У нас после выборов сложилась более честная общественная ситуация. Тема конкурентных выборов (а значит и публичной политики) плотно закрыта. Их больше нет: покойник родился в конце восьмидесятых, в девяностых стал тучным, энергичным и богатым, в 2000-ом скорее был уже мертв и вот сейчас с почестями похоронен. Ситуация неприятная, но в ее определенности есть хорошая энергия ясности. Ситуация “то ли жив, то ли помер” была хуже.
В послевыборных комментариях сложились две заказные линии. Одни утверждают, что народ поддержал тех, кого поддержал, и в этом смысле сформулировал свою волю и политический интерес на ближайшую перспективу. Так вот, это – неправда. Другие (по понятным причинам, менее массовая группа) – что проигравшие не проиграли, а были выбиты из борьбы нечестными выборами и фальсификацией. И это – неправда.
То есть, конечно, Кремль выиграл. Но не выборы, а совсем другой процесс и гораздо раньше. Про глас народа, соответственно, мы продолжаем ничего не знать. И это одна правда.
Конечно, фальсификации были, но не они решили исход дела, они вообще не обладают статусом реальности: нет никого, кто бы имел моральное и политическое право оспорить результаты выборов. И это – другая правда.
Как именно выиграл Кремль? В принципе, эта модель уже была обкатана в ряде регионов, прежде всего – в национальных республиках и Москве. Первый раз я такое наблюдал на выборах в Мосгордуму в 1997 году. Тогда во многих округах победили с нормальным отрывом никому не известные кандидаты, которых как-то поддержал Лужков. Был ли смысл пенять на фальсификацию? Нет. Потому что никто и не сомневался, что Лужков в Москве главный, конкурентов у него нет. Соответственно, народ немного удивился, но не протестовал. Обратная ситуация случилась в Грузии, где фальсификации вызвали протест, потому что все знали, что Шеварднадзе политически слаб, ситуацию в стране контролирует плохо, а его соратники непопулярны. Путин и Лужков не нуждались в фальсификациях, и провели бы своих, скорее всего, и так, просто это было бы дороже и хлопотней.
Смысл технологии заключается в создании политической и тотальной монополии, в обеспечении единства идеологии, зависимости бизнеса от “крышевателя” и жесткой административной поруки. Чиновники знали, что идут на уголовное преступление по нарушению избирательных прав граждан, но не боялись, потому что над ними один закон и один хозяин. В части мажоритарных округов кандидаты, согласованные с властью, набирали даже больше 50% голосов. По многолетнему опыту выборов – результат для конкурентной ситуации невозможный. Это значит, что никто не посмел сопротивляться, а еще для верности и вбросили. И бессмысленно теперь разбираться, какая часть голосов была следствием заранее совершенного административного согласования кандидатов, а какая – фальсификацией.
Выигрыш на всех выборах строился заранее, и ушедший Александр Волошин был не последним строителем. Некоторые эпизоды большого пути – наведение нового порядка в бизнесе, на телевидении, в социологии. И смешно, когда Алексей Макаркин говорит, что результаты выборов не противоречат экспертным прогнозам. Может быть, потешным “праймериз” они и не противоречат… А как результаты могут им противоречить? С тем же успехом можно сказать, что результаты выборов легитимны, потому что так в телевизоре сказали.
Но реальный выигрыш был достигнут благодаря единственной настоящей политической кампании в стране – охоте на олигархов, и в прикуску – на оборотней. Кроме партии власти, которая косвенно не могла не ассоциироваться с кампанией власти, выиграли те, кто жестче и откровеннее, чем власть, присоединялись к товарищам прокурорам. В этом смысле народ, как всегда, прав, вознаградив “за честность”, но не в прямом смысле – честность, а скорее последовательность. Мочить олигархов, так мочить, а не каким-то там правосудием заниматься. В ситуации, когда все врут, даже такая “честность” награждается. Кампания власти, следовательно, была устроена, как драки Жириновского: мол, сразитесь сначала с моими охранниками, а то если я сам, то будет хуже. Но для этой схемы как раз и надо содержать “шестерок”. Отсюда некоторая видимость многопартийности.
Проиграли все те, кто не стал садиться на антиолигархический паровоз (или не смог это сделать), то есть становиться политическими охранниками партии власти. Они же, правда, и на драку не решились. Оказались между – без позиции, без кампании, без поддержки.
Это чистый (и в этом смысле – честный) проигрыш для СПС, “Яблока” и КПРФ. И этот проигрыш произошел не благодаря особой искусности власти, а благодаря их собственной моральной и содержательной ущербности. Моральная ущербность состроит в том, что нельзя занимать независимую позицию, находясь в сговоре с Администрацией. Нельзя регулярно бегать в Кремль за советом и одновременно говорить, что власть не права. Нельзя соглашаться на проплаченные голосования и считаться непримиримой оппозицией. Предание гласит, что якобы Анатолий Чубайс при последней встрече с президентом “ни о чем не попросил”. Если так, то это принципиально, но как-то поздно – публичная позиция все равно не была занята.
Содержательная ущербность состоит в том, что ни демократы, ни коммунисты не смогли развить общественную дискуссию. После более чем десятилетия реформ странно обсуждать путь страны в дилемме “капитализм или возврат в прошлое”. А Путин в это же время делал заявки, похожие на стратегические…
Конечно, СПС и “Яблоко” не пустили специально. Очень уж они дорогой инструмент для голосования. Лоббировали кого-то, какие-то принципы у них были – слишком хлопотно. В этой Думе будут голосовать либо бесплатно, либо просто за небольшие деньги. И олигархам, и прочим лоббистам тоже в среднем дешевле. А “либеральных” специалистов теперь власти и нанять будет проще – их много высвободилось. Путин уже и предложение сделал сразу после выборов, мол, ничьи таланты не пропадут. И так, будто бы все равно, что строить, будь то экономическое развитие или фондовый рынок на зоне.
Там, где есть государь-император, – не может быть Бени-короля, там, где есть “Единая Россия” (не партия, а страна с одной идеологией и одной неделимой властью), – не может быть демократического выбора.
