Президентские правозащитники констатируют: реформа полиции была неудачной. А граждане так и вовсе ее не заметили. Однако полицейское начальство считает, что со временем все будет хорошо. И здесь вопрос: а будет ли рисковать верховная власть что-то менять? Все-таки силовики — основа режима.
Реформа милиции/полиции по сути провалилась. По крайней мере, к такому приблизительно выводу пришли члены президентского совета по правам человека, заседание которого состоялось накануне. «Реформирование МВД носило преимущественно внутриведомственный характер, при этом гражданский контроль был в основном формальным, - отметили в докладе правозащитники. В переводе с официального языка на русский с учетом ведомственных практик такая формулировка означает, что реформа и не проводилась вовсе. Формальный характер контроля, по мысли правозащитников, - от себя добавим, что и реформа вообще носила формальный характер — привел к тому, что никакого доверия у населения новая полиция не вызывает. Тем более на фоне свежих скандалов с участием милиционеров, символом которых уже стала «бутылка из-под шампанского».
Президентские правозащитники предложили ряд вполне конкретных инициатив. Им кажется, что надо контролировать полицию извне и создать для этого какой-то отдельный орган. А департаменты собственной безопасности — вывести из-под влияния регионального полицейского начальства. По мнению члена совета по правам человека Кирилла Кабанова, нужно и вовсе реформировать правоохранительную систему в целом, если ограничиваться одной полицией — то это мало что даст.
Представители МВД, впрочем, провал признавать не хотят. По мысли высоких чинов из министерства — в частности ведомственного куратора реформы Сергея Булавина — надо дать ей время, чтобы показать себя. Отдельные ошибки, конечно, были — после татарского случая, гремевшего на всю страну этого даже в МВД отрицать не могут — но это проблема того, что «наука пока не располагает стопроцентными методами по выявлению маньяков». Но психологическая служба МВД, разумеется, делает все, что может и переаттестации просто надо дать время. То есть — ничего кардинально менять не надо.
Все идеи президентских правозащитников хороши, вот только нежелание полицейских чинов идти на серьезное реформирование рождает серьезные сомнения в возможности появления «новой полиции». Здесь дело даже не в том, что президентский совет по правам человека — в лучшем случае консультативный орган. Да и президент у нас уходит. Вопрос, скорее, в том, что для реальной реформы нужна серьезная политическая воля первого лица, а будет ли такая воля у нового президента — большой вопрос.
По данным февральского опроса «Левада-центра», преобразование милиции в полицию однозначно позитивно восприняли лишь 3 процента опрошенных. Еще 15 процентов отметили, что реформа скорее дала положительный эффект. Скептиков существенно больше: 29 процентов в принципе отказали реформе в каком-либо положительном эффекте. А уж на вопрос «хуже или лучше стала работать милиция/полиция в последнее время» ответ «ни лучше и ни хуже» дали более двух третей опрошенных — 72 процента. Так что никакого эффекта с точки зрения граждан от реформы не было.
Фокус еще и в том, что россияне убеждены: побороть беззаконие в полиции можно, только полицейское начальство этого делать не хочет. Согласно последним данным Фонда «Общественное мнение», так считает 38 процентов россиян. Еще 18 считает, что оно этого не только не хочет, но и не может. И это при том, что речь в опросе шла об откровенных экстремумах — опрос был посвящен как раз скандалу в Татарстане.
«Обновление и оздоровление правоохранительных органов» в своем отчете перед парламентом упомянул действующий премьер и будущий президент Владимир Путин. Говорилось об этом и в его предвыборных статьях. Однако диагноз системы, который ставят той же полиции граждане, правозащитники да и чиновники порой, говорит, что такое обновление вряд ли может быть достигнуто, если отдавать процесс преобразования преимущественно в руки самих реформируемых.
Вопрос, правда, в том, что именно силовики во многом являются становым хребтом нынешней политической власти. И в кадровом плане (многие крупные чиновники и во вполне гражданском секторе являются выходцами из силовых структур), и в смысле ограничения инакомыслия, и в плане контроля за бизнесом.
Силовики в их нынешнем качестве быть может и плохи и представителей верховной власти не устраивают. Но кто, если не ОМОН, будет разгонять протестующих, если будут протесты? И кто усмирит крупный и средний бизнес, если он вдруг решить «поиграть в политику» в условиях грядущей «либерализации»? Так что риски обидеть силовые корпорации наверняка перевесят соображения необходимости реформы силовых структур.
