Битва за демократию в России в полном разгаре. На передовой не пламенные трибуны уличной оппозиции и не думские квазиоппозиционеры — на передовой Кремль. Именно в недрах президентской администрации ныне пытаются нарисовать дизайн новой (по сути старой) политической системы, которая будет отличаться от системы образца 2005-2012 годов большей транспарентностью и установкой на «все флаги будут в гости к нам».
Так, в минувшую пятницу Вячеслав Володин — куратор внутренней политики в АП и замглавы администрации — проводил традиционное совещание с политологами. Совещание с политологами — жанр старый, его активно практиковали и при прежнем кураторе внутренней политики Владиславе Суркове. Фактически на этих совещаниях известные политтехнологи, в основном ангажированные властью, получали и получают вводные по поводу текущего политического курса и рассказывали в ответ о своем видении политической конъюнктуры.
И вот на последнем совещании Володин много говорил о наших политических буднях и, вопреки обыкновению, необыкновенно содержательно. В частности, Кремль в его лице ныне настаивает на том, чтобы все претенденты, включая оппозиционеров, принимали участие в выборах и их не снимали «пачками», как было заведено до сих пор. Фактически речь идет о том, что Кремль вполне готов и к тому, что в каких-то регионах представители власти вполне могут проигрывать выборы, и задачи выиграть во что бы то ни стало более в повестке дня нет.
Ранее любое поражение на выборах воспринималось в Кремле крайне болезненно. Опасные кандидаты, как правило, до выборов не допускались, а если их и регистрировали, то на них обрушивался весь административный ресурс, сколько его решится применить местная власть при молчаливом или даже деятельном одобрении Кремля. Даже выиграв выборы, кандидат не мог рассчитывать на пост — на выборах мэра Архангельска в 2008 году кандидату власти помогли победить, правильно пересчитав голоса. В Иркутске в 2010 году победившему на выборах мэра кандидату (шедшему официально от коммунистов) объяснили, чем чреват для него будет отказ от сотрудничества с «Единой Россией», после чего он об оппозиционности более не вспоминал. Против оппозиционных мэров (не только против них, но и против них тоже) даже в случае получения ими поста частенько заводят уголовные дела — негоже выигрывать там, где не следует.
Если верить Вячеславу Володину, Кремлю такая ситуация ныне не нравится и он готов работать со всеми, с кем придется. Ради этого даже возможно некое пренебрежение буквой закона. Политологам, например, Володин сказал, что Навального не снимут до выборов — то есть точно не снимут, даже если найдут не вполне совместимые с законом факты.
Иными словами: Кремль своими руками готов отдать кое-где власть представителям оппозиционных партий, но если раньше вопросы такого рода решались ситуативно (в Забайкалье губернатором ныне эсер Ильковский, в Смоленске — жириновец Островский), то теперь это вроде бы станет стратегической установкой. Кто победит, с тем и будет работать Москва. Вячеслав Володин хочет откатить систему на момент 2004 года, интерпретирует логику замглавы АП один из участников встречи. Непосредственного вмешательства Кремля в региональные политические выборные процессы тоже может стать поменьше — кураторы регионов, вроде бы, не поедут в этот раз, и не будут в дальнейшем ездить и следить за ходом кампаний, дабы не мешать, а будут работать из Москвы.
Конечно, это вовсе не значит, что мгновенно наступит счастье и демократия для всех. Во-первых, от ряда региональных конфликтов Кремль будет, по всей видимости, просто устраняться. Ведь кандидатов от прохоровской «Гражданской платформы» снимали не в Москве — их снимали региональные власти, опасаясь проигрыша. И молчание Кремля по этому поводу было весьма красноречивым: мол, делайте, что хотите, на свой страх и риск. Не значат заявления Володина (а он уже не первый раз говорит о большей транспарентности политической системы), что в Кремле готовы проигрывать принципиальные кампании федерального уровня: пока слабо представима оппозиционная Госдума или даже Мосгордума. Да и прелести применения административных технологий на выборах вряд ли куда-то денутся. Но слово сказано — новая стратегия, осталось смотреть, как она будет применяться в следующем политическом сезоне.
Или вот еще новости с фронта борьбы за демократию: околокремлевские структуры почти закончили распределение президентских грантов для некоммерческих организаций. И в их числе, как пишут «Ведомости», не только осколки движения «Наши» (они традиционно получали до своей смерти солидные пожертвования из президентских грантов) и прочие патриотические проекты (по информации «Ведомостей», в частности, самый крупный грант почти в 10 миллионов рублей достался на проект «Великая победа, добытая единством: роль народов Кавказа в освобождении блокадного Ленинграда»), но и записные «враги режима». Тут и региональные «солдатские матери», и отделения «Мемориала», и «Левада-центр», не так давно подвергшийся давлению властей из-за закона об НКО-иностранных агентах и вынужденный отказаться от зарубежных грантов. Впрочем. «Левада-центру» грант в 2,8 миллиона рублей вряд ли сильно поможет компенсировать выпадение в 5 процентов бюджета организации — все-таки социологические исследования вещь недешевая. Но сам факт из той же серии про мягкую и вроде бы последовательную демократизацию. В чем-то, кстати, гораздо более радикальную, нежели та, что проводилась при президенте Дмитрии Медведеве.
Медведевские политические «реформы» были своего рода игрой в «президента-либерала» после «президента-силовика». Номинальная борьба с коррупцией, приведшая к принятию массы неработающих инициатив, снижение порога регистрации для партий на несколько тысяч человек (с больших, по российским меркам, 50 тысяч), «приставные кресла» для партий, набравших на парламентских выборах от 5 до 7 процентов голосов — все это выглядело откровенной издевкой. И даже «дембельский аккорд» в виде возвращения прямых губернаторских выборов был ограничен оговоркой (оговорку, правда, вписывал уже не Медведев и не Владислав Сурков) про жесткий муниципальный фильтр для кандидатов.
Теперь вроде бы намерения еще более радикальные — не бояться конкуренции, не зажимать оппонентов совсем уж по беспределу и вообще вести себя так, как это принято в солидных старых демократиях. Звучит хорошо, но вот получится ли — в этом имеются вполне понятные сомнения. Принцип «гладко было на бумаге, да забыли про овраги» никто не отменял.
И все равно встает вопрос: а зачем Кремлю это вообще все нужно? Безусловно, существует «фактор Болотной», то есть какого-никакого, но гражданского протеста, что внезапно обнаружился после выборов 2011 года. Но только на него списывать было бы наивно: и власть успокоилась с тех пор и поняла, что непосредственной угрозы от протестантов нет (и протест даже можно использовать в политтехнологических и аппаратных целях), и сама энергетика протеста несколько сдулась. Имеется еще и фактор сугубо субъективный. Владимир Путин, похоже, пребывает в уверенности, что его власть прочна, хотя он и не может отдать ее в надежные руки. И потому способен на почти любые эксперименты — морально, так сказать, готов.
У Вячеслава Володина, непосредственно отвечающего за интерфейс системы, иная мотивация. Условно: ему (вероятно, ведь чужая душа — потемки) не хочется быть «новым Сурковым», а хочется оставить некие «хорошие» качества медиа-образа Суркова («разносторонний человек». «интеллектуал во власти», «демиург политсистемы») и отбросить «плохое» («душитель свобод», «шеф путинюгенда», «закрытый от общества человек»).
Есть и объективная потребность в некоторых послаблениях. Кадровый голод в эпоху «подморозки» политической системы, конечно, не уничтожил политику вообще, но в публичной сфере политики и политиков практически не осталось. Потому и Алексей Навальный выглядит пиком Коммунизма посреди среднерусской возвышенности — такой ландшафт достался нынешней власти от предыдущей эпохи. И отсюда возникает сложный вопрос: а откуда этих политиков взять в будущем? Что-то, конечно, пробьется рано или поздно сквозь забетонированную площадку российской публичной политики, но не факт, что лицо этого «чего-то» власти сильно понравится. Меж тем политики востребованы ради воспроизводства, пардон за выражение, элиты.
В общем виде, получается все та же старая история. В 2003 году, когда «Яблоко» и СПС неожиданно для всех провалились на выборах в Госдуму, а Владимир Путин посетовал, что правые, к сожалению, не прошли, одна из федеральных газет (кажется, покойная «Время новостей») поместила на передовицу материал под заголовком «Крайний справа», имея в виду, что единственным правым в публичной политике остался Владимир Путин. А еще раньше Пушкин писал Чаадаеву (правда, письмо так и не отправил, кажется): «Надо было прибавить не в качестве уступки, но как правду, что правительство все еще единственный европеец в России. И сколь бы грубо и цинично оно ни было, от него зависело бы стать сто раз хуже». Пушкин там сетовал на то, что общество не способно никак усвоить европейские ценности: «это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому долгу, справедливости, права и истине; [это циничное презрение ко всему], что не является необходимостью». Сегодня активная часть общества уже имеется и стоило бы уже корректировать классика. Но кажется, что «правительство» если и не «единственный европеец», то пытается на него походить. И едва ли и впрямь не является «единственным демократом» в стране.
