С давних времен существовал у российских арестантов этакий способ наказания заключенного за неблаговидные поступки (невыплаченный карточный долг, скажем) или нарушение всякого рода табу — "объявление козлом". С середины 60-х годов прошлого века слово "козел" арестанты заменили на менее благозвучное, поэтому оставим старый вариант. "Козел" попадал (пока он находился в тюрьме или снова попадал в тюрьму) в касту неприкасаемых — в "опущенные". Спят "опущенные" в отдельном углу, в столовой сидят за отдельным столом, в ложках у них дырка просверлена. Не то что руки подать, а и прикасаться к "опущенному", что-то взять у него — табу: сам попадешь в "козлы".
Не знаю, позаимствовали этот институт у арестантов или сами придумали авторы проекта “Черная книга России": институт "Общественная экспертиза" и газета "Объединенный гражданский фронт", пригласившие в "разборщики" (Общественный Совет) весьма разношерстную группу "общественных деятелей" и “экспертов”. Суть проекта такова: выявлять казенных людей, заподозренных в "неблаговидных поступках", и объявлять их "мерзавцами", которым "нельзя подавать руки ни при каких обстоятельствах". С одной стороны, чуток не дотянули до арестантов (про ложку с дыркой, к примеру, не додумались или забыли), с другой стороны, публиковать списки "козлов" — это, конечно, собственное изобретение "чернокнижников", арестанты до этого то ли не додумались, то ли возможностей у них таких нет, то ли сочли неправедным – и так этим “козлам” досталось.
С христианской точки зрения, несомненная бесовщина: присвоить себе прерогативу Господа Бога, забыть какие-то простые вещи, вроде "не судите да не судимы будете", "не навреди" и т.п. Не говорю уже о том, что на тюремной "разборке", прежде чем признать арестанта "козлом", выслушивают самого кандидата в "опущенные", решение принимается единогласно, а уж за "вердикт" каждый из "консенсуса" отвечает головой. Ошибся — сам попадешь в "опущенные".
Да и в казенном суде, хотя бы формально, есть презумпция невиновности, "прения сторон" и прочие мелочи. За обвиняемым к тому же — последнее слово.
При этом, как мне представляется, менее всего "чернокнижники" (в отличие от арестантов) обеспокоены решением реальных проблем при поддержании относительного мира в "зоне". Очень, наверное, соблазнительно было главным "разборщикам" под PR-овские паровозные гудки, "ничего не знача", стать "притчей на устах у всех".
А проблемы, естественно, становятся еще более неразрешимыми. Список "козлов" уже открыт, люди и в самом деле малосимпатичные (перечислю с цитатами из “приговоров”):
"Чернокнижники" призывают граждан активнее "стучать" на казенных "беспредельщиков". Правда, есть и прогресс по сравнению с Лубянкой: "анонимные сообщения не рассматриваются".
Очередным "козлом отпущения" назначен Борис Грызлов. Я вовсе не в восторге от печально известного "наставления" для органов МВД от 10.09.2002 г., подписанного Борисом Грызловым. В этом наставлении человек перед властью "никто, и звать его никак". Правозащитники считают (и я разделяю эту точку зрения), что “наставление” стало одной из причин "благовещенского погрома", когда население этого башкирского города "было изъято из правового поля России, а сам город превращен в зону милицейского террора".
Но все-таки трудно не признать, что Борис Грызлов был относительно "неплохим человеком на плохом месте". По крайней мере, стоило бы вспомнить, что он реально сделал (и не сделал) на посту министра внутренних дел, особенно, если сравнивать его с предшественниками. К слову сказать, насколько мне известно, Борис Грызлов был расположен к диалогу с правозащитниками, готов был обсудить и возможные изменения в "наставлении", не исключая и его отмену (не лишне, однако, было бы выслушать нам аргументы и с этой стороны). К чему он будет готов после занесения его в эту бесовскую "черную книгу"? — нетрудно догадаться.
Но "чернокнижникам", видимо, до фонаря, что их провокация сделает подобный диалог невозможным, замедлит реальное решение острых конкретных проблем. Я не случайно использую здесь слово “провокация”. Памятуя о принципе презумпции невиновности, не настаиваю на версии осмысленной или оплаченной провокации, но объективно то, что делают “чернокнижники”, будет оправданием той злобной кампании, которая уже два года ведется против правозащитников. Да и началом новой травли может послужить, учитывая, что в состав Общественного Совета (“разборщиков”) вошли некоторые люди, которые считаются известными правозащитниками.
Правда, некоторые "разборщики", по их собственным словам, не взяли грех на душу и ни в одной разборке участия не приняли.
Главная объявленная цель проекта – “возродить в России институт репутации”.
Я давно занимаюсь проблемами культуры (в социологическом смысле этого термина) и понимаю, что с помощью “черных” технологий старые культурные феномены не возродить, а новые (жизненно нам необходимые, в частности, создание культурного сообщества государевых людей) не создать. В отличие от японца, русский человек после избиения чучела начальника не успокоится, а еще более озлобится. Позволю себе привести здесь цитаты из книг весьма мною уважаемых культурологов. Ксения Касьянова:
Государство изначально противостоит русскому человеку как нечто враждебное, и на него, как на врага, не распространяются моральные запреты: его можно обманывать, у него можно красть; обещания, данные государству, можно не выполнять. С ним можно бороться разными способами, но при этом почему-то не имеет силы самое главное для военных правило: чтобы победить врага, надо его знать. Знать свое государство мы не хотим. Сделав дело и выходя из учреждения, мы немедленно забываем начисто все, что нам пришлось узнать о порядке и способах его функционирования. И это забывание удивительно характерно. Я знаю немало людей, которые, приезжая из командировки, каждый раз с проклятиями приступают к заполнению финансового отчета, так как заново обучаются всем правилам его составления, но, сдав бумаги в бухгалтерию, немедленно опять их позабывают…
И это не только наше отношение к этому государству, оно имеет очень древнее происхождение.
В. Вейдле:
Пусть иногда бестолково и невпопад, но в "должностом лице" у нас всегда склонны были искать человека, а не найдя, впадали в отчаяние или в негодование. Глупая чеховская старуха, сующаяся с челобитной не по адресу, путающая учреждения по неспособности видеть что-либо, кроме живых людей, — лишь карикатурное отражение этой склонности. Для русской литературы губернатор, околоточный, делопроизводитель — либо исчадия ада, либо человеческие существа, начисто изъятые из того мира, к которому они принадлежат по должности.
Толстой ненавидит суд, Салтыков администрацию, Чехов терпит лишь тех профессионалов, которые не терпят своей профессии.
Понятие городового в уме русского интеллигента приобрело метафизический смысл, зачеркнувший его бренное естество: февральская революция, как известно, была "бескровной", хотя трупы городовых, сложенные, как дрова, на невском льду, исчислялись сотнями. Наши террористы были добрые молодые люди, готовые даже и жизнь положить за будущее счастье человечества, но для которых представитель государства уже не был частью человечества.
Авторы чернокнижного проекта обращаются к самым темным сторонам души русского человека, предлагая ему расправиться с “начальниками”. Не сомневаюсь, что призыв “стучать” на казенных людей найдет самый “душевный” отклик и развитие: вначале “стучать”, потом — “мочить”. Известно, что “большую власть” русский человек любит. Как бы понимая это обстоятельство, “чернокнижники” эту власть, которая, по большому счету, и отвечает за наши главные беды, не трогают (опасно же, однако): ни тех, кто виновен в разорении народа, ни тех, кто на самом деле отвечает за судейские безобразия, за поголовное чиновничье взяточничество, за разжигание вражды и ненависти к инородцам, за чеченские безобразия и т.п. Еще раз просмотрите, кто открывает список “мерзавцев”. Ну, чего не попинать какого-то Белгородского судью или придурков из Госдумы. Их, кстати, и до “чернокнижников” хорошо попинали.
Никак не могу обойти главного “разборщика”, который сейчас “на устах у всех” и в зените (как он, видимо, полагает) славы — Игоря Александровича Яковенко. Простая биография. В 20 лет – член КПСС. В 23 (1974-1977) — освобожденный секретарь комитета ВЛКСМ Московского метрополитена. Люди моего поколения легко поймут, что по пути к такой номенклатурной должности (и к кремлевскому пайку) такой персонаж должен был “сжевать” не одного конкурента и быть, самое малое, сексотом. Следующая ступенечка — инструктор, а потом заведующий идеологическим отделом Дзержинского райкома КПСС г. Москвы. Это с 1978 по 1987. Напомню, что в этом РК состояла на учете вся парторганизация КГБ СССР. Опять-таки, памятуя о презумпции невиновности, предположу, что Игорь Александрович в отношении сотрудничества с КГБ был чист, как стеклышко (ну, бывают же в жизни чудеса) и сейчас в развитие такой славной биографии не является Гб-шным провокатором. Но, ведь никак ему было не избежать активного организаторства (в пределах ему подведомственных) кампаний против Александра Исаевича Солженицына, академика Андрея Дмитриевича Сахарова, инакомыслящих из Дзержинского района. Полистайте архивы, посмотрите, сколько там (в Дзержинском районе) исключали из партии, увольняли с работы и т.п. По моему представлению, человеку, побывавшему на такой должности, век не отмолиться.
В конце 80-х годов среди правозащитников активно обсуждалась идея возможной будущей люстрации (запрет бывшим номенклатурщикам в течение определенного времени занимать должности в государственном аппарате, избираться в представительные органы, быть судьями и т. п.). Люстрация для большинства стран бывшего коммунистического блока – состоявшееся дело. Я и тогда, и сейчас являлся противником такой люстрации в России. Это, как мне представляется, реальный шаг к очередной “смуте”. В те годы я предлагал не формальные люстрации (лат.- очищение), а возможность настоящего очищения: предложить бывшим номенклатурщикам добровольно, на срок, который они сами объявят, устраниться от всякой политической деятельности. К сожалению, ни у кого из правозащитников эта идея не нашла поддержки. Не знаю, слышал ли Игорь Александрович о таком предложении.
Я с большим сомнением (по-христански ли?) решился на этот текст: не соблазн ли мне его писать? Мне ли, сидевшему в 1979-1985 гг. не на кремлевском пайке, а на тюремной пайке, мне ли, потерявшему в те годы, когда Игорь Александрович опекал КГБ СССР, десятки близких людей, мне ли, едва там выжившему и вышедшему покалеченным физически (самое малое упомяну – лагерная чахотка), а еще более – духовно, мне ли, который был источником гораздо больших страданий, чем тюрьма, для своих близких (неоднократно угрожали арестом жены, добавляя: “А сын ваш, оставшийся без присмотра, может попасть под машину”), сейчас кого-то судить…
В память о десятках моих замученных и погибших братьев - не могу промолчать, не предупредить..
И последнее. Ну, давайте мы всех казенных людей поголовно объявим мерзавцами, за многими, наверняка, что-то есть. Ну, если и не прошлые мерзости, как у Игоря Александровича, то какое-нибудь нынешнее мздоимство. И не будем им “подавать руки ни при каких обстоятельствах".
А вот как, соблюдая принцип "не подавать руки ни при каких обстоятельствах", призывать соответствующих должностных лиц сесть, к примеру, за стол переговоров с чеченскими сепаратистами? Не представляю, чтобы последние, придерживающиеся, как я полагаю, "правильных понятий", вдруг бы сели за один стол с "козлами" (пардон, "мерзавцами") - этак ведь и сам в "козлы" угодишь.
Да, многие люди во власти, к сожалению, объективно способствуют разжиганию злобности и вражды в обществе. Ну, давайте и мы за ними. Что дальше-то? Да проходили мы это, десятки раз проходили: и "смутные времена", и гражданские войны, когда брат поедал брата, а женщины рожали детей под телегами.
Не нахлебались, что ли?
Фото - с сайта Центра содействия реформе уголовного правосудия
