22 августа (ст. ст.) 1764 г. от Клокбайской бухты на Шпицбергене в направлении Архангельска отправился отряд небольших деревянных судов под командованием лейтенанта Михаила Немтинова, в составе казенного пинка "Слон" и четырех арендованных у архангельских жителей гукоров: «Св. Николай», «Св. Наталья», «Св. Иоанн» и «Св. Михаил». В Клокбае Немтинов оставлял первую в истории России официальную шпицбергенскую зимовку – лейтенанта Моисея Рындина с десятью подчиненными. Зимовщикам достались привезенные в разобранном состоянии избы, амбар, баню, запасы продовольствия и дров – причем запасы продовольствия не только и не столько для них. Ибо Клокбайское зимовье задумывалось как промежуточная база для некоторой очень серьезной экспедиции, отправка которой намечалась на май следующего, 1765 г. Эта экспедиция, руководимая капитаном первого ранга В. Я. Чичаговым, имела своей задачей поиск предсказанного Ломоносовым прохода во льдах через Центральный Полярный Бассейн на Камчатку. Плавания Чичагова стоят того, чтобы им посвятить отдельную статью – и мы это обязательно сделаем в будущем. Сейчас же поговорим о том, что ей предшествовало, – так как и в этом предмете имеется немало любопытных моментов.
Итак, 4 июля 1764 года отряд Немтинова отправили из Архангельска. 5 августа «Слон» достиг Клокбайской бухты – причем по дороге от столкновения с плавучими льдами судно повредило левый борт. Днем позже подошли гукоры – вернее, четыре гукора из пяти: «Св. Дионисий» из-за течи вернулся в Архангельск. Другие суда, впрочем, тоже текли, хотя и не столь фатально.
Войти, однако, в гавань сразу не удалось: везде было полно льда. Немтинов послал для обследования бухт лейтенантов Рындина и Шипунова, которые нашли лишь узкий и мелкий проход, глубина которого при полной воде составляла 12 футов. По счастью, в одной из внутренних бухт они обнаружили судно промышленника Михаила Амосова, именно он показал путешественникам более удобное место стоянки – так называемый Зюйдовый залив, защищенный горами от северо-западных ветров. К тому же, в залив впадала речка, из которой можно было набрать пресную воду. 7 августа началась выгрузка привезенных припасов, продолжавшаяся девять дней. 16 августа все было закончено, была также проведена тщательная съемка Клокбайской бухты, промеры фарватеров, наблюдения над движением льдов и т.д. 22 августа "Слон" отчалил от Клокбая и лишь месяц спустя пришел в Архангельск, растеряв по дороге гукоры. При этом команда пинка находилась в крайней степени измождения и тотчас была отправлена в отпуск для поправления здоровья.
Обратим, однако, внимание на то, что на Шпицбергене экспедиция оказалась бы едва ли не беспомощной без содействия "частников" – промысловиков, ходивших в те края без какой-либо государственной поддержки. Более того, оставленные под командованием Рындина зимовщики, испытав огромные трудности в зимовку 1765-1766 г.г. (несколько человек погибло от цинги), вообще не дожили б до лета, не получи они помощь от… поморов, успешно зимовавших неподалеку и, в отличие от праздных государевых людей, еще и занимавшихся делом, то бишь заготовкой морского зверя. Вообще, Клокбай, согласно рапорту Немтинова, был регулярно посещаемым становищем, куда часто заходили русские промысловые суда. На берегу путешественники наблюдали во множестве всевозможную живность – от диких уток и гусей до тюленей, моржей и оленей, одного из которых застрелили. Как в этой ситуации, имея вдобавок избыточный запас продовольствия, военные умудрились потерять людей – не особо понятно.
Подобное наводит на некоторые мысли о сравнении государственной и частной эффективности в организации дальних экспедиций – дадим же этим размышлениям еще немного пищи.
Так, довольно сильное, по-видимому, впечатление на Екатерину и ее окружение произвела появившаяся в 1763 г. информация о плавании бота "Св. Иулиан", снаряженного на Камчатке за свой счет "компанией" купцов - И. Никифорова (Москва), И. Снегирева (Тобольск) и Н. Трапезникова (Иркутск), И. Буренина (Вологда), Г. и П. Пановых (Тотьма) и др. Столь широкая география происхождения предпринимателей, а равно и столь же широкая – нанятых ими мореплавателей – наводит на мысль о том, что Петр Великий отнюдь не был фантастом, желая видеть свой народ в дружбе с морем. Видимо, немалый потенциал подобного рода в России имелся – а жалобы петербургских правительств на отсутствие желающих служить на флоте свидетельствуют лишь о неумении этих правительств сделать морскую службу сколько-нибудь привлекательной для амбициозного человека.
На этом боте команда из 42 человек под руководством казака Нижнекамчатского острога С. Пономарева и посадского жителя г. Яренска С. Глотова вышла в море 2 сентября 1758 г. и вернулась после четырехлетнего плавания – когда все на берегу уже считали их погибшими. За это время мореплаватели обследовали Алеутские острова, открыли два из них (Умнак и Уналашку), составили уникальную карту берегов Камчатки, Чукотки, Алеутских и Командорских островов, а также части Аляски. Этим занимался П. Шишкин – посадский житель г. Тотьмы. Лишенная градусной сетки, эта карта, подправленая в Тобольске, была послана затем в Петербург – несмотря на неточности, это была первая карта тех мест, довольно долго затем использовавшаяся по прямому назначению за неимением лучшей.
Совершенно в духе путешествий Д. Кука, команда "Св. Иулиана" нередко вступала с туземным населением в довольно острые отношения, включающие вооруженное противостояние (у путешественников имелось целых пять ружей!) и взятие заложников. И, аналогично экспедиции Лаперуза, русские мореплаватели не пропустили возможность поучаствовать в "меховом бизнесе": на вновь открытых островах они "добыли" (охотой? или обложив ясаком местных жителей?) большое количество звериных шкур. Всем им был аккуратно составлен реестр, причем десятая часть в соответствии с законом была оставлена за казной. Позднее меха были доставлены в Иркутск, оценены и проданы, причем некоторые из них иркутские купцы оценить не отважились, так как подобных зверей прежде никогда не встречали… Вообще, экспедиция была удачной на удивление – из всего экипажа за четыре года погибло лишь три человека, причем один из этих трех был убит в ходе стычки с островитянами, а другой утонул. То есть цинга – смертельный бич экспедиций того времени – обошла команду "Св. Иулиана" стороной!
В своей реляции энергичный Сибирский губернатор Д. Чичерин, известивший Екатерину о состоявшемся путешествии, просил учредить особую комиссию для продолжения столь удачно начатых плаваний, причем характерно, что высокопоставленный чиновник выражается в том смысле, что инициативным купцам не стоит ни в чем мешать – морского офицера к ним имеет смысл приставить лишь пассажиром, дабы он мог вести аккуратный журнал наблюдений и составить карту по всей строгости научных требований. Впрочем, Чичерин также просил включить в такую комиссию и конкретное лицо – легендарного Андрияна Юрлова, участника Второй Камчатской экспедиции В. Беринга, имевшего опыт зимовки на Курилах и вообще едва ли не самого опытного моряка по части плаваний в Охотском море.
Власть в России обычно склонна ревновать к успехам инициатив, идущих снизу. Причина этой ревности незамысловата. Когда на местах по своей инициативе что-то предпринимают и добиваются при этом успеха, большим начальникам в столице становится трудно объяснить (царю, президенту, парламенту) зачем этому начальнику и его многочисленным помощникам платится очень высокое жалование – ведь результат получен без их участия. В подобной ситуации у столичного руководства имеется три варианта действий: а) примазаться к чужому успеху (как в нашем случае и поступил генерал Чичерин), б) задавить инициативу напрочь и в) включить чужие усилия составной частью в собственный крупный проект (как в нашем случае поступила Адмиралтейств-коллегия).
Впрочем, имеется некоторая разница: при посредственных правителях эта ревность приводит лишь к удушению подобных инициатив. При правителях более развитых следствием указанной ревности становится активизация власти с целью "переплюнуть частника" собственными инициативами, несоизмеримо большего масштаба. Иногда это идет на пользу делу – так, слава Богу, отчасти и произошло в 1764 году. Разумеется, и участники плавания на "Св. Иулиане", и новый Сибирский губернатор, радеющий об интересах державы, были поощрены, однако указом 4 мая императрица постановила организовать новую экспедицию исключительно силами государства – никаких тебе купцов и вольных сибирских людей здесь уже не предусматривалось: все было по-военному и возглавлялось капитан-лейтенантом П. К. Креницыным, произведенным в капитаны второго ранга и отправленным в Охотск, дабы возглавить… "Комиссию для описи лесов по рекам Каме и Белой", как из соображений секретности была названа экспедиция, имевшая истинной целью тщательную картографическую съемку и освоение новых островов в Тихом океане. В 1765 г. Креницын прибыл в Охотск, однако лишь два года спустя – в 1767 г. - переехал в Нижнекамчатск, откуда только в 1768 г. отправился на галиоте "Св. Екатерина" к Алеутским островам. (Чичерин в своей реляции предлагал осуществить следующее исследовательское плавание местными силами уже в 1765 г. – вот вам живое сравнение местной и правительственной расторопности и дееспособности.) Галиот добрался до острова Умнак, где в бухте Екатерины вынужден был зазимовать, так и не наладив сколько-нибудь сносных отношений с местными жителями. Во время зимовки Креницын потерял три четверти команды, умершей от цинги, и в конце июня 1769 г. возвратился в Нижнекамчатск. За это плавание его руководитель был произведен в капитаны первого ранга, однако год спустя, в июле 1770 г., он сам утонул в реке Камчатке.
Впрочем, корабли Чичагова, которые должны были, пройдя через Северный Полюс, соединиться с Креницыным в Беринговом море, хоть и не понесли потерь в людях, однако еще в меньшей степени справились с возложенной на них задачей.
