В своем полемическом комментарии к моей статье "Украина между Россией и Европой" Виталий Лейбин указал на то, что главным моим адресатом являются не российские политики и не российское общественное мнение, а европейские политики и европейская общественность. И он совершено прав. Но разве многие россияне не часть европейской общественности, и разве часть европейцев не думает так же, как, возможно, большинство россиян-антиевропейцев? Виталий Лейбин почему-то считает мою позицию "либеральной" и тем самым чуждой или вредной для России. Прав ли он и в этом пункте?
Для ответа на этот вопрос я предлагаю читателю обратиться к нескольким авторитетным для современного российского общества текстам – к статьям и интервью политтехнологов и примыкающих к ним публицистов, которые со второй половины 1990-х годов участвовали в формировании общественного мнения в России. Эти умные люди (в самом простом, обыденном значении этого слова), как мне кажется, провели за последние несколько лет исключительно сложную операцию по отключению у внимавших им людей интроспекции – способности к относительно трезвой самооценке и к самостоятельному принятию жизненно важных решений, включая участие в политической жизни.
Соловьи телеэкрана убедили сограждан в необходимости прислушиваться только к собственным ощущениям. Вам нужен был человек, который доставил бы ощущение стабильности? Вы его получили. Ах, вы действовали инстинктивно, из чувства самосохранения? Прекрасно! Но тогда не пеняйте тому, кто сочтет вас политически не релевантными.
Большинство населения России сегодня политически безгласно: это то самое большинство, которое считает демократию фикцией, а политику – техникой управления людьми. Хотя общество российское сильно фрагментировано, всё же большинство, скорей всего, именно смирилось с нынешним положением вещей. Если воспользоваться нарядной метафорой, примененной Виталием Найшулем к нынешней системой правления в России – президент-царь и народ-государь, то государь в России нынче явно не в форме.
Живущее верой и с верой в теорию заговора, большинство считает, что всё происходящее в их стране есть следствие действий и решений не их самих, а каких-то других, тайно оперирующих где-то рядом коварных и могущественных сил. И события в Украине большинство объясняет именно так. "Мы же понимаем, что сами украинцы не в состоянии были бы организовать свою "оранжевую революцию", стало быть, их одурачили (возбудили, подкупили, спровоцировали)". Добиться такого взгляда на социальную действительность помогает политтехнология. Или система организационных приемов, подменяющая демократические процедуры принятия политических решений.
Человека, несколько лет жившего под политтехнологическим гипнозом, больше всего интересует одно: "Кто ответит за то, что я себя так плохо чувствую?" Именно поэтому большинство дискуссий об Украине в России вертится не вокруг положения людей в этой стране, вообще не об Украине и ее обществе, а вокруг себя: что будет теперь с нами? Как нам здесь, в России, помешать им там, в Украине, сделать что-то самостоятельно, как не дать им оставить нас на произвол нашей общей судьбы? "Украина" становится лишь проекцией собственных психологических проблем. Отсюда это лишенное политического смысла собирательное "мы". Это у "нас" есть своя команда в английской высшей лиге, ага.
Когда интеллект более высокого порядка привыкает к обслуживанию менее полноценной в умственном отношении среды ради утоления инстинктов обеих сторон, то с интеллектом этим происходят непоправимые вещи. Зажатый между инстинктивно презираемым "народом" и внушающими инстинктивный страх "властями" интеллект неудержимо теряет из поля зрения реальность. Вместо нее перед его глазами разыгрывается страшная драма собственых химер. Весьма содержательно эту драму изобразил на днях Глеб Павловский.
Интервью "Независимой газете", опубликованное 7 декабря под названием "Покаяние Глеба Павловского", начинается с признания, что московские политтехнологи выступили в Украине как "дегустаторы украинского политического сала". Оставляя академический исторический анализ семантики этого словосочетания на будущее, я позволю себе сразу перейти к злобе дня.
"Дегустатор украинского политического сала"
Итак, чем недоволен главный дегустатор украинского политического сала? Тем, что пока российские гости в Киеве только дегустировали, сами украинцы, поощряемые поляками – в лице Леха Валенса – уже вовсю наворачивали. И отъели такую "революционную морду", что "дать в нее" у только полизавших сала москалей просто не хватило сил.
Это – самое важное и для Украины, и для России признание: надо было остановить уподобление Украины Польше. Кремлевские не справились с этой задачей. Здесь дегустатор украинского политического сала определяет свою первую химерическую позицию – позицию Леонида Ильича Брежнева, успевшего на закате своего пребывания в этом мире кулаками самих поляков дать в морду "Солидарности" и всей остальной Польше.
За 25 лет Польша стала членом НАТО и ЕС, а от СССР дееспособными остались только его спецслужбы. Но "дегустатор сала" встал не на сторону победителей-поляков, а на сторону этого временно завоевавшего Россию остатка СССР. И уже из этой позиции политтехнолог думает, что "здравомыслящие граждане" Украины последуют примеру Москвы, а не Варшавы. Во всяком случае, он заявляет:
"Мы не оправдали доверия здравомыслящих граждан Украины"
Это – вторая химера, которой почему-то верит сам московский дегустатор. По умолчанию "здравомыслящим" здесь считается гражданин соседнего государства, который видит благо для себя в отказе от суверенитета и в возвращении под юрисдикцию Кремля. При этом политтехнолог оговаривается, что и в нынешней России таких "здравомыслящих", как он сам, меньшинство. У них получилось взять власть в России, у "наших друзей на Украине" – пока нет.
Здесь украинский читатель легко заметит то, чего российский может даже и вовсе не почувствовать. Дегустатор украинского сала показывает генеральный мандат на промывание мозгов, которым располагает в России политтехнологическая аристократия. Мы, здравомыслящее меньшинство, аристократы духа и политики, взяли этот мандат в 1999 году и провели "превентивную контрреволюцию".
Таким же презрением к остальным людям – к омерзительному большинству, по скудоумию заражаемому революционными настроениями, – охотно делятся в эти дни публицисты Максим Соколов или Михаил Леонтьев.
Превентивное вмешательство часовщика, выдавшего себя за хирурга
"Если бы мы имели полномочия консультировать украинских партнеров по превентивной контрреволюции, а не по выборам, то такого несчастья не было бы", - продолжает Глеб Павловский. Это, возможно, самая опасная для Украины химера политтехнологического сознания – сознания часовщика, который убедил окружающих в том, что он – хирург.
Ведь всего минутой раньше Глеб Павловский сетовал на "слабое знание Украины" – причем не только своё собственное, но и всей когорты дегустаторов сала, в том числе - и выходцев из Украины. Занятые хирургическим вмешательством в российское общественное сознание, часовщики попросту забыли про фактор времени. Им показалось, что пока они колдуют над встроенным в мозги россиянина циферблатом на Спасской башне, часы должны остановиться по всему бывшему Союзу ССР.
Их "друзья" в Украине могли бы им рассказать, как постепенно украинская молодежь начинала дышать уже совсем другим, чем в России, политическим воздухом. Да, местами с примесью регионального дыма и гари, но политическим воздухом, а не политтехнологическим газом. Это был политический воздух студенческого движения в Сумах, это был политический воздух вокруг выборов в Мукачево, наконец, это была политическая духота, наступившая в Украине после 2002 года, которая просто не могла не разразиться грозой президентских выборов 2004 года. Ни этого воздуха, ни этой духоты в Москве не нюхали. Там это были первые годы строительства "вертикали власти". Вот достроим – и возьмем Минск и Киев в одном флаконе, - надеялась чиновная Москва.
Умеючи перекрыть этот воздух можно, конечно, и сегодня. Как там пелось у Галича?
Мы научены, бля, этой химии -
Обращению со стихиями...
Но оставим интеллигентские сантименты: дегустаторы украинского политического сала этого не любят: аристократия!
"По просьбе моих московских клиентов я работал с коалицией власти"
Глеб Павловский подробно останавливается на том подряде, за который он взялся по заданию не называемых им по имени "московских клиентов". Как в Москве 1999 года, когда усилиями группы лиц Борис Ельцин передал государственную власть Владимиру Путину, так и в Киеве 2004 группа дегустаторов должна была обеспечить передачу власти из рук Леонида Кучмы в руки его премьер-министра Виктора Януковича. Полномочия Глеба Павловского ограничивались, как он пишет, "киевской коалицией власти". В тот момент, когда часть этой коалиции почувствовала угрозу генерального перехвата власти Кремлем, всё лопнуло. Как думает Глеб Павловский – по причине "ограниченности" его "мандата" и мощного противодействия со стороны "посольства" и "европейских насекомых".
Российский читатель заворожён – его взяли за руку и подвели к самому Олимпу, где обитают сами "Клиенты", невидимые сквозь балтийско-байкальские тучи и отягощенные думой о судьбах России. Для них, говорит Павловский, "Украина – это аспект наших внутриполитических проблем, не более того".
Последнее как раз отлично понимают "здравомыслящие люди" в Украине. Они слышат и другое: "Если главный дегустатор, лично получающий задания от самого Клиента, называет "насекомыми" европейских политиков, то как они там, между собой, на Олимпе, среди туч, при распределении подрядов называют нас - хохлов-салоедов, бандеровскую шваль, оуновскую мразь, продажных западенцев или просто оранжевых хунвейбинов, сионистов-антисемитов?"
Все – от первого "сепаратиста" в Донецке до последнего палаточного задохлика на Майдане Незалежности – поймали в уши этот сигнал из Кремля: "Дай срок, только вернись!" Но ложиться под Кремль и всё украинское начальство – от Донецка до Ужгорода – хочет так же мало, как оранжевые на Майдане. Однако эта химера "раскола Украины" на "группы успеха" и "группы безнадежности" необходима политтехнологам. Потому что главное и единственное, чего они боятся, - это демократическая политическая процедура. В ходе предвыборной борьбы возможны самые резкие суждения, но честный результат выборов переводит политическую жизнь в рабочее русло. Подряд на управление выиграли на ближайшие годы другие, но оппозиция не сошла со сцены в никуда, а продолжает оставаться контролирующей инстанцией – самое позднее до следующих выборов.
Поэтому наличие в стране двух и более противоборствующих станов – это никакой не раскол, а основание элементарной демократической процедуры. Политтехнологи же изображают его как "революционное противостояние" только для того, чтобы потом задним числом оправдать применение силы.
И лучший часовщик не может работать хирургом
Общество – не часовой механизм. И украинское общество – с его действительно сильнейшей региональной раздробленностью – оказалось не по зубам кремлевским политтехнологам именно в силу зазнайского непонимания этой единственной системной ошибки.
Именно слабость центральной киевской власти обеспечила живучесть оппозиции в ее региональных формах. Поэтому раздробленность, которую из Москвы всеми силами изображают как слабость украинского государства, на самом деле – залог его возможных демократических успехов и силы его гражданского общества. Здесь нет одной тяжелой руки, способной подавить всё разом. Здесь какая-нибудь "Госнефть" из столицы не диктует расписания военных действий на кавказском ТВД. И время идет пока еще по-разному – в Донецке пока что громче тикают советские ходики, Львов и Киев начинают синхронизироваться с Варшавой и Прагой. Страшным ударом по ожиданиям изголодавшегося без Украины Кремля стала готовность сторон к компромиссу.
Поэтому если на Украине действительно произошел раскол – то не на сторонников Ющенко и сторонников Януковича, а внутри правящего клана между Кучмой и Януковичем. Часть людей Кучмы бежала под знамена Ющенко, часть – осталась при старом хозяине, часть – откочевала к Януковичу. Есть только одна сила, которая не нужна сегодня в Украине никому: это дегустаторы политического сала. Не нужны все – как политический класс.
"Наши ошибки трудно назвать вслух – это может поставить друзей под удар"
Это последнее признание выдающегося политтехнолога дорогого стоит. К сожалению, Глеб Павловский распространяет его только на события последних недель в Украине. Ему кажется, что российское руководство продемонстрировало способность "извлекать уроки из поражений". "Мы это проходили в свое время и с Чечней, и с другими ситуациями".
Другими словами, Глеб Павловский считает, что политика последних лет в Чечне может быть предъявлена как опыт извлечения уроков из ошибок. Поскольку "другие ситуации" (Абхазия? Приднестровье?) не названы, попробуем сформулировать в двух словах, чего удалось добиться даже не за все 10 лет войны, а только за пять последних лет в Чечне. Убиты тысячи, возможно – десятки тысяч людей. В стране действует несколько крупных вооруженных группировок, теракты докатились до Москвы и городов соседних с Чечней областей. Усиление "федерального давления" дает отдачу по всей России: вчерашние участники "зачисток" мобилизуются из армии и вольются, уже вливаются в ряды гражданского общества. Ослабление "федерального давления" может оживить приток в ряды сопротивления свежего пополнения. В шахматах это называется цугцванг: любой ход ухудшает позицию. События от Дубровки до Беслана – это что, свидетельство извлечения уроков из поражений? Или всё-таки само поражение? В войне, которой нет уже три года...
Когда украинцам стало ясно, что кандидат Янукович это надежда не Кучмы, а Путина, что это сознательное навязывание населению эдакого "политического полковника Буданова", когда им, "козлам", на пальцах показали, в какую игру с ними пытаются играть из Кремля, когда они увидели движение в "Малороссию", когда они почуяли, что к ним приехали пока еще только "дегустировать политическое сало", вот тогда померанцевое народное движение за демократию уже нельзя было остановить.
Именно так: пусть в Украине некоторые называют события там "революцией". В действительности происходящее не переворот, а предотвращение окончательной узурпации власти разрушителями демократии. А предотвращающее переворот общество во главе с новым президентом, политически повзрослевшим парламентом и пользующимся всеобщей поддержкой Конституционным судом справятся с реальным политическим плюрализмом, где будет своя платформа и у сине-белых, и у серо-буро-малиновых.
БольшАя часть населения Украины вообще только сейчас осознала, что эта страна ничуть не менее настоящее государство, чем Литва, Польша, Латвия. При этом ни один из приводимых в России аргументов в пользу отказа от такого коллективного самосознания не выдерживает критики.
Конечно, едва ли не большинство жителей Украины владеет русским языком. Да хоть бы и все. Какое это имеет отношение к политическому выбору жителей чужой страны? Русский язык не является собственностью нынешнего российского государства. Австрия, самые тучные кантоны Швейцарии и треть Бельгии говорят по-немецки. Но они – не Германия. И не зависят от Германии ни лингвистически, ни политически, ни экономически.
Конечно, исторически Украина, скажут нам, была окраиной российской империи, но почему именно этот исторический эпизод должен определять ее нынешнее политическое положение?
Конечно, Украина зависит от российских нефти и газа, но от них зависят и такие страны, как Польша и Словакия, Нидерланды и ФРГ. Зависит от своих энергетических ресурсов и Россия, и Саудовская Аравия, и Ирак: она должна продавать их на внешнем рынке. И лучше продать этот товар конкурентам в Европе, чем конкурентам в Азии. В 1973 году арабские страны использовали нефть для давления на Запад в острой фазе палестино-израильского конфликта. Но страны ОПЕК не добились тогда ни отказа Запада от поддержки Израиля, ни ограничения демократических свобод в Европе. Наоборот, попытка использовать топливо как орудие давления подхлестнула развитие новых технологий и оказалась стимулом европейской интеграции. А нефтяные шейхи так и не научились ни пить свою нефть, ни строить собственные автомобили.
Есть только один неоспоримый и весомый аргумент, который подспудно присутствует во всех антиукраинских выступлениях – как режиссируемых в Кремле и мультиплицируемых московскими теленарциссами, так и вольно изливаемых общественностью, за которую вступился Виталий Лейбин. Этот аргумент – обида. Да, обидно. Обидно, что "хохлы воспользовались случаем и потянулись к мещанской, малодуховной и процветающей Европе". Обидно, что "России приходится в который раз одной нести этот крест – защищать Европу от нового татаро-монгольского (виноват, чечено-исламского) нашествия, корячиться на нефтепромыслах, ковать ядерный щит и сносить поношения в варварстве".
Но больше ведь никакого рационального месседжа от общества болельщиков "Челси" – любителей чистых рук, холодной головы и горячего сердца – не наблюдается. Всё остальное – про многополярный мир, про жажду папы римского задушить в своих объятьях московского патриарха, про замыслы коварных американцев лишить россиян их исконных духовных ценностей, а для начала впридачу к Аляске забрать Чукотку, - всё это химеры телепузиков с ОРТ. Только ими интеллигенты-державники делятся с прикованными к экранам заложниками путинской стабильности. Стабильности без парламента, без демократической оппозиции, без свободных СМИ, без того чувства собственного достоинства, наличие коего никогда не сделало бы столь обидным для россиян "отплытие Украины в Европу".
Этой обидой люди оправдывают нынешнее плачевное состояние российского гражданского общества, которое в обмен на ощущение стабильности согласились отдать свой политический суверенитет и – перестало быть гражданским обществом.
Между строк всех российских споров об Украине только один честный мотив: население России оставляют один на один с его не решенными пробемами. А российских политтехнологов оставляют в неприятной промежности: по бокам – обозленные чиновники, сверху – обозленный Клиент, в складках матраса – либеральные насекомые, возможно, готовые принять апельсин за восходящее солнце. Не убьют – так закусают, морду раздует не хуже чем у Ющенко.
Сейчас население России пока еще боится отвечать на вопрос о том, когда же ему придется или, точнее, когда ему разрешат начать говорить о главном в своей собственной стране. Но без и до разрешения этих проблем российскому государству, да и всему российскому обществу нечего соваться к украинцам со своими политтехнологами-дегустаторами. Дело идет, увы, о слишком многом:
о незаконченной войне на собственной территории,
о политических убийствах, из которых российское общество не извлекло никаких политических уроков – Галины Старовойтовой и Дмитрия Холодова, Сергея Юшенкова и Юрия Щекочихина...
о цензуре,
о ликвидированной парламентской демократии,
о кремлевской камуфляжной олигархии.
Пока еще население России насыщается страшилками о коварном Западе, который пытается-де превратить Россию в Сербию. С психопатом, обуреваемым теорией заговора, говорить трудно. Нельзя сказать, что зрелище дрожащей "вертикали власти" - от набалдашника этого пастырского посоха до его телескопического острия – внушает сколько-нибудь приятные чувства. Отнюдь. Ведь чем может напугать мир психопат? Самым страшным, что у него есть, – самим собой.
Теперь последствия этого устрашения будут устранены только после честных выборов, исход которых, кстати, вовсе не предрешен. В высшем смысле все – и европейцы, и граждане Украины, и граждане России – имеют право узнать, является ли эта 50-миллионная страна всё ещё политической провинцией России, или всё-таки "Украина – не Россия", как назвал свою программную книгу уходящий в отставку Леонид Кучма. И пожелать всем правителям долгих лет жизни – как Аугусто Пиночету.
