27 августа 1827 г. одновременно с царским указом о проведении рекрутского набора (первого со времени вступления Николая Павловича на престол) было подписано решение императора расширить рекрутскую повинность на ряд новых категорий населения, плативших прежде вместо нее специальный налог. Одной из этих категорий были евреи Западного края – Украинских и Белорусских губерний, перешедших под скипетр русского императора в ходе разделов Польши в 1772-1895 гг.
Причин этому решению было, как водится, несколько, причем самого разного толка. В частности, была, как считают, причина сугубо экономическая: по инициативе министра финансов графа Е. Ф. Канкрина власти проводили довольно последовательную политику выдавливания мелких предпринимателей из экспортно-импортного бизнеса, особенно хлебного. Да и вообще из оптовой торговли. Предполагалось, что крупняк прилежнее платит налоги. При этом специфика региона, плохо различимая из петербургского кабинета министра финансов, состояла в том, что этими мелкими и средними купцами в подавляющем большинстве были евреи, а вот крупные торговцы – часто пришлые из внуренних губерний страны – в силу целого ряда объективных и субъективных трудностей, вовсе не спешили занять даже предварительно расчищенное имперским законодательством место. Итог был закономерен: рост числа разоренных евреев при снижении общей экономической активности территории и налоговых сборов. В самом деле – в начале XIX века евреи контролировали подавляющую часть экономической инфраструктуры Западного края и удар по ним значил разрушение этой инфраструктура, а как следствие – падение производства. Эту связь между торговлей и вообще инфраструктурой с одной стороны и производством с другой тогдашние экономисты, видимо, не особенно ощущали. Так, оборот крупнейшей в Западном крае Бердичевской ярмарки упал к 1843 г в 27 раз по сравнению с 1830: с 5833000 руб. до 212900 руб. (а ведь имела место еще и инфляция!).
И вот, одной из мер уменьшения еврейского влияния в экономике края и была рекрутская повинность – просто как способ уменьшить число евреев за счет наиболее перспективных в демографическом плане страт. Именно по этой причине правила набора в отношении евреев были ощутимо более жесткими, нежели в отношении православных. Так, если для вторых призывные возраста определялись вилкой 18-35 лет, то для первых – 12-25, евреям, в отличие от неевреев, не разрешалось выставлять вместо себя охотников, а норма "один рекрут на 500 человек" понималась и как "один рекрут от общины меньшей, чем 500 человек", чего не было в случае православных общин. Ощутимо более узким был для евреев и круг лиц, от набора освобожденных. Как бы то ни было, с тех пор и до конца существования российской империи – даже после замены рекрутского принципа формирования армии на призывной – доля евреев в личном составе превышала общую долю евреев в населении страны процентов на 20-25.
Однако, не только и, возможно, не столько экономика была во главе угла. Имелся и целый пучок идеологических мотивов, лишь одним из которых было принципиальное стремление создать условия, побуждающие иноверцев к переходу в православие. Имперская власть ощущала свою миссию по инкорпорированию различных этнических групп в российскую, если так можно сказать, общественно-государственную систему, и призыв принадлежащих этой группе лиц в армию воспринимался властью как одна из таких мер. Николай I вообще прилагал немалые усилия в тщании гомогенизировать в том или ином смысле население своей империи – включить его в однородную, простую и универсальную сословную систему. Это был, конечно, сизифов труд – но он был!
А кроме того, имперская власть движима была еще и пафосом окультуривания – то есть, как бы миссией организатора и эмансипатора населения. Ощущение этой миссии, столь ярко возложенной на центральную власть Петром Великим, столкнулось в Западном крае с довольно серьезным вызовом. Дело в том, что различные этноконфессиональные сообщества бывшей Речи Посполитой жили заметно более самостоятельной, сложной и ответственной жизнью, нежели таковые в "старых" российских губерниях. Центральная власть могла любоваться собой в качестве "единственного европейца" где-нибудь в Рязани, но вот чтобы делать это в Вильно, Минске или на Волыни нужно было специально постараться не замечать многое, что прямо-таки бросалось в глаза. Так, Г. Р. Державин после своих знаменитых инспекций евреев Западного края, много разглагольствовал о невежестве и необразованности еврейского населения, так и не заметив работающей без всякой помощи государственной власти общинной системы образования, более развитой, чем та, что имелась в России. И дело тут не в малообразованности великого русского поэта, а в пафосе Века Просвещения, который вполне способен был застить глаза впечатлительным натурам. Как бы то ни было, призыв в армию мыслился властями и как некий инструмент окультуривания населения, повышения его образовательного уровня. В "коренных" губерниях это было безусловно так, а вот в случае практически поголовно грамотного еврейского населения Западного края окультуривающая миссия армии если и имела место в принципе, то с очень серьезными оговорками.
Надо сказать, что впервые вопрос о массовой службе евреев в русской армии был поднят гораздо раньше – едва ли не вскоре по присоединении края к империи и начала формирования имперской политики относительно населявших край этноконфессиональных групп – в том числе евреев. Процесс формирования этой политики был весьма сумбурным – хотя бы в силу трудности самого целеполагания, а также очень низкой степени осведомленности русских властей в том, как построена и происходит жизнь евреев (да и неевреев) на территории бывшей Речи Посполитой. Власти долго колебались, рассматривать ли евреев как единое сословие или же раскассировать их по разным, признавать ли их существующее самоуправление и религиозные структуры или не признавать, насаждая новые, сохранять ли права и привилегии польских времен, какую позицию занимать в спорах между самими еврейскими группами (хасидов, миснагидов и пр.), как относится к языковой ситуации в еврейской общине.
На это, понятно, накладывались всяческие предубеждения вроде того, что занятия торговлей и вообще предпринимательством – есть паразитизм и то, что значительная доля еврейского населения зарабатывает торговлей и работой в сфере обслуживания населения (включая кустарное ремесло, где евреи во многих местах доминировали) – признак неправильного состояния еврейского народа. С конца XVIII века шла довольно активная дискуссия с имперскими властями при участии разного рода еврейских представителей, причем именно со стороны евреев впервые прозвучало предложение распространить на них общие правила воинской службы, однако вместе с соответствующими правами, как то – выслуживаться в офицерские чины, получать личное и потомственное дворянство, владеть крепостными и т.д. Правительство не пошло на это, приняв, напротив, целый ряд законодательных ограничений, включая знаменитую "черту оседлости" – запрет евреям свободно проживать на территории империи за исключением прямо перечисленных мест. Тем не менее, начало XIX века считается довольно удачным временем в истории евреев России. Особенно период после войны 1812 г., в ходе которой, несмотря на постигшее их сильнейшее разорение в ходе боевых действий, евреи продемонстрировали на деле лояльность имперским властям, за что, так или иначе, были вознаграждены правительством.
Надо сказать, что и до 1827 года евреи служили в русской армии– есть целый ряд свидетельств на это счет (например, Дениса Давыдова), причем в большинстве случаев эти самые евреи служили как раз в легкой кавалерии – гусарах и т.д. Что вполне понятно: традиционно гусарские полки формировались в Малороссии, т.е. в местностях наиболее близких к районам проживания евреев. Однако это были добровольцы, немногие числом – вступили они в армию по собственной инициативе, а стало быть, армия не обязана была предоставлять им какие-либо специальные условия службы. Иначе обстояло дело в случае массового рекрутинга лиц иудейского вероисповедания (именно таковые понимались в Российской империи как евреи): специфика этой веры требует соблюдения особых бытовых практик, трудно совместимых с иным образом жизни. Так евреи должны соблюдать определенные ограничения питания (употребление кошерных продуктов, раздельное приготовление мясных и молочных блюд и т.д.), а также быть свободны с вечера пятницы по вечер субботы от каких-либо работ. Кроме того, верующему еврею необходимо общение с раввином, посещение синагоги, общая молитва и т.д. Лишить рекрутов всего этого в те времена не только казалось немыслимой жестокостью (даже при всей неприязни властей к иудаизму и вообще отличным от православия исповеданиям), но и противоречило некоторым важным принципам имперского строительства. А именно – убежденности в том, что каждый человек должен тщательно, хоть и "без излишнего фанатизма" (любимое выражение российской администрации при обсуждении вероисповедальных материй) соблюдать требования своей веры – если только она относится к списку терпимых в империи исповеданий. Иудаизм к таковым относился и потому власти не могли, скажем, массовым порядком насильно крестить евреев в православие – так, как позднее они поступят, скажем, с белорусскими униатами и католиками: приходилось создавать условия.
Однако, российские власти в гуманитарных аспектах своей деятельности, что называется, всегда выдерживают стиль. То есть, в первые годы призыва евреев на воинскую службу по части обеспечения евреям условий для религиозной жизни была полная неразбериха: центральная власть не удосужилась выпустить на этот счет сколько-нибудь исчерпывающих распоряжений, а военные власти на местах (то бишь, в гарнизонах) самостоятельно принять решение об обеспечении особых условий для части младших чинов, понятно не могли. И не обеспечили, что, однако, вызвало довольно сильный протест еврейского населения, старавшегося не прерывать связи с рекрутами. Инстанции буквально засыпали прошениями и вопросами – что было принципиально новым явлением для военных властей империи, привыкших к тому, что рекруты воспринимаются отстегнувшими их общинами как отрезанный ломоть. В общем, здравый смысл победил и за евреями в царской армии все-таки закрепилось право на минимальный набор условий соблюдения религиозных предписаний. В том числе, через посещение в субботу синагог, возможность на регулярной основе общаться с гражданскими единоверцами.