310 лет назад, 10 февраля 1696 года по григорианскому календарю, в Кремлевском дворце неожиданно скончался двадцатидевятилетний царь Иоанн V (или II, если считать, как иногда делают, не от Калиты, а от Грозного).
Еще за три дня до этого, в день тезоименитства своей сестры, царевны Марьи, он слушал литургию в дворцовой церкви св. Иоанна Предтечи, после чего "жаловал в передней царевичев, и бояр, и окольничих, и думных, и ближних людей кубками фряжских питей, а стольников, и судей из приказов, и полковников стрелецких, и дьяков, и гостей водкою", и ничто, казалось, не предвещало беды – а уже 10-го утром его не стало.
На погребении, состоявшемся день спустя, ставший теперь единовластником Петр I шел за гробом в "печальном платье" и "по погребении тела его государева из церкви архангела Михаила изволил иттить в свои государские хоромы". А уже на следующий день Петр встречался в Преображенском с генералом Патриком Гордоном, обсуждал с ним, должно быть, ворох своих тогдашних затей – строительство флота в Воронеже, подготовку к походу на Азов… Носить траур подолгу Петр не имел обыкновения. Жизнь пошла своим чередом.
След Иоанна V в русской истории вроде бы никак не назовешь значительным. Посаженный на трон вместе с младшим единокровным братом Петром на волне смуты 1682 года, этот болезненный и не особо развитый мальчик, казалось, в этом качестве вовсе не интересовал никого и никому не мешал – коалиции и группировки устраивали перевороты, ссылали и казнили своих оппонентов, покушались на жизнь царя Петра, упекли в монастырь царевну Софью, но вовсе не трогали царя Ивана. Да и он никого не трогал тоже…
В 1684 году Иоанна женили на Прасковье Федоровне Салтыковой, выдвинув тем самым эту фамилию в первые ряды российской знати. Однако золотой век Салтыковых был позже, он выпал на царствование средней дочери от этого брака, ставшей в 1730 году русской императрицей Анной Иоанновной. Внуком же старшей дочери Иоанна V, Екатерины, был Иоанн VI, – русская "железная маска" – младенцем занявший престол по смерти Анны Иоанновны в 1740 году, свергнутый через год лихими лейб-кампанцами Елизаветы Петровны, после чего томившийся в заключении вплоть до своей гибели в ходе неудачного выступления Мировича в 1764 году. Вот, собственно, и все.
И тем не менее, рискнем предположить, что роль Ивана V в нашей истории несколько больше, чем кажется. Ключ к этой роли – в уникальности ситуации двоецарствия, сложившейся в результате Хованщины. Во главе государства оказались две персоны с абсолютно одинаковой формальной легитимностью и обе, однако, практически в равной степени отстраненные от реального управления. При этом лишенный от природы каких-либо заметных амбиций Иван оказался все-таки в привилегированном положении относительно Петра и его полуопальной родни – Нарышкиных.
К чему все это привело?
К тому, что основное содержание жизни русского царя XVII века – исполнение многочисленных длительных и сложных дворцово-церковных ритуалов – оказалось, во-первых, поделено на двоих, а во-вторых - поделено неравномерно: Петр, по мере взросления, все больше и больше протокольных мероприятий игнорировал напрочь, при том, что окружающими это игнорирование не особенно замечалось: в том месте, где должен быть царь, царь был – что нам за дело, какой именно…
Врагам Петра такой расклад, однако, не мог не нравиться: отсутствие его на публичных мероприятиях, по их расчетам, убавляло ему очки, порождало сомнения в его легитимности как главы богоспасаемой православной державы. Петр же в это время учил немецкий язык и геометрию, строил потешные корабли, пил с иностранными офицерами и вообще формировался как личность. Формировался как Петр Великий, знакомый нам из учебников и книжек.
Огрубляя до схемы, скажем, что, занимая русский престол, царь Иван обеспечил Петру поистине недоступное для всех предшествующих ему Романовых: возможность взглянуть на царскую власть со стороны и изнутри одновременно. В таких ситуациях рефлексия неизбежна – и следствием этой рефлексии стало то, что сегодняшние умники назвали бы сменой формата и перепозиционированием государства. Благодарить ли за это болезненного молодого человека, находившего, наверное, искреннюю усладу в неспешном посещении подмосковных монастырей или в одаривании чаркой водки тех самых спальников и стольников, которых всего год спустя Петр отправит в далекую Голландию учиться?