На этой неделе исполнилось бы 80 лет Дмитрию Александровичу Пригову — поэту, а еще постоянному автору и большому другу Полит.ру. Сегодня мы вновь публикуем его колонку от 21 октября 2005 года — о том, как объединить людей.
Пятого ноября, в день рождения Дмитрия Александровича, мы соберемся на онлайн-семинар. Зарегистрироваться, чтобы принять в нем участие, можно здесь.
Помню, в глухие времена советской власти существовал миф: с нами можно делать все, что угодно, только не моги водки коснуться. Нельзя! Поднимется всенародный бунт и сметет с лица земли незадачливую власть, решившуюся на подобное. Однако же вот — решились. Горбачев решился. И ничего. Поворчали-поворчали по кухням да подворотням и пошли решать вопрос всевозможными подручными средствами.
Или другое. В европейских странах годовой доход десяти процентов самых богатых людей превосходит подобный же у бедных в четыре раза. В ужасной Америке — уже в 6 раз. Считается, что при семикратном превышении возникает самая, что ни на есть, революционная ситуация. У нас этот индекс равняется 40. И ничего. Видимо, такие перегрузки вообще анастезируют весь общественный организм. Какие уж тут “оранжевые” страсти?! И, представляется, в ближайшее время ожидать всеобщей революционной смуты не приходится. Только совсем уже обездоленные старики, лишенные средств к существованию, проявили некое подобие неповиновения. Но, согласитесь, до революции было — ой, как! — далеко. Да и ни одна политическая сила не сподобилась хоть как-то проэксплуатировать этот всплеск недовольства.
Терпение! Терпение и еще раз терпение!
Тут вот заново забродили слухи о создании, выработке, выбрасывании в массы некой новой национальной идеи с консолидацией всех живущих на российской территории вокруг титульной нации. То бишь — русских. Начет этой консолидации не берусь судить. Но припоминается, что национальная идея — самодержавие, православие, народность — в памятное время сменилась неким подобием того же самого — коммунизм, интернационализм, державность. А потом и вовсе чем-то невнятным, так до конца и не оформившимся в ладный лозунг. Ну, можно кое-как смастерить нечто словесное — рынок, либерализм, свободы. В данном случае мы не обсуждаем реальность воплощения этих лозунгов в жизнь.
И что же? После коротких времен смуты одна идея надолго сменяла другую, застревала в мозгах и душах при несменяемом смирении и терпении масс. Вот именно терпение и есть сквозная непреходящая идея российского народа. Уж не знаю — как титульного или просто самого по себе.
Можно, конечно, объединяться всей нацией вокруг футбольных побед — как Франция в момент своего мирового чемпионства. Или вокруг поражения — как Россия в год своего японского краха. Но надолго ли? Можно чувствовать всенародное единение в период катастроф — как после гибели “Курска”. Или как те же американцы 11 сентября. Надолго ли?
Так вот и получается, что, скорее всего, терпение и может быть обозначено русской идеей. Непреходящей идеей. Идеей, проходящей сквозь века. Да и какого-никакого человеческого размера в отличие от нечеловеческого размера всякого рода имперских и мироспасительных идей. Все-таки терпение — знак жизни и выживания. Знак неистребимости. Все получше, чем скорбь и ненависть. Ну, естественно, до краткого момента дальнейшей непереносимости и, соответственно, переворачивания всего вверх дном, в ожидании новой идеологической троицы на долгие годы следующего терпения.
Да. Вот так.
И в конце с премногими извинениями приведу все же одно свое старое:
Уж вы меня не обессудьте —
Народ российский — что, по сути
Он есть?
Вот, скажем, Ленин — тот увидел
Коммунистическим его
А Солженицын — тот увидел
Богоспасительным его
Ну что же, так оно и есть
Все дело только в том, чья власть
