нищих, проституток. В рамках этой кампании власть решала социально-политические задачи сугубо неправовыми методами. В 1937–1938 в Карельской АССР через милицейские тройки прошло, по данным МВД, 509 человек.
В рамках оперативного приказа №00447 «тройка» по Карельской АССР осудила 8236 человек; из них к расстрелу — 7221 человек. Более 3300 приговоренных – заключенные Белобалтлага, остальные — жители Карелии.
В рамках «национальных операций» НКВД в Карелии были арестованы и осуждены 3917 человек, из них расстреляно 3558. В частности:
— по «финской линии» — осуждено не менее 3436 человек, из них приговорено к расстрелу — не менее 3138.
— по «польской линии» — не менее 146 человек, из них к расстрелу — не менее 119.
— по «латышской линии» — не менее 43 человек, из них к расстрелу — не менее 32.
Имели место осуждения и расстрелы по «немецкой», «эстонской» и другим «национальным линиям», по иным массовым операциям НКВД.
Не менее 500 человек (по весьма неполным данным — сведения за сентябрь, октябрь и декабрь 1937 отсутствуют) было осуждено по политическим обвинениям в рамках «обычного» судопроизводства — спецколлегиями местных судов, военными трибуналами, Военной Коллегией Верховного Суда СССР, а также, в административном порядке, Особым совещанием НКВД СССР, лагерными судами, и пр.
Кроме того, 509 человек, отнесенных к т.н. «социально-вредному элементу», было арестовано и осуждено в административном порядке специальными «милицейскими тройками».
Всего с августа 1937 по ноябрь 1938 по политическим мотивам в Карелии осуждено более тринадцати тысяч человек, из которых около одиннадцати тысяч расстреляно.
Текст составлен по материалам и разработкам А.Б.Рогинского (Москва), И.И.Чухина (Петрозаводск).
